Дмитрий Силлов - Закон клыка

Ознакомительный фрагмент

Кстати, я тоже довольно быстро вырубился, несмотря на ноющую боль во всем теле. Как в мягкую, темную перину провалился. Раз – и дрыхну. Кайф… Причем сплю, и осознаю что сплю. Странное ощущение. Будто одна часть меня спит, а вторая за ней наблюдает. За ней, и за тем, что разворачивается там, вдали, откуда мы пришли… Возле темной и мрачной громады Саркофага, над которым словно суставчатый, высохший палец трупа, указывающий в небо, застыла знаменитая вентиляционная труба, спиленная людьми и восстановленная Зоной.

Я видел, как стремительно сгущаются сумерки, обволакивая Саркофаг темной пеленой ночного тумана. Так всегда бывает в Зоне. Стоит только солнцу приблизиться к горизонту, как свинцовые тучи становятся заметно плотнее, будто живые существа, стремящиеся поглотить, сожрать, уничтожить последние лучи живого света.

Неподалеку от Саркофага маячила свежая сталкерская могила – простой крест из двух досок, на одной из которых еще можно было разобрать глубоко врезанную в дерево лаконичную надпись «Призрак». И все. Имени нет – не знал я его, когда вырезал на кресте короткое прозвище убитого. Даты рождения – нет, я ее тоже не знал. Как и дату смерти. Понятия не имею, какое это было число, когда я убил Призрака – я уже давно не смотрю на календари, путешествуя между мирами.

Громоздкая тень вентиляционной трубы почти коснулась свежей могилы, когда из вечернего тумана, окутывающего Саркофаг, появился силуэт человека в черном просторном балахоне.

Любой суеверный ловец удачи, завидев подобную фигуру в такое время, постарался бы поскорее ретироваться. Откуда-то я точно знал: с некоторых пор по сталкерским барам ходили слухи, что в центре Зоны темными вечерами бродит сама Смерть, принявшая обличье Темного сталкера. Стрелять в него бесполезно, убить – нереально. А самому сгинуть без вести после встречи с этим чудовищем – проще простого.

Зловещая фигура медленно приблизилась к холмику с крестом и долго стояла рядом, сама похожая на могильный памятник. Лишь когда последние тусклые лучи солнца коснулись надписи, глубоко врезанной в почерневшую от времени доску, воздух Зоны разорвал жуткий, нечеловеческий вой, полный настоящего, человеческого горя. Вой, окончившийся словами, хриплыми, словно карканье ночного ворона:

– Клянусь, я отомщу за тебя, брат!!!

А потом фигура повернулась, словно почувствовала мой взгляд. И в темной глубине капюшона, наброшенного на голову жуткого сталкера, я увидел глаза, горящие лютой ненавистью. Нечеловеческие глаза без зрачков, яркие, словно белые фонари, отблеск которых позволял хорошо разглядеть лицо под капюшоном. Застывшее, неестественно неподвижное, словно отлитое из зеленоватого металла…

– Я найду тебя… – шевельнулись тонкие губы, и зловещий шепот кошмарного существа, казалось, ледяной иглой вонзился мне в самое сердце.

Я невольно вздрогнул – вернее, вздрогнул Снайпер, спящий где-то в лесу, километров за пять от той могилы…

И тут же видение пропало. Ночная темень накрыла его, смазала, словно плохо нарисованную картину, растворила в себе без остатка и жуткую фигуру, и могилу, и Саркофаг за ней. Больше не было ничего, кроме ночи – и меня, утонувшего в ней полностью, как в перине, уже забывшего о страшном видении, как забывает любой из нас о кошмаре, случайно увиденном в первой фазе сна.

Дальше я спал без сновидений, и проснулся лишь когда первые хилые лучи солнца, пробившись сквозь корявые ветви деревьев, мазнули по моим векам. То есть, выспался от души, что в Зоне случается нечасто.

А еще нечасто случается нашему брату проснуться – и понять, что у него ничего не болит. То есть, вообще ничего. Ни кости не ломит от спанья на голой земле, ни старые раны не ноют, и даже вечной изжоги нет, нажитой постоянным употреблением в пищу консервированных продуктов. На эту тему даже древний прикол по Зоне ходит: если сталкер проснулся утром, и у него ничего не болит, значит ночью его съели.

Тем не менее, я был вполне себе живой. Только на лице мешалось что-то. Я смахнул это «что-то» ладонью – и на землю осыпались сухие, скукоженные листья подорожника.

Вот оно что… Получается, за несколько часов волшебная комбинация из слюней шама и сока местного сорняка-мутанта излечила все мои раны и ушибы! Надо же… Значит, чудеса все же случаются порой. Но на то она и Зона. Правда, гораздо чаще в ней происходит обратное: забили мужика насмерть, или банально пристрелили. Без всяких чудес.

Внезапно мои размышления о бренности бытия прервал чей-то стон, раздавшийся неподалеку. Первой мыслью, промелькнувшей в моей голове, было: «Фыф! В какую-нибудь передрягу попал, блин!»

Излишне объяснять, что мчался я на тот стон быстрее собственной мысли.

И оказалось, зря.

То есть, не совсем зря, но вполне можно было особо не торопиться. Прогуляться по лесу, меж деревьями, утром почти что не светящимися, и с виду практически обычными дендромутантами, которые в Зоне встречаются на каждом шагу. А в конце этого моциона увидеть такую картину: Фыф сидит на корточках, задумчиво жуя травинку, а перед ним распростерлось тело на первой взгляд в такой же кондиции, в которой я был прошлым вечером. То есть, изрядно побитое, и вдобавок еще с широким порезом на плече. Странно, но открытая рана не кровоточила, хотя я видел, насколько сильно был пропитан кровью полуоторванный рукав куртки, что была на раненом.

Лицо несчастного тоже было все в крови, но седой висок грязной шевелюры показался мне знакомым. Обалдеть. Неужто местные сталкеры-дуболомы перепились настолько, что подняли руку на бармена?..

– По ходу, этот тот самый барыга. Как его? Седой вроде, – подтвердил мою догадку Фыф. – Нехило его отделали. Вон за ним аж кровавый след по траве тянется. Дополз досюда, и отрубился.

– Не помер? – поинтересовался я без особого интереса. Бармену было до лампочки, что с нами будет, когда нас выведут во двор. Так что мне с какой радости теперь за него переживать?

– Нет пока, – сказал Фыф. – Я ему в рану плюнул, чтоб кровь остановилась. И в побитую рожу тоже.

– Последнее из человеколюбия, надеюсь? Ну, чтоб раны затянулись, и все такое?

– А как же, – мстительно проговорил мутант, прищурив единственный глаз. – Я вообще альтруист и большой любитель подставлять свои щеки под звездюлины.

– Под них лучше лоб подставлять, чтоб бьющий руку себе сломал, – порекомендовал я.

– А то я без тебя не знаю, – сплюнул Фыф, на этот раз – в траву. – Я ему не дал загнуться исключительно ради того, чтоб ты его допросил.

– А сам никак?