Битва за надежду - Алекс Хай

Мы прибыли к Малому Эрмитажу. Гвардейцы проводили Марину к входу, а я задержался, выходя из машины. На балкон второго этажа вышел человек, которого я уже и не ожидал увидеть в этот час — великий князь Фёдор Николаевич.

Он смотрел на меня сверху вниз, и я дежурно его поприветствовал:

— Ваше императорское высочество.

Великий князь на мгновение задержал взгляд на мне, затем сказал:

— Зайди ко мне, Алексей. На чашку чая.

Это был приказ, а не предложение. Я ответил:

— Благодарю, сейчас.

Я пересёк внутренний двор, поднимаясь по ступеням Малого Эрмитажа. Навстречу мне уже спешил слуга, чтобы проводить в кабинет князя.

Кабинет оказался величественным, как и все в комплексе Зимнего дворца: массивный письменный стол из красного дерева, резные шкафы с антикварными книгами, богатые ковры, гобелены на стенах. Освещение было приглушённым, но мягким, создавая атмосферу старинного уюта. Но атмосфера оставалась какой-то мрачной и гнетущей.

Фёдор Николаевич жестом указал мне на кресло у камина. Сам же принялся мерить комнату шагами. Он выглядел сосредоточенным, но не раздражённым.

— Дорогой племянник, — начал он, не глядя на меня, — Я замечаю, что ты слишком часто появляешься в Александровском дворце, куда я специально отправил императора, дабы оградить его от светского общения до заключения комиссии. Что тебе там нужно?

Я улыбнулся.

— Я навещаю великую княжну Софию Петровну, дядюшка. Ей скучновато зимой в Александровском дворце.

Видимо, мой оскал получился слишком уж наглым. Лицо дядюшки перекосилось в гневе.

— Я не давал тебе на это разрешения!

Я пожал плечами.

— Мне оно и не требуется. София Петровна — моя родственница, мы встречаемся в присутствии третьих лиц, и ее чести ничего не угрожает. А что до разрешения вашего императорского высочества… София уже совершеннолетняя, она имеет собственный двор и вправе выбирать гостей.

Дядюшка застыл, пораженный моей хладнокровной дерзостью.

— Как быстро ты обнаглел, племянник, — прошипел он. — Однако, как глава Дома, я имею право знать, что ты делаешь в гостях у моей племянницы.

— Знаете, у меня скверно выходит мазурка… И дражайшая кузина любезно согласилась преподать мне несколько уроков. При свидетелях, разумеется. Впрочем, мне их жаль. Я как партнер по танцу — зрелище не самое чарующее…

— Ты смеешь издеваться надо мной, Алексей⁈

— Что вы, дражайший дядюшка! — Я театрально приложил руку к сердцу. — Как вы могли подумать обо мне подобное⁈

— Я прекрасно осведомлен, что ты учишь государя магии, Алексей. Без моего на то разрешения.

— Ему и не нужно ваше разрешение, — отрезал я. — Он в здравом уме и доброй памяти, способен концентрироваться. А силу никуда не денешь. И ему необходимо как можно скорее научиться ею владеть. Или вы снова собираетесь травить его тем затейливым препаратом, раз упрятали подальше?

Я чувствовал, как дрожала тонкая грань терпения. Великого князя Федора Николаевича всегда считали человеком сдержанным, холодным, но сейчас в его глазах, в каждом напряженном жесте проступала неуверенность. Не страх — он был слишком горд для этого, — но смятение, замешанное на гневе.

— Какой еще препарат, Алексей? — голос его был ровным, но внутри этого ровного тона сквозило раздражение. — Государь получал все предписанные лекарства, согласно протоколу лечения. В этом не было никакого заговора.

Я стиснул зубы, ощущая, как по коже пробегает волна раздражения. Он все отрицал, ну конечно. Не хотел говорить. Но меня это не остановит.

— Прекратите, ваше императорское высочество, — мой голос прозвучал жестче, чем я ожидал. — Вам не удастся так просто отвертеться.

Федор Николаевич посмотрел на меня, прищурив глаза.

— Отвертеться? От чего? Ты ведешь себя как безумец, Алексей. Думаешь, я подсовывал яд государю? Ради чего? Ради трона? — он горько усмехнулся. — Если бы я хотел избавиться от него, я просто позволил бы ему умереть тогда, когда он был еще ребенком.

Но я уже не слушал. Внутри все кипело. Я не просто слышал его слова — я чувствовал их. А вместе с ними — ощущал, что он пытается скрыть что-то. Я не был профессиональным психоэфирным магом, но моя сила, ранг Черный Алмаз, была способна подчинять, ломать, вытягивать правду. Даже у алмазника со стажем вроде дядюшки.

Я поднял руку, позволив магии свободно течь по венам. Сила заклубилась в воздухе, замерцала синими всполохами. На лице великого князя мелькнула тень тревоги. Он понял, что я собираюсь сделать.

— Что ты задумал? — он напрягся, едва заметно сместив центр тяжести, готовясь к обороне. — Как ты смеешь? Я — представитель императорского рода…

Но я был быстрее.

Оковы магии сомкнулись вокруг него. Великого князя Федора Николаевича, человека, которого уважали и боялись, скрутило в едва видимых силовых узах. Он дернулся, пытаясь вырваться, но моя магия была сильнее. Она жгла, впивалась в него, словно хищное существо, подчиняя своей воле. Я видел, как его зрачки расширились от осознания.

— Это… — он сделал резкий вдох. — Это магическое воздействие! Государственная измена! Тебе это не сойдет с рук, щенок!

— Это допрос, — резко оборвал я. — И если вы, дорогой дядюшка, не хотите, чтобы завтра ваше бездыханное тело выловили рыбаки из Невы, то скажете мне правду.

Он сжал зубы, побледнев от напряжения.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Я медленно достал из-за пазухи бумаги. Те самые документы, что мне передала Марина. Формулы, анализы, подтверждения — доказательства, что этот препарат давали государю. И что его невозможно было создать в империи.

И бросил бумаги перед ним.

— Препарат, содержащий аномальную энергию. В связке с такими веществами, что у государя чудом вообще сохранился разум! Вы, дядюшка, передавали это Миниху. Лейб-медик сам признался. Лично мне и государю. Вы велели Миниху поить этим императора. Игры кончились, пора признаваться и вам.

Федор Николаевич замер, даже не ощущая жжения от стянувших его энергетических пут. Он посмотрел на бумаги, затем на меня, и в его взгляде было столько искреннего непонимания, что я на мгновение засомневался.

— Я никогда ничего не передавал Миниху. Уж точно это не были препараты! Это какая-то ошибка. Это… — он гневно посмотрел на меня. — Кто тебя надоумил? Скажи, Алексей, кто пытается вбить клин в нашу семью?

Я не поверил.

— Мы вычислили все еще в Старой Ладоге, — холодно ответил я. — Миних признался. Он пятнадцать лет поил императора этим