Олег Таругин - Перезагрузка. «Бывали хуже времена…»

– Ладно, лейтенант, полагаю, друг друга мы поняли. Что дальше делаем?

– Надо б сообщить, что документы захвачены… – неуверенно предложил разведчик.

– Сдурел? – Дмитрий удивленно приподнял бровь. – Рядом с этими?! Нас в два счета запеленгуют да тепленькими и возьмут.

– Нет, конечно! Нужно отойти в сторону и связаться. Потом сменить направление и уже уходить.

– Слышь-ка, разведка… А вот скажи, на хрена время терять? Если я правильно понимаю, свое задание вы всяко выполнили, пусть и с моей помощью. Но это никого, кроме меня, не волнует, в общем-то. Значит, уходить нужно, и чем скорее, тем лучше.

– Так-то оно так… – кисло согласился Иван. – Но у нас сеанс связи через час.

– И чего? Это настолько принципиально?

– Принци… чего? – неожиданно не понял лейтенант, и Захаров мысленно себя обругал. Вот и опять наступил на те же грабли! Идиот! Ну откуда у двадцатилетнего ветерана-танкиста возьмется подобный лексикон и манера говорить?! А ведь, если они благополучно пересекут фронт, разведчик в своем рапорте обязательно припомнит странные словечки и обороты речи непонятного танкиста. Может, и шутку про ежика и голую задницу тут еще не придумали? Хотя в тот момент ее восприняли вполне адекватно. Блин… ну вот говорил же самому себе, что он определенно неправильный попаданец и за языком следует следить!

– Принципиально – это значит, ну, «важно» там. Короче, то, что трудно изменить. Просто русский у нас в школе училка такая преподавала… интересная. Из бывших, но сочувствующих, в общем. Чуть ли не графиня, или, там, баронесса, я в таком не разбираюсь. Вот и нахватался словечек. Разок даже особист прицепился, в сорок втором дело было, «откуда, мол, словечки умные знаю, мол, с анкетой не сходится». Угу, шпиона нашел. А что?

– Да ничего, – вполне искренне пожал тот плечами. – Слышать слышал, да значения не знал. Какой из тебя шпион, с такой-то рожей. А насчет связи? Не могу я его пропустить. Принципиально не могу, как ты выразился. Ты, кстати, курить не хочешь? Если во-он туда отойти, где дерево поперек завалилось, ни один наблюдатель дыма не засечет.

Намек оказался настолько наивно-неприкрытым, что Дмитрий едва не рассмеялся. Однако, взяв себя в руки, кивнул с самым серьезным выражением лица:

– Ну, пошли, подымим, – демонстративно отложив в сторону автомат, он двинулся следом за разведчиком, на ходу доставая портсигар.

Закурили, и Иван, не дожидаясь вопроса, негромко сообщил:

– Слушай, ты извини, танкист, но можно все-таки документы поближе посмотреть? Не обижайся, Вась, но вот….

– Да смотри, какие проблемы? – пожал плечами Захаров. И просто протянул полевую сумку.

Разведчик, выложив трофейные бумаги на землю, несколько минут изучал их, старательно морща лоб, затем поднял голову:

– Не врешь, стало быть. Правильно все.

– А ты что, по-немецки разумеешь?

– Да не шибко, но нам примерно объяснили, что именно должно быть.

– Ну и?

– Сказал же, нормально. Это именно они. Ты не соврал.

– Да и не думал, в общем-то. Так что, уходим вместе? – Захаров аккуратно убрал бумаги в сумку и застегнул, протянув фиксирующий ремешок сквозь металлическую петельку. Перекинул через плечо ремень.

– Конечно, как иначе?

Разведчик хмуро наблюдал за манипуляциями Дмитрия. Оно, в принципе, вполне понятно: обидно, когда кто-то перехватывает твою добычу, но уж так вышло, извини, разведка. Но он, Захаров, в смысле, вовсе не собирается ни с кем делиться честно уворованным трофеем. Коль уж он окончательно поверил, что попал в прошлое, значит, стоит подумать и о том, как в оном прошлом легализоваться. Нет, для всех он по-прежнему мамлей Василий Краснов, тут вопросов не возникнет. А если покойный Балакин и заметил некое различие в поведении и манере разговора своего командира до и после переноса сознания (замечал, чего уж там, Дмитрий несколько раз его взгляды, не то удивленные, не то подозрительные), то он уже никому об этом не сможет рассказать. Да и не стал бы, скорее всего, сначала б сам попытался осторожно выяснить, что с командиром, – Николай мужик правильный… был.

– И даже про сеанс связи не станешь нудить?

Помедлив несколько секунд, разведчик качнул головой: «Не стану, мол».

– Да не переживай ты, – Дмитрий усмехнулся, легонько хлопнув собеседника по камуфлированному плечу. – Конечно, в ваших делах я не шибко соображаю, но ведь наверняка имеется и запасное время выхода на связь, а то и не одно? Вот тогда и отправишь свою весточку. А сейчас никак, сам ведь понимаешь.

– Ладно, хватит, – буркнул тот. – Все я понимаю. Как уходить будем? Все-таки ночи дождемся? Или засветло рискнем? – Разведчик вытащил карту, разложил на колене: – В принципе, я пока об этом не думал, но если прикинуть… Лучше, наверное, по темноте. Вот смотри, – он ткнул пальцем в ничего не говорящую Захарову условную пометку:

– Вот «коридорчик», по которому мы сюда прошли. Здесь лес почти до самых наших позиций доходит… ну, по крайней мере, доходил, когда мы в поиск уходили. А вот примерно в километре севернее заброшенная дорога, видишь? Когда-то тут деревенька была, но сейчас ее уже нет. Если еще засветло дать по лесу кругаля, то в аккурат на эту дорогу и выйдем. И уж по ней к своим рванем. Как считаешь?

Дмитрий пожал плечами:

– Вань, я вообще-то танкист, а танки по лесу обычно не ездят, так что тебе виднее. Если считаешь, что так и лучше, и безопаснее, значит, пойдем к этой деревне, – вглядевшись в карту, он добавил: – Кстати, ты спрашивал, где самолет грохнулся? Смотри, вот это место. Отметишь?

– Ага, – лейтенант поставил на бумаге очередную непонятную пометку и собрался убрать карту.

– Погоди, дай место запомню.

– А тебе зачем? – быстро взглянул на него разведчик.

– Да ребят своих я там похоронил. Если выживу, вернусь после войны, найду. Чтобы все по-людски было.

– Понятно… – Иван смущенно отвел глаза. – Я вот тоже уж скольких мужиков потерял, а где их могилки, и не знаю. Особенно тех, кто в прикрытии оставался, пока остальные через фронт уходили. Может, так и лежат, кто в лесу, кто в болоте…

– Давно воюешь, Вань?

– Прилично уже, почти полтора года, – с гордостью ответил тот. – А что?

– А я с июля сорок первого. Если еще и до лета доживу, полных три года будет. Всякого насмотрелся. И погибших своих тоже не всегда похоронить мог. Да и что там хоронить, если танк сгорел или укладка рванула, не пепел же? Вот такие дела…

– Ого! – лейтенант округлил глаза. – Ниче ж себе! А еще говорят, ваша братия больше пары-тройки боев не живет.

– Правду говорят, – серьезно кивнул Захаров. – Но мне пока везет. Да и от выучки экипажа многое зависит, и от машины. Хотя, ежели начистоту, я больше полугода в госпитале отдыхал. Короче, все, хватит базарить. Что решаем?