Огни над волнами - Андрей Александрович Васильев

изрядно подросло, причем не столько в рост, сколько… Даже не знаю. Вширь? Проще говоря, у него добавилось ветвей, ствол стал толще и крепче, а лепестки цветка потеряли мягкость и затвердели, как ореховая скорлупа, так что теперь, когда Фил был чем-то недоволен, он издавал отчетливое цоканье. И вообще, это был уже не цветок, а какой-то клюв. Хотя, может, это он не от заклинания так окреп, а оттого, что я его время от времени подкармливал своей кровью.

Став более крепким, Фил обзавелся еще и некоторой наглостью, видимо, рассудив, что теперь с ним должны считаться. Он таскался по дому, лез всем под ноги, недовольно щелкая клювом, когда ему наступали на корешки, и устраивал охоту на мышей, выгоняя тех из подпола на свет, что вызывало гнев и пронзительные вопли девушек. Ну вот боялись они мышей. Ничего не боялись, а мышей боялись.

Филу же на их вопли было плевать. Ему вообще никто был не указ, кроме Ворона, которого он побаивался, Геллы, которой он симпатизировал, и меня. Да и то он, скорее, ко мне прислушивался, чем подчинялся.

Так вот — даже это строптивое существо сегодня как-то опустило листья и притихло.

Хотя с чего радоваться? Мы все слышали разговор магов, нам всем было ясно, что легкой жизни ждать не приходится. И еще кто-то всерьез задумал проредить нашу компанию.

Правда, чего печалиться, по крайней мере, мне? Я вообще живу взаймы, мне смерть кредит еще когда открыла, и ничего — цел до сих пор. Пока ты жив — ты не умер, а все остальное зависит от тебя. Слова, конечно, расхожие, из тех, что рекрутеры молодым деревенским дуракам-парням на рынках говорят, когда тех в королевские роты вербуют, но правильные же? Весь мир вокруг против таких, как мы, это нам стало понятно уже давно, и ждать чего-то другого было глупо. Все тот же мастер Гай не раз и не два говорил мне: «Благодушие и самоуверенность — вот главные враги мага. Тот, кто не готов дать отпор в любую минуту, уже мертв». Ворон подобного напрямую не говорил, но он нас готовил именно по этому принципу. Да и вся жизнь до того у меня была такая же.

Кстати, интересно, а кто выйдет победителем из схватки, если мастер Гай и Ворон сцепятся не на жизнь, а на смерть? Я вот затрудняюсь дать ответ.

Против наших предположений, совещание военного совета закончилось быстро, даже солнце не успело сесть. Мы, если честно, настроились на долгое и выматывающее ожидание, в процессе которого и разговоры не ладятся, и настроения нет. Ну а как по-другому? Все-таки наша будущность решается, шутка ли. Одно дело — при лекарском обозе состоять и тихонько следовать с ним в арьергарде, оказывая помощь раненым, и совсем другое — города штурмовать. Как магам, нам в этом занятии грош цена, вот только поди объясни воякам во время боя, что ты подмастерье второго года обучения и потому не можешь одним ударом пролом в крепостной стене сделать. Просто не умеешь. Они разбираться не станут, огреют по голове чем-нибудь тяжелым, а потом все спишут на противника. Или того хуже — притащится брат-ищейка из ордена Истины, обвинит тебя в измене и потворстве врагу, после кликнет братьев-экзекуторов, и они все вместе запалят веселый костерок. Так сказать, все радости сразу. И мага сожгли, и Праздник встречи весны для остальных устроили.

А может, для того все это и задумано? Только обвинят в измене не нас, а Ворона? Не подобрались с одной стороны — с другой зашли, просто использовали войну как повод? Надо с Гарольдом по этому поводу пошептаться.

Но этого я сделать не успел — как и было сказано, Ворон быстро вернулся.

— Что, заждались? — сразу сказал он, только войдя в дом и ногой оттолкнув выбежавшего ему навстречу Фила. — Печально, но порадовать нечем. Все не очень хорошо. Не сильно плохо, но и не хорошо.

— Мне как-то не по себе. — Луиза потерла шрам, появилась с недавних пор у нее такая привычка. — «Не хорошо» в вашем понимании — это «ужасно» в нашем.

— Де ла Мале, ты меня сейчас удивила. — Ворон снял шубу и бросил ее на лавку. — За тобой вроде никогда не числилось особой впечатлительности.

— Так война, — обвела рукой вокруг себя Луиза. — Что вы хотели? Я до того в подобных мероприятиях не участвовала. Разве что турниры с трибун смотрела.

— Ты не прибедняйся, — посоветовал ей Ворон. — Прошлым-то летом, а? То-то. И вообще, как раз вам, милые мои ученицы, беспокоиться не о чем. Почти не о чем. Вас придают лекарям, присматривать за вами там будет Бернардо Стокс, мой знакомец, милейший человек. Я с ним уже перекинулся парой слов.

— Сразу столько всего пугающего, — не удержался я. — Вы о ком-то сказали хорошо, и это вот «милые мои ученицы». Брр… Мне как-то совсем страшно стало.

— Пугливые вы какие, — привычно, а потому успокаивающе рыкнул на меня Ворон. — Нервные. Передержал я вас в замке, разнежил. Ладно, кончится этот бардак, непременно прогуляюсь с вами к горе Штауфенгрофф. Там место хорошее, проклятое, по весне в тех краях много нечисти бродит, на всех хватит. А уж какие там кладбища — с туманами, с неупокоенными мертвецами, с могилами ведьм, где перестоявшая сила бродит! Вот и будете у меня поодиночке их исследовать, из южного конца в северный ходить по ночам. Или из восточного — в западный. Страшно им. Это жизнь, в ней нестрашного вообще ничего нет, кроме смерти. Даже рождение — и то страшным было. Вас всех матери рожали в муках и со страхом, что вы мертвыми на свет вылезете.

— А смерть? — спросил Эль Гракх. — Почему она нестрашная бывает?

— Потому, что случается только один раз, — буркнул Ворон, садясь на лавку и доставая трубку. — И иногда ты даже можешь выбрать, как тебе умереть. А когда ты знаешь, как умрешь, то жить становится куда как спокойнее. Ладно, это все разговоры на отвлеченные темы. Что будет с девушками, я сказал. Теперь вы.

Он махнул рукой, давая понять, что речь идет о юношах.

— Значит, так. Эти… — Ворон пожевал губами, подбирая слова, — стратеги… Да, пожалуй, так — стратеги. Так вот, они решили раздать вас по отрядам.

— То есть? — потряс головой Жакоб. — Это