Осколки протокола. Иллюзия контроля - Юрий Александрович Уленгов

И этой матке совсем не понравилось. Заревев, она бросилась в атаку.

Медленная, тяжелая, но невероятно мощная. Лапы громыхали по бетону, сотрясая пол под ногами. Один удар такой лапой может раздавить человека в лепешку, размазать по стене. Она тяжело прыгнула, преодолев за раз несколько метров, и, заорав, взмахнула лапами.

Сразу несколько шипов сорвались с щупалец, от одного я увернулся, еще один ушел куда-то в молоко, а третий отразил фазовый щит. Опрыгнув назад, я снова открыл огонь, на этот раз целясь в тело, туда, где панцирь должен быть тоньше. Попал. Несколько пуль пробили хитин, ушли глубоко в раздутую плоть. Из ран потекла темная вязкая жидкость толстыми струями.

Но матка даже не замедлилась. Продолжала атаку, будто ран вообще не замечала.

Два щупальца дернулись одновременно — резким хлестким движением сверху вниз. Шипы вылетели почти синхронно.

Я увидел их краем глаза, бросился на пол, проехался на боку по слизи. Один шип пролетел над головой со свистом, второй царапнул плечо бронежилета — не пробил защиту, но скользнул по поверхности, оставив глубокую царапину на пластике.

Слишком близко. Опасно, блин!

Хаунд продолжал выть не переставая, бегал вокруг выползшей в центр холла матки широкими кругами и отвлекая ее внимание. Она металась между ним и мной, не могла сфокусироваться на одной цели, теряла драгоценное время.

Я вскочил на ноги, выстрелил в непонятно откуда взявшегося обычного мутанта, который лез на меня слева. Развернулся к матке, снова открыл огонь, целясь в брюхо, но она держалась. Живучая, как проклятый танк.

Магазин опустел, затвор лязгнул. Я стремительно перезарядился, отмечая, что это последний полный магазин. Была еще парочка разряженных наполовину, но я даже не помнил, где именно они у меня находятся. И искать их точно будет некогда.

Матка развернулась ко мне всем телом, рванулась снова — быстрее, чем я ожидал от такой громадины. Я не успел среагировать вовремя. Одна из лап ударила меня по корпусу, отбросила к стене. Я врезался спиной в бетон, воздух вышибло из легких моментально, в глазах потемнело, а из глаз натурально посыпались искры.

Матка нависла надо мной, открыла челюсти максимально широко, собираясь откусить мне голову. И в этот момент хаунд с яростным рычанием вцепился ей в заднюю лапу. Тварь взвизгнула неожиданно высоко, дернулась всем телом, и развернулась в сторону нового раздражителя, отвлекаясь от меня.

И я воспользовался драгоценными секундами, подаренными мне собакой.

Рванув из разгрузки осколочную гранату, я активировал взрыватель и засунул ее прямо под раздутое брюхо — туда, где хитин был пробит пулями, где зияли рваные раны, где текла жидкость.

Оттолкнулся от стены ногами, вскочил, и, чудом избежав удара когтистой лапой, рванул в сторону. Поднырнув под еще одной конечностью, я схватил хаунда за ошейник и потащил его за угол, в боковой коридор.

Взрыв.

Глухой, мощный, оглушительный. Матка заревела — настолько чудовищно, что от звука, кажется, пошатнулось здание. Встав на ноги, я вскинул «Каратель» и медленно вышел за угол.

Брюхо твари разорвало на части, внутренности вывалились наружу потоками — личинки недоразвитые, извивающиеся, какая-то слизистая органическая масса…

Но она все еще была жива. Все еще двигалась, ползла на оставшихся лапах, пыталась добраться до нас, движимая яростью и инстинктом.

Невероятная, нечеловеческая, чудовищная живучесть.

Я вскинул «Каратель» и открыл огонь — очередь за очередью, методично, целясь в голову. Толстый хитин ломался и трескался, но большая часть пуль просто рикошетила от костяной маски. Матка хрипела, покачивалась, но все еще держалась на лапах.

Я достал из разгрузки последнюю пламенную гранату. Оставалась еще пара осколочных, но, как показала практика, против твари они были малоэффективны. Плазму я берег ее специально для критической ситуации.

И, кажется, эта ситуация возникла прямо сейчас.

Активировав взрыватель, я катнул гранату под брюхо твари, и без того изуродованное взрывом, развернулся, и, схватив пса за ошейник, потащил его дальше в коридор, за поворот, прижался спиной к стене, пригнул его к полу, прикрыл собственным телом.

Взрыв.

Ослепительная вспышка пробилась даже сквозь сжатые веки, невыносимой волной ударил жар, обжигая кожу на лице и руках, опалил волосы… А потом все стихло. Запах жженой плоти, горелого хитина и какой-то едкой химии заполнил все пространство, прорываясь в горло и легкие.

Я открыл глаза, осторожно выдохнул и с облегчением перевел дыхание. На этот раз тварь сдохла. На месте схватки, на оплавленном бетоне неподвижно лежала мертвая туша. Вокруг нее, в радиусе нескольких метров, даже вся дрянь на стенах выгорела.

Я стоял, тяжело дыша через раскрытый рот, и смотрел на дымящийся труп. Напуганный взрывом хаунд тихонько поскуливал рядом. Я присел на корточки, и потрепал его по шерсти. Пес взвизгнул, дернулся. Черт. На боку — царапина. Не очень глубокая, почти не кровоточит, но неприятная, от шеи до крупа, через весь бок. Бедолага. Это чем тебя так? Судя по тому, что пес не выказывал никаких признаков недомогания — не шипом с токсином. Ну, и на том спасибо. А вообще — надо бы ему справить какую-нибудь броню. Типа той, что на шитурмовых хаундах была, охранявших мясную станцию. И шлем. Угу. Еще и автоматическую турель на спину. «Фонарь на хрен повесить — и ночью работать можно», вспомнился мне старый анекдот, и я нервно хохотнул. Но в каждой шутке — доля шутки. Надо будет подумать, по-любому в лабораториях и на станциях «ГенТек» что-то подобное есть. Так что надо бы озаботиться, когда вернемся.

Ну, или «если». А то что-то чем дальше, тем меньше мне нравятся здешние сюрпризы.

— Хорошо сработал, псина, — сказал я хрипло, почесав пса за ухом. — Молодец. Опять мне жизнь спас, получается.

Хаунд что-то буркнул и отошел в сторону, вылизывая бок. Так, хорошо, а сам-то я как?

Проверил себя. Бронежилет помят серьезно, на груди вмятина от удара лапы матки. Плечо болит там, где ударил шип — не пробил, но ушиб через броню сильно. Спина ноет от удара о стену. Но в целом жив, цел, функционален.

Проверил оружие, собрал из двух наполовину пустых магазинов один полный. Патронов критически мало. Есть еще «Отбойник» и пара осколочных гранат. Не густо.

Но гнездо мертво, матка уничтожена и путь свободен. А это уже что-то. Полагаю, что все бывшие в здании твари сбежались на защиту этой твари, и больше здесь никого не осталось. По крайней мере, очень хочется, чтоб так и было. А как оно на самом деле… Ну, посмотрим.

— Двадцатый этаж, — сказал я вслух, поднимаясь. — Осталось двадцать три. Всего-то. Ерунда сущая. Каждый