Маг – хранитель Слова - Вячеслав Теркулов

почтения и уважения! Обозначить рубежи! Наметить перспективы! С высокой миссией! – подумал и добавил. – Милостиво повелеть соизволил!

Его высокий слог и благородная элегантность не могли не произвести впечатление на цербершу у входа. Она сказала гораздо мягче:

– Мне нужно записать…

– Помилуйте! – развёл руками Вайс. – Никаких проблем! Записывайте.

– Имя. Фамилия. Должность. Род занятий.

– Честь имею отрекомендовать себя, – щёлкнул каблуками маг-хранитель. – Вальдемар Вайсман. Заместитель председателя. Прозаик, поэт, переводчик.

– Вальдемар или Вольдемар?

– Через «а», будьте столь любезны.

Сопя от старания, привратница записала все данные Вайса в отведенные графы. Подняла взгляд на Исаева.

– Позвольте, я представлю, – сохранял инициативу Вальдемар Карлович. – Мечислав Исаакиевский. Председатель и глава. Поэт, бард-концептуалист.

– Как?

– Концептуалист. Записывайте тщательно. Не допускайте ошибок. От ошибок он впадает в неистовство. Обязательно две буквы «а». А это… – Широким жестом Вайс указал на магрибинца. – Гарун аль-Рашид. Интернациональный союз писателей. Сопредседатель. Представитель дружественного Туркестана. Философская лирика в стиле Омара Нашего Всё Хайяма и Низами. Записали?

– Да… – через некоторое время протянула привратница, от усердия начинавшая перегреваться, как чайник. Ещё немного и пойдёт пар из ушей. – Записала…

– Теперь вот этот юноша… – Вайс повернулся к Саше.

– Пан Анджей Сапковский, – хитро прищурился молодой человек. – Подчёркиваю – пан!

– Это наша польская диаспора. Каждый второй – пан, – по-отечески улыбнулся Вальдемар Карлович. – Ну, да кто мы такие, чтобы противиться? Юное дарование. Чрезвычайно талантлив в своей области. Переводчик, сценарист. Записали?

– Записала.

– И наконец, последняя по списку, но не последняя по значению – Магдалена Звёздная! – Вайс снял шляпу и поклонился Корделии. – Секретарь правления. Учредитель премии. Женский иронический детектив!

– Простите… Какой именно премии? – нахмурилась привратница.

– Международной! Имени Агаты Кристи! – Вальдемар склонился над столом, едва не касаясь усами уха строгой дамы. – Скажу вам по секрету, Магдалена на короткой ноге с Дарьей Донцовой. Обе разводят элитных мопсов.

– О! – в голосе собеседницы мага-хранителя наконец-то прорезалось восхищение, более присущее моменту, нежели суровость.

– И она – внучатая племянница Льва Лещенко, – ещё тише добавил он. – Но скромничает и не любит об этом говорить.

– О-о!

– Вы пишите, не отвлекайтесь.

Вайс выпрямился, оглядел своих спутников. Профессор и Хельсинг с трудом сдерживали смех. Али ибн Рашид безучастно смотрел в потолок. Сказать, что Корделия выглядел ошеломлённой происходящим, это ничего не сказать. Она просто не понимала, что же здесь творится

– Ну, мы пойдём? – вкрадчиво поинтересовался Вайс, когда увидел, что шаривокая ручка легла на стол.

– Что значит – пойдём? А расписаться?

Привратница развернула канцелярскую книгу.

Всячески изображая благодарность и послушание, гости поставили подписи напротив своих фамилий на серой бумаге в клеточку. Старшие маги-хранители и тут не отступили от традиций русской классики. Вайс нарисовал закорючку с хвостиком около фамилии «Исаакивеский», а профессор изобразил красивые завитушки рядом с именем Вальдемар Вайсман.

Поднявшись на второй этаж, они пошли на голоса.

– Это конференц-зал, – негромко проговорил Вайс.

– Я не сомневаюсь, – усмехнулся Исаев.

Зал для собраний персонала оборудовало здесь областное отделение «Приватбанка» добрых двадцать лет назад. Сейчас вся мебель в нём исчезла – то ли пропала в краткий период, когда собственники уже сбежали на Украину, а комендатура ещё не въехала, то ли, когда она уже перебралась в другое здание, и дом стоял без охраны, но, вполне возможно, её вынесли члены секты «Открытое сердце Донбасса». Просто сидеть на полу им было удобнее. Осталось только возвышение у дальней стены, взобравшись на которое читала стихи нараспев грузная женщина в расшитом люрексом платье и огромной шляпе. Широчайшие поля украшали искусственные цветы, вырезанные из блестящей бумаги бабочки, чучела мелких птичек, стеклярус всевозможных цветов и пришивные стразы, имитирующие рубины, изумруды и бриллианты.

Неожиданно мощное грудное контральто взмывало к потолку:

– Опять враги стреляют в мой Донбасс!

Опять отнять хотят чужие жизни!

Враги, прищурив глаз, стреляют в нас,

Ничто не шевельнётся в сердце ихнем![44]

Исаев едва слышно застонал. Надругательство над поэзией и русским языков порой вводило профессора в состояние амока. Вайс и сам испытывал от слов «ихний» и «евойный» почти физическую боль, но, сцепив зубы, держался.

Но многочисленные слушатели, заполнившие зал, получали истинное наслаждение. Они раскачивались в ритме читаемых стихотворных строк. Многие щёлкали пальцами и закатывали глаза от восторга. Нечёсаные космы, грязная засаленная одежда, давно не мытые тела. Складывалось впечатление, что здесь собрались спасшиеся после кораблекрушения на маленьком, затерянном в океане клочке суши. Эти люди думали, что умеют писать стихи. Некоторые даже думали, что пишут хорошие стихи. Они пришли сюда – кто раньше, кто позже – для того чтобы обмениваться творческими находками и успехами, делиться стихами с такими же, как они сами, любителями поэзии. Но, к сожалению, оказались в плену ложных ценностей. Их убеждали, что красивая рифма, выдержанный размер, отсутствие сбоев в ритме стихотворной строки – не главное. Важно другое – писать много длинных стихотворений, часто читать их вслух, впадая в некое подобие экстаза, внимательно прислушиваться к словам гуру, главная из которых и стояла сейчас на импровизированном подиуме.

Божена Голенко обладала магическим даром, но недостаточным для того, чтобы войти в число магов-хранителей Донецка, однако его вполне хватало, чтобы смущать слабые умы, находя себе всё новых и новых адептов. Чем, собственно, она и занималась последние пятьдесят лет. В людей, приходящих в поэтические кружки, она вселяла уверенность в том, что их врождённый талант не требует дополнительной огранки, что каждая их строка бесценна сама по себе, даже если корява. Любой, кто усомнится в этой истине, не более, чем завистник, а значит, враг, которого можно и нужно заставить замолчать. Иногда весьма радикальными методами. К счастью, убийства инакомыслящих критиков и литературоведов, а также поэтов, не примкнувших к движению Божены Голенко (в городе её часто называли попросту БГ), остались в 90-х годах прошлого века. Но запугивание, шантаж и прямые угрозы имели место даже в просвещённом и толерантном веке двадцать первом.

Секта адептов БГ состояла из нескольких десятков… Трудно назвать их людьми, скорее, это были в некотором роде мутанты. Крепкая кожа, стальные мускулы, длинные когти, способные рвать листовое железо, практически полный иммунитет к ментальной магии, поскольку от сочинения и чтения вслух стихов некоторые участки мозга полностью атрофировались. Способность логически мыслить, анализировать и обучаться они тоже теряли, но взамен получали гипертрофированную преданность. Не только самой властительнице дум, но и десятку её ближайших приспешников, которые сохраняли разум, благодаря зачаточным магическим способностям и не слишком выраженному, но всё же заметному поэтическому дару.

В предыдущие годы Божена Голенко выступала на стороне защитников Донбасса, хотя и