Браконьер 2 - Макс Вальтер

много вариантов, — развёл руками я. — Либо расскажешь всё по хорошему…

— Будешь меня пытать? — Она изобразила испуг. — Не надо, пожалуйста, я всё скажу… — Девчонка выдержала паузу, а затем залилась громким смехом: — Ха-ха-ха! Ты что о себе возомнил, мясо? Я тебе сердце вырву и сожру, пока ты будешь ещё жить. А ну развяжи меня!

Девчонка рванулась с такой силой, что стол, к которому она была привязана, предательски затрещал, готовый рассыпаться на составляющие. Я испугался. Нет, не того, что она может на меня кинуться. Мне не хотелось гоняться за ней по всему дому или снова ждать несколько часов, пока в её голове зарастёт очередная рана.

Подскочив со стула, я подхватил с журнального столика молоток и со всей силы ударил им девчонку по лицу. Брызнула кровь, щека порвалась и повисла лоскутом, обнажая окровавленные, поколотые зубы. Тварь попыталась сплюнуть крошево, но вышло плохо. Вязкая, красного цвета слюна вывалилась изо рта и плюхнулась ей на колени.

Кровь остановилась почти сразу. Девчонка плечом прижала оторванный кусок щеки на место и посмотрела меня с хищным оскалом. Вырванный клок при этом не отваливался и уже начал зарастать. В глазах пленницы заплясали бесята, и она вновь расхохоталась.

— Что, мясо, не ожидал такое увидеть⁈ — отсмеявшись, произнесла она. — Ну, и что будешь делать дальше? Я слышала: если запихать иголки под ногти, пленник расскажет всё. Хочешь попробовать?

— Может, позже, — пожал плечами я и снова со всего размаха зарядил ей молотком, но на этот раз по колену.

Что-то хрустнуло, но девчонка даже не дёрнулась, продолжая сверлить меня наглым взглядом. И я добавил ещё раз, а затем ещё, и ещё, пока её джинсы в этом месте не напитались кровью.

— Уже лучше, — хмыкнула она. — Но всё равно слабовато. Да ты не спеши, дорогой, растяни удовольствие. — Её голос вдруг сделался томным, тягучим, словно она пыталась меня соблазнить.

— Тварь! — взревел я и нанёс удар молотком в висок.

Это самая тонкая кость в черепе человека, и я бы непременно её проломил, но подвёл инструмент. Старая ручка рассохлась от старости и боёк, слетев с неё, с грохотом ударился о стену. Пленница разразилась таким хохотом, будто я только что, при ней, в штаны наложил.

— Ха-ха-ха, — прямо в голос залилась она, а затем выкрикнула: — Скажите, а у вас там нормальный палач нигде не завалялся⁈

— Посмотрим, сможешь ли ты отрастить себе палец, — хмыкнул я и взялся за секатор.

Я ожидал, что резать им кость будет довольно сложно, но едва сдавил рукояти, как мне под ноги шлёпнулся отрезанный мизинец. Девчонка вмиг сделала серьёзное лицо и нахмурилась. Пару секунд он пялилась на меня, сведя брови, а затем не выдержала и улыбнулась.

— Ну вот, уже лучше, — произнесла она. — Было даже чуточку больно. Давай следующий. Или если хочешь, можешь вернуть на место этот, а то они так быстро закончатся.

Нервы сдали. Бросив инструмент на журнальный столик, я вышел за дверь, чтобы перевести дыхание. От прежней жалости не осталось и следа, а вот гнев кипел такой, что приходилось с трудом себя сдерживать, чтобы не убить эту дуру. Хотя, возможно, именно этого она и добивалась. И как мне заставить её говорить, если ей неведома боль⁈ Или она её каким-то образом контролирует?

— Эй, ну куда же ты⁈ — донёсся её приглушенный дверью голос. — Я только начала заводиться. Неужели ты меня больше не хочешь?

— Что там? — выглянул из кухни Стэп.

— Ни хрена хорошего, — поморщился я. — Она, по ходу, умеет контролировать боль.

— Попробуй иголки под ногти, — посоветовал он.

— Слышь, а ты там часом не охренел⁈ — взревел я. — Иди и сам попробуй! Умник хе́ров!

Грохнув дверью, я вернулся к пленнице. Она так и сидела, привязанная к стулу, глядя на меня с кривой ухмылкой.

— Да ты попробуй, не стесняйся. Наверняка в доме где-то завалялся швейный набор.

— Набор, говоришь? — в тон пленнице ухмыльнулся я. — У меня есть предложение получше.

С этими словами я выудил из кармана тонкую перевязь серебряных пруточков. Те самые пятьдесят грамм, что остались у меня после торгов с Мичманом.

Вся спесь тут же слетела с изменённой. Она вновь затрепыхалась в попытке вырваться. Но стул оказался довольно крепким, как и верёвки, что стягивали её тело.

Я вытянул один пруток и, схватив её за волосы, чтобы не промахнуться, вонзил его ей прямо в глаз. И наконец-то услышал знакомый визг, полный боли и страха. Она рванулась так сильно, что в моей руке остался клок вырванных волос. Пришлось схватить ещё раз, чтобы извлечь пруток. Всё-таки я хотел получить от неё информацию, а не просто убить или запытать до смерти.

Проволочка явно похудела, пока находилась в её теле. А когда я прикоснулся к изъеденному кончику, он хрустнул и отвалился, будто был изъеден кислотой. То же самое происходило с кастетом брата, когда он вбивал его в окровавленную рожу выродка на той злосчастной квартире. Странная реакция, учитывая, что серебро относится к благородным металлам, и его не всякая кислота берёт. А ведь её кровь меня даже не обжигает.

И ещё один интересный факт: рана, которую оставил пруток, не зарастала. Глаз продолжал сочиться какой-то слизью и кровью, но регенерировать не успевал. И это навеяло мне одну интересную мысль, которая вполне могла сработать.

Я снова взялся за секатор и поднёс его к мизинцу на другой руке. Видимо, моё предыдущее действие сняло контроль над болью, потому что девчонка вновь завопила, когда её фаланга упала на пол. Но и я на этом не остановился. Взяв остаток пруточка, я принялся водить им по открытой ране и едва не оглох от крика.

Наконец стул не выдержал и с треском разложился на запчасти. Пленница рухнула на пола и принялась извиваться, как уж, брошенный на сковородку. Я попытался её поднять или хоть как-то удержать, но сил было недостаточно. Пришлось подождать, пока она хоть немного успокоится. Вот теперь от наглой ухмылки на её бледной роже не осталось и следа.

— Не готова ещё поговорить?

— А ты не хочешь полизать мне между ног? — хриплым голосом ответила она. — Я как раз завелась. Не стесняйся, мы никому не расскажем. Ты когда-нибудь трахал такую, как я? Думаю, нет…