Пожиратель Богов. Часть 3 - Юрий Розин

успел подставить руку — его коготь оставил глубокую царапину на обновленной плоти, пронизываемой энергией нового сердца, но не пробил насквозь, как раньше. В ответ я схватил его за ногу и с силой отшвырнул — феникс кувыркнулся в воздухе, но быстро восстановил равновесие.

— Он сильнее, — прорычал Понтифик, но не нападал, лишь сжимая свой клинок.

Умса наконец решился на атаку — волна тьмы ударила мне в грудь, заставив отступить на несколько шагов. Я чувствовал, как она сжимает легкие, но теперь мог дышать сквозь это — с трудом, но мог.

Я отступал, но не бежал. Каждый шаг назад был расчетливым, каждый блок — точным. Они наступали, но не могли добиться решающего преимущества.

Циарин бросался в атаку, но отскакивал, получив ответный удар. Семургдалион кружил, выискивая слабое место. Умса сковывал движения, но не мог полностью обездвижить. Понтифик… Понтифик все еще выжидал, его глаза бегали между мной и другими Байгу.

Внезапно все четверо синхронизировали атаку. Циарин — снизу, Семургдалион — сверху, Умса — спереди, Понтифик — сбоку. Я успел блокировать два удара из четырех.

Коготь феникса распорол плечо, пламенный клинок опалил бок. Но я не упал — лишь откатился назад, чувствуя, как новые мышцы напрягаются, готовясь к следующему рывку.

Я должен был завершить процесс, поглотив собственную голову, мозг и разум, но в текущих обстоятельствах это было невозможно.

Они снова приближались, но уже не так уверенно. В их движениях читалась усталость, в глазах — сомнение. Но мы все понимали: если все так продолжится, именно я не выдержу первым.

Я не собирался сдаваться, не мог этого сделать, продолжая получать удар за ударом и ощущать, как в теле остается все меньше энергии и сил. Но продолжал сражаться, уже сам не до конца понимая, зачем.

Все время боя я наблюдал за происходящим в реальном мире. За тем, как трескаются континенты и испаряются моря от наших столкновений. Но центр Оплота Вечной Тьмы, главный город Умсы, оставался относительно целым, защищенный его волей.

Впрочем, «относительно» в данном случае означало, что город не был мгновенно стерт с лица земли. А вообще-то разрушений там было предостаточно.

Дольше всех остальных зданий продержался огромный дворец тьмы, сложенный будто бы из огромных глыб обсидиана. Но и по его стенам в какой-то момент зазмеились трещины.

И, когда уже начало казаться, что противостояние с Байгу мне не выиграть, одна из этих трещин вдруг взорвалась изнутри. И тогда я увидел ее.

Мо.

Она стояла проломе стены, окутанная дымом, ее силуэт дрожал в горячем воздухе. Платье теперь висело лохмотьями, обнажая синяки и порезы на бледной коже. Ее обычно ухоженные волосы были спутаны, в них застряли осколки стекла.

Но глаза… глаза были живыми, широко раскрытыми от ужаса, и в них, также направленных в духовный мир, читалось одно — узнавание.

— Тим…

Ее голос, хриплый от дыма, прорезал вой битвы, грохот разрушающихся зданий и мой собственный стук сердца. В тот момент все остальное перестало существовать.

Гены поглотителей в моей крови взревели, заполняя сознание первобытным рефлексом — ЗАЩИТИТЬ. Мои мышцы, уже разорванные в десятках мест, напряглись с новой силой.

Кости, которые должны были давно рассыпаться в прах, скрипели, но держали. Я почувствовал, как трещины на моем теле начали пульсировать черным светом — последние резервы энергии, которые я берег для финального удара.

Я бросился вперед.

Каждый шаг отзывался адской болью — осколки костей впивались в плоть, кровь хлестала из открытых ран. Но я бежал. Бежал, как бежит смертельно раненный зверь, забыв обо всем, кроме одной цели.

Сзади раздался вопль Умсы:

— Остановите его!

Я почувствовал, как пространство растянулось, заливаемое чернотой. Воздух передо мной стал густым, как сироп. Увидел, как Циарин, принявший форму гигантского муравья, бросается в сторону Мо, его блестящий хитиновый панцирь отражал пламя горящего города.

— НЕ-Е-ЕТ!!!

Я рванул вперед с такой силой, что кожа на ногах лопнула, обнажив черные, покрытые трещинами мышцы. Время вокруг замедлилось до предела — я видел каждую пылинку в воздухе, каждую искру, каждый микродвижение врагов.

Я достиг Мо первым.

Развернулся, встал между ней и нападающими, широко расставив то, что осталось от моих рук — обугленные кости, торчащие из плеч, несколько сухожилий, все еще державших то, что когда-то было ладонями.

— НЕ ТРОНЕТЕ ЕЕ!!! — мой голос звучал как скрежет камней.

Умса уже подняла руку, и тьма сгустилась вокруг нас, принимая форму тысяч острых как бритва щупалец. Понтифик сжимал в руках шар пламени, который светился так ярко, что за ним было не видно его лица.

Я приготовился принять удар. Пусть разорвут на части. Пусть сожгут дотла. Лишь бы она…

И тогда в моем сознании всплыли слова, сказанные когда-то моим собственным голосом:

«Не поворачивайся спиной ни к кому.»

Почему я вспомнил это сейчас? Почему…

В последний момент я рванулся в сторону.

А потом почувствовал, как что-то вошло мне в спину.

Не холод оружия. Не жар магии.

Рука.

Теплая, живая рука Мо.

Она вошла в мою спину с хирургической точностью, раздвигая разорванные мышцы, ломая остатки ребер. Ее пальцы сомкнулись вокруг моего сердца — я почувствовал, как ее когти впиваются в бьющуюся плоть.

Я медленно, очень медленно повернул голову.

Мо смотрела на меня.

И улыбалась.

Не той дрожащей улыбкой, которой встречала меня после долгих разлук. Не той грустной улыбкой, которая появлялась, когда она волновалась.

А той улыбкой, какой улыбаются охотники, наконец загнавшие добычу в угол.

— Ты действительно думал, что это она? — ее голос звучал… неправильно. Слишком глубоко. Слишком знакомо.

И тогда я понял. Но было уже поздно.

Её лицо начало расплываться.

Кожа потекла, как воск от пламени, обнажая нечто гладкое и безликое под ней. Глаза — её прекрасные, тёплые глаза — сузились, затем растянулись, превратившись в холодные щели, полные пустоты. Волосы исчезли, рот перевернулся в вертикальную щель.

— Ничего личного, — сказал он её голосом.

Катрион.

Его пальцы сжались внутри моей груди, и я почувствовал, как что-то отрывается — связь с моим телом, с моей силой, с самим существованием.

Байгу и Понтифик замерли в отдалении, тоже явно шокированные происходящим.

— Ты сделал всё, что нужно, — продолжал он, и теперь его голос уже не был её голосом. Он звучал как скрежет металла, как шепот пустоты между мирами. — Последняя вещь, которую ты должен был мне принести. Сердце полубога… последний фрагмент мозаики.

Я попытался ударить его, но моя рука лишь дёрнулась