Вернуть Боярство 18 - Максим Мамаев

сказал он. — И я чувствую, что смогу создать ещё три, а то и четыре, хотя это будет посложнее. Это невероятный, легендарный уровень личной силы — самый могущественный Маг Заклятий в истории России обладал как-раз уровнем двенадцати Заклятий. Тот самый реинкарнатор, что весьма значительно усилил и возвысил наш Род ещё до падения Рода Рюриковичей. У него, в отличии от меня, не имелось ритуала Усиления Сущности, да и сложно сравнивать силы живших в разное время людей, но… Давай я открою тебе свою ауру и энергетику — целиком, полностью, чтобы ты мог оценить примерный уровень возможностей, а ты после этого скажешь, насколько это далеко от девятого ранга.

— Я-то не против, но ты ж вроде чуть ли не в драку лезть со мной собирался, дабы будущее Рода обезопасить, нет? — хмыкнув, заметил я.

Опустив лицо, Павел Романов с усмешкой взглянул на меня.

— Расслабься, зятек — я не стал бы отдавать за тебя дочь, если бы всерьез затевал против тебя что-нибудь дурное. И уж тем более не стал бы делать это столь прилюдно — если бы я решил тебя убить, то спланировал бы это так, чтобы извлечь из сего максимальную выгоду. Я думал, ты достаточно узнал меня, чтобы понимать столь очевидные вещи.

— Нет, оно-то понятно — если уж меня и убивать, то так, чтобы ни единого подозрения в твой адрес не было, — согласился я, не спеша отзывать доспехи и оружие в подпространство. — Прибить где-нибудь без свидетелей, подкинуть доказательств того, что за этим стоит Тайная Канцелярия, и с помощью Хельги, что по всем законам станет временной Главой Рода, прибрать мой Род к рукам — со всеми магами, войсками, заводами, ресурсами и финансами. Причем сделать это тогда, когда она будет носить под сердцем моего ребенка — иначе место Главы унаследует либо мой младший брат, либо мой ученик…

— На самом деле обвинять в твоём убийстве, пусть и негласно, Тайную Канцелярию как раз-таки и не стоит, — перебил он меня. — Нет, дать твоим людям дополнительный повод ненавидеть моих врагов было бы идеально… Однако этот тот самый случай, когда лучшее — враг хорошего. Для Залесского это будет подарком судьбы — он с радостью, весьма охотно предоставит всему твоему ближнему кругу доказательства своей невиновности, чего бы ему это ни стоило. И тогда подозрения вполне могут упасть на меня… Идеальным вариантом твоей смерти стала бы гибель в очередном твоём авантюрном рывке на территории Разлома — мол, расслабился, стал слишком самоуверен и напоролся на тварь, что оказалась слишком сильна… Но, опять же — всё только тогда, когда моя дочь уже будет носить твоё дитя. А ещё лучше — когда она его уже родит.

Да уж, душевная у нас складывается беседа — сперва этот умник заставил меня прийти в полную боевую готовность, затем принялся успокаивать, что нападать не собирается… И начал поучать, как ловчее было бы обставить моё убийство в глазах моих же людей.

— Ладно, это всё маловажные детали, — отмахнулся я. — Давай вернемся к обсуждению твоей силы. Я, конечно, с большим удовольствием загляну тебе в энергетику, но для более точного ответа мне понадобится использовать хотя бы несколько сканирующих заклинаний. Я ведь правильно понимаю, что тебе нужна примерная оценка, и открывать прям все свои тайны ты мне не намерен?

— Правильно понимаешь, — кивнул он.

— Тогда приступим.

Аура мага такой силы, как мой тесть, уже сама по себе та ещё броня просто за счет одной только своей силы и насыщенности. А уж если учесть все слои защитных заклятий, что денно и нощно оберегали его разум, душу, энергетическое тело и прочие нематериальные составляющие чародея, то и вовсе на полноценную крепость тянет. Свои чары, артефакты, могущественные ритуалы — когда Павел Романов начал открывать путь моей магии, я невольно поразился тому, насколько серьёзно он подошел к своей защите. Параноик, ей-богу — и это я в комплиментарном тоне выражаюсь.

А ещё это была демонстрация огромного доверия. Конечно, даже сейчас, пустив мое восприятие и магию в свою энергетику, отец Хельги отнюдь не был беспомощен и внимательно наблюдал за моими манипуляциями, но всё равно — задумай я недоброе, то делов могу наделать мама не горюй… Что ж, логику опытного царедворца, правителя и политика в этом вопросе я понимаю — начало разговора у нас было такое, что какой-нибудь широкий жест, в качестве демонстрации мирных намерений, был весьма уместен.

Свет, Огонь — основные школы магии, которые практикует генерал-губернатор, это ощущалось предельно четко. Но вместе с тем он был весьма подкован и почти во всех остальных областях магии — где на твердую тройку, как в магии Пространства, а где и на уверенное четыре, как ритуалистикой. Неплохо, неплохо…

Погрузившись в процесс, я стал осторожно, аккуратно посылать свои Заклятия Познания. Много где моя магия и восприятие натыкались на стены и блоки, куда мне ходу не давал сам хозяин, но даже так — предоставленного им, скажем так, «пространства» было достаточно для общей оценки. Процесс напоминал блуждание по лесу — местами дикому, местами ухоженному не хуже парка. Некоторые тропинки охранялись магией хозяина «леса», в некоторых местах вместо охраны я натыкался на стены или провалы — но процентов восемьдесят территории я осмотреть сумел. Контракты с несколькими могущественными Духами, пара Элементалей, договор с Духом Света — этот мужик оказался полон сюрпризов…

— Ну что? — с нотками нетерпения поинтересовался он, когда я, наконец, открыл глаза. — Насколько велика разница в силах между мной и девятым рангом?

— Как бы тебе сказать… Давай приведу пример, так будет проще. Вот смотри — есть у нас София Соколова, Маг Заклятий. И есть та же Хельга, нет, Пётр — не который мой ученик, а моя правая рука. Так вот — когда ты всё же освоишь ещё пару Заклятий и достигнешь предела, ты будешь в состоянии побеждать таких, как Соколова, Каменев и иже с ними — слабейших из тех, кто добрался до этой планки. Однако стоит тебе столкнуться, допустим, с какой-нибудь Ярославой Шуйской — и она тебя в порошок сотрёт. При этом формально и первые двое, и моя родственница — оба на уровне одного Заклятия.

— А сам ты, среди магов девятого ранга, был ближе к кому — к Ярославе или Соколовой?

— Я был ближе к Федору Шуйскому, — улыбнулся я.