Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ

У Томаса пересохло в горле. Он мог только стоять и смотреть, как Минхо шагает к Берлоге. Ну, уж если даже Минхо поддался отчаянию, то дела совсем плохи.

Ньют не промолвил ни слова и ушёл. Томас стоял в полной прострации. Тяжкое серое облако безнадёжности окутывало Приют, как густой едкий дым из Картографической.

В течение следующего часа вернулись остальные Бегуны. Судя по тому, что услышал Томас, никто из них ничего не нашёл и все махнули рукой на поиски разгадки. Другие приютели бросили свою обычную ежедневную работу и слонялись по приюту с лицами, на которых прочно угнездилось выражение уныния и отчаяния.

Томасу было ясно, что теперь их единственной надеждой стал код. Ведь что-то эти странные слова должны были значить! Покружив по Приюту и послушав рассказы других Бегунов, он немного приободрился.

«Тереза? — мысленно позвал он девушку, закрыв глаза, словно это могло помочь. — Ты где? Вы что-нибудь узнали?»

Долгое молчание. Он уже и не ждал ответа, решив, что у него ничего не вышло.

«А? Том, ты что-то сказал?»

«Да! — Он обрадовался — удалось! Есть контакт! — У меня хорошо получается? Ты меня слышишь?»

«С пятого на десятое, но всё же. Странно, правда?»

Томас призадумался — вообще-то он уже начал привыкать к такому способу общения.

«Да нет, не очень. Вы всё ещё в подвале? Я видел Ньюта, но он снова куда-то запропастился».

«Да, ещё торчим здесь. Ньют привёл нескольких ребят на подмогу — они перерисовывали карты на кальку. Похоже, мы узнали весь код».

Сердце у Томаса прыгнуло прямо в горло. «Да ты что?»

«Иди сюда».

«Уже бегу!» И он действительно уже бежал. Усталость куда-то пропала.

Дверь открыл Ньют.

— Минхо так пока и не появился, — сказал он, когда они спускались по лестнице. — Иногда ему прямо как вожжа под хвост попадает.

Вот Минхо даёт, подумал Томас. Тоже нашёл время предаваться унынию! Да ещё когда код разгадан. Но он забыл о Страже, стоило только ему войти в комнату. Несколько незнакомых приютелей стояли вокруг стола. Вид у них был измученный, глаза ввалились от усталости. Груды карт валялись повсюду, в том числе и на полу. Такое впечатление, что по подвалу прогулялся смерч.

Тереза стояла, прислонившись к стеллажу с полками, и всматривалась во что-то, написанное на листке бумаги. Когда Томас вошёл, она взглянула на него и тут же снова вперила взор в свою бумажку. Бегун даже чуть скис — он-то думал — она ему обрадуется. Впрочем, эта мысль тут же показалась ему глупее некуда. Девушке явно было не до него — она пыталась осмыслить код.

«Ты только посмотри на это, — мысленно обратилась к нему Тереза. Ньют отпустил других приютелей, и те загрохотали вверх по лестнице; кое-кто ворчал, что, мол, столько работы — а толку чуть.

Томас слегка встревожился — вдруг Ньют догадается, что происходит? «Не говори со мной в прямом эфире, пока Ньют рядом. Не хочу, чтобы он прознал о нашем... даре».

— Иди сюда, взгляни на это, — вслух сказала она, еле-еле сдерживая самодовольную ухмылку.

— А я паду на колени и обцелую все твои вонючие ноги, если ты растолкуешь, что бы это значило, — заявил Ньют.

Томас подошёл к девушке, дрожа от нетерпения. Что им удалось выяснить? Она выгнула брови домиком и протянула ему бумажку.

— Имей в виду, тут всё абсолютно правильно, — сказала она. — И всё равно не понять, что же это такое.

Томас взял листок у неё из рук и быстро проглядел его. С левой стороны шли в столбик номера, обведённые кружкáми — от одного до шести. Рядом с каждым большими печатными буквами было выведено одно слово:

ПЛЫТЬ

БРАТЬ

КРОВЬ

СМЕРТЬ

СТЫТЬ

ЖАТЬ

Вот и всё. Всего шесть слов.

Томаса охватило разочарование. Ему-то казалось, что как только они узнают код полностью, всё сразу станет ясно, да не тут-то было! Он поднял полные отчаяния глаза на Терезу:

— И это всё? Ты уверена, что порядок правильный?

Она забрала у него листок.

— Лабиринт повторял эти слова из месяца в месяц. Как только это стало ясно, то мы бросили карандаши. Каждый раз после слова «давить» проходила целая неделя, когда вообще не было никаких букв, а потом всё опять начиналось сначала — со слова «плыть». Мы так поняли, что это и есть первое слово, а дальше всё идёт по порядку.

Томас скрестил руки на груди и прислонился к стеллажу рядом с Терезой. Он автоматически заучил эти шесть слов наизусть, крутя их в уме и так, и этак. Плыть. Брать. Кровь. Смерть. Стыть. Жать.

— Ну и как? Весело, как на похоронах, а? — молвил Ньют, выразив вслух собственные мысли Томаса.

— Угм, — с досадой промычал Томас. — Надо поймать Минхо и привести его сюда — а вдруг он знает что-то, чего не знаем мы? Ну хоть бы какую-нибудь подсказочку!.. — И внезапно умолк, как громом поражённый; если бы он не стоял, прислонившись к полкам, то упал бы — такая страшная идея пришла ему в голову. Страшная, ужасающая, чудовищная идея.

Но интуиция подсказывала ему: это как раз то, что нужно! Он просто обязан так поступить!

— Томми? — окликнул его Ньют, подступая поближе. Его лоб прорезала морщина озабоченности. — Что с тобой? Ты бледен, как выходец из преисподней.

Томас покачал головой и взял себя в руки.

— А... да нет, ничего. Глаза вдруг разболелись. Наверно, надо поспать. — Он принялся тереть виски — пусть друзья думают, что он побледнел от усталости.

«С тобой всё в порядке? — мысленно спросила Тереза. Он поднял взгляд и обнаружил на её лице то же беспокойство, что и на Ньютовом. От этого открытия ему сразу стало хорошо.

«Да. Нет, правда, я валюсь с ног. Надо бы отдохнуть».

— Ну что ж, — сказал Ньют, кладя руку ему на плечо. — Ты ведь всю ночь проторчал в долбаном Лабиринте. Пойди покемарь.

Томас взглянул на Терезу, потом на Ньюта. Хотелось поделиться своей идеей, но пока не время. Поэтому он лишь кивнул и направился к лестнице.

Но у него теперь был план. Отвратительный, ужасный, но был.

Нужны подсказки. Нужны воспоминания.

Игла гривера и Превращение. Вот на что ему придётся пойти. Добровольно.

ГЛАВА 46

Весь остаток дня он ни с кем не перемолвился ни словом.

Тереза пыталась заговорить с ним, но он отнекивался, мол, ему что-то нехорошо, хочется побыть наедине с собой и вздремнуть в любимом уголке в глубине леса. Да ещё, пожалуй, раскинуть мозгами и попытаться выудить оттуда всё, что может пригодиться в их исследованиях.

Но по правде говоря, он попросту нервничал перед тем, что предстояло ему вечером. Пытался убедить самого себя, что принял правильное решение. Единственно правильное решение. А поскольку у него поджилки тряслись от страха, то не хотелось, чтобы это кто-то заметил.

Когда часы, наконец, показали, что наступил вечер, Томас вместе со всеми остальными укрылся в Берлоге. Весь день он ничего не ел и обнаружил, что голоден, как волк, только принявшись уминать нехитрый обед, на скорую руку приготовленный Котелком — томатный суп с галетами.

А затем настала очередная бессонная ночь.

Строители залатали дыры, оставленные чудовищами, унесшими Гэлли и Адама. Конечный результат их трудов выглядел так, будто работу выполнял взвод в драбадан упившихся алкашей, но на самом деле сделано было прочно. Ньют и Алби — тот наконец почувствовал себя в состоянии вернуться к выполнению своих обязанностей и обходил Приют с повязкой на голове — настояли на том, чтобы приютели каждую ночь переходили спать на новое место.

Поэтому Томас оказался в большой комнате на первом этаже вместе с теми же ребятами, с кем провёл первую ночь. В помещении быстро стало тихо, вот только непонятно — то ли потому, что мальчишки действительно уснули, то ли потому что затаили дыхание от страха, вопреки всему надеясь, что гриверы, может быть, не придут. На этот раз Терезе разрешили провести ночь вместе с остальными в Берлоге. Она устроилась рядом с Томасом, завернувшись в два одеяла, и юноша непонятно как, но чувствовал, что она спит. По-настоящему крепко спит!

Томасу же было не до сна, хотя его тело отчаянно нуждалось в отдыхе. Он пытался уснуть: изо всех сил стараясь держать глаза закрытыми, заставлял себя расслабиться. Безрезультатно. Ночные часы медленно тянулись, и предчувствие надвигающегося кошмара тяжким грузом лежало на его сердце.

И когда ожидание стало уже совсем невыносимым, послышалось жужжание моторов и заунывные стоны гриверов. Время пришло.

Все сгрудились у дальней от окна стены, стараясь, чтобы их не было ни слышно, ни видно. Тереза забилась в угол, Томас пристроился рядом, и, обняв колени руками, уставился на окно. Пришло время претворить в жизнь своё отчаянное намерение, и сердце юноши едва не останавливалось — казалось, его сдавила холодная рука страха. Но отступить было невозможно — от его действий зависело теперь слишком многое.