КОМ: Казачий Особый Механизированный - Ольга Войлошникова

что я ей скажу. Загнанная в угол паника робко вякала, что (может быть, на наше счастье) Серафимы не окажется дома — ну, вдруг, в гости к подружке ушла? Или с тётей на моцион. Может же такое статься?

Здравый смысл сурово обрубал эти жалкие страхи: если не сегодня, то завтра объясняться придётся, и лучше бы уж сразу, чем всю ночь мучиться.

Шумно, в общем, было в моей голове и уж точно не скучно. Так я дошёл до цветочного магазина, и продавщица, поглядев на меня, безошибочно предположила:

— Предложение делать?

Я молча кивнул.

— Без паники! Мы соберём вам неотразимый букет. Колец ещё не покупали?

Я прям остолбенел:

— Нет! Ах ты ж, Господи…

— Спокойно, молодой человек! Это не обязательно в день предложения. Вот когда объявление будет — тогда надо. Я просто спрашиваю, чтобы понимать, какую лучше композицию сделать.

Ну, до сих пор эта мадам ни разу не промахнулась — все её цветы вызывали у Серафимы благосклонные улыбки, так что пусть спрашивает что угодно.

В этот раз букет получился пышный и такой… как говорит моя сестрица Наталья, «с намерением».

— Ну вот, теперь вы — настоящий жених! — с удовлетворением сказала цветочница, глядя на меня. Я посмотрел на себя в высокое зеркало, установленное в павильоне, и согласился. Вот, у женщины талант! Цветы заставить говорить — это прям чудо.

Отсюда до дома Шальновых было не больше минуты. Я всю дорогу наново составлял в голове действия и красивые слова: как зайду да как скажу. У двери протянул руку к звонку… и створка неожиданно распахнулась мне навстречу, выпуская Серафимину тётку.

— Ой, Илья Алексеевич! — расплылась та. — А мы вас только завтра ждали!

Все мои заготовки рассыпались в невразумительную кучу.

— А-э-э… а Серафима дома?

— Дома-дома! — округлила глаза тётушка и закричала в сторону лестницы: — Глаша! Проводите Илью Алексеевича в гостиную и пригласите Симочку! — и мне: — Я до своей квартиры, пенсне забыла. Возьму и вернусь.

— Понял, — брякнул я и пошёл за Глашей по лестнице.

Серафима, привлечённая криками, уже сама вышла в гостиную. Увидела букет, обрадовалась:

— Ох, какой шикарный! Великолепный, Илья, честное слово! Глаша, — она обернулась к прислуге, — будьте добры, поместите его в хорошую вазу. И… чаю поставьте, наверное.

Но не успела кухарка удалиться за дверь, как Сима схватила меня за руку:

— Илюша! Пошли гулять, пока не поздно? А то тётя сейчас придёт, начнёт свои нравоучительные беседы! Не хочу.

Совсем не так представлял я момент решительного предложения.Впрочем, может быть, где-нибудь в живописном сквере? Девушки, кажется, считают, что это достаточно романтично.

— Пойдём, конечно!

— Я только шляпку возьму!

Она пулей метнулась в свои комнаты, потом назад, с лестницы мы ссы́пались горохом, чтобы внизу нос к носу столкнуться с Ольгой Ивановной.

— Илья Алексеевич пригласил меня на прогулку по свежему воздуху! — прощебетала Серафима, и мы бочком-бочком просочились мимо тётушки.

— Будьте к ужину! — строго наказала она.

— Конечно, тётя, — заверила Серафима и потянула меня за угол.

Первое, чего ей всегда хотелось — скрыться от тёткиных надзирающих глаз. На соседней улице начинались магазины. Сима притормозила у одной из витрин, окинув себя критическим взором. Осталась довольна и живо обернулась ко мне:

— И куда же мы пойдём сегодня?

— Куда твоей душеньке будет угодно.

— Эх, жаль, карусели уехали, — она грустно вздохнула. — Как бы я хотела ещё раз прокатиться! И на «Ветерке», и на горках…

И тут — честное слово, сам не понимаю, как мне это в голову пришло — я предложил:

— Могу устроить персональный аттракцион.

— Это как? — она остановилась, глядя на меня снизу вверх своими огромными глазами.

— На «Саранче», — таинственным шёпотом пояснил я.

— Прям на настоящем шагоходе? — с весёлым ужасом уточнила Серафима.

— Ну, конечно. По тем просекам пронестись, где я тренировался — ух-х! Там тебе и горки будут, и ветерок — всё, что хочешь.

В глазах зазнобы засветился совершенно подростковый азарт:

— А давай!

Рассудок попытался пискнуть, что подобную выходку не вполне одобрила бы тётушка (кабы узнала), но эти соображения были отброшены пинком в тёмный угол и больше не отсвечивали. По зрелом размышлении полагаю, что в тот момент третья рюмка как раз вступила в фазу своего решительного действия, но именно в те минуты я об этом совершенно не думал.

— А мне разрешат? — спросила Серафима.

— А кто нам запретит? Шагоход — мой личный. Не на базе, во дворе стоит. Идём.

ВОТ ЭТО КАРУСЕЛЬ!

Город у нас не особо большой, и здравый смысл не успел над нами возобладать — пришли мы раньше. Барышня моя немного помялась, прежде чем зайти ко мне на двор (ясно же, никого там нет и не предвидится, вроде как неприлично), но желание прокатиться на огромной машине, выглядывающей из-за забора, перевесило.

— Смотри! — продемонстрировал я свою зверюгу. — Вот это — выдвигающиеся скобы. Поворачиваем вот эту штучку, и как будто лесенка получается. Я сейчас поднимусь, открою, а потом ты заберёшься.

— А ты?

— А я внизу буду караулить, чтобы поймать, если ты вдруг свалиться надумаешь.

— Ой…

— Не боись! Даже моя матушка ездила.

— Да ты что⁈

— Честное слово. Тогда эта лесенка не работала, она вообще по приставной забиралась.

Я быстро поднялся наверх, открыл люк, спустился.

— Не передумала?

Сима этак повела плечиком, мол — тут вон даже женщины в возрасте ездят, буду я бояться! И полезла. И ничего, управилась, хоть пару раз на подол и наступила. Ругалась себе под нос смешно, по-девчачьи.

Я забрался следом, дверцу закрыл.

— А что это за сабли? — удивилась Серафима.

— А-а… Это я выгрузить забыл, — ну, правда же, забыл. — Не обращай внимания. Держи вот шлем.

— Ой, смешной какой, как из ваты!

— Он и есть из ваты. Ну, или из шерсти — я не распарывал. Но мягкий, на случай, если ты в кабине головой о что-нибудь стукнешься.

— Понятно. А ты тоже наденешь?

— Конечно! У меня два их — если я, например, второго стрелка с собой возьму.

— А кнопочек сколько!

— Чур, ничего не трогать. А то шмальнёт — и прибьёшь кого-нибудь нечаянно.

— Ой…

— Садись в это вот кресло. Ремешками