Шурупы - Владимир Николаевич Васильев

самое последнее время. Какие еще сюрпризы обнаружатся на борту?

А еще Виталий почему-то вспомнил собственные слова, произнесенные в разговоре с TS-ником Иваном Ивановичем: пилотские манипуляторы всех без исключения кораблей сработаны под человеческую руку, а не под гипотетическое инопланетное щупальце. И по каталогам это артефакты серий дальше, чем AZ, то есть произведены не людьми – по крайней мере, не сегодняшними гражданами Земли и колоний. Но тем не менее встречать его может кто угодно – TS рекомендовало быть готовым к любому варианту.

«Вот и буду готовым!» – подумал Виталий, стараясь стать холодным и спокойным.

Он миновал шлюз и оказался в тесной рубке «Джейрана», чувствуя себя Одиссеем в логове циклопа.

В рубке было пусто. Никого. Хотя аппаратура и пилотские терминалы пребывали в рабочем состоянии – индикация, во всяком случае, светилась.

– Привет, Брагин, – донеслось по трансляции. – Говори, я тебя услышу.

«В сортире, что ли, забаррикадировался? – подумал Виталий о хозяине голоса. – Или в технической зоне? Боится? С какой стати?»

– Привет, – поздоровался он вслух.

Виталий старался, чтобы собственные голос и слова прозвучали буднично, и это даже почти получилось. Что до голоса собеседника, был он совершенно точно незнакомым и показался странно искаженным. Не слишком, чуть-чуть, словно чувствительность микрофона немного зашкаливала и наличествовал легкий перегруз звука по уровню.

– Ты где? – спросил Виталий. – И заодно – ты кто? И зачем звал меня?

– Так много вопросов сразу…

– И вышел бы ты уже, – добавил Виталий. – У меня вообще-то больше поводов бояться. Но я же не прячусь!

Невидимый собеседник шумно вздохнул.

– Я – лейтенант Ярин… практически. Но выйти я не могу. У меня нет тела. Человеческого тела. Я – этот вот корабль.

Виталий сделал вид, что поверил.

– То есть мумия, которую я нашел в медблоке на Тигоне, – это бывший ты?

– Да. Мое тело… безвременно почившее, и все такое. Можешь даже пошутить по этому поводу, я успел это пережить и успокоиться, а свое новое состояние принять и даже найти в нем некоторую прелесть.

Шутить Виталий склонен не был. Не место и не время.

– Что-то я не слышал о технологиях копирования личности. Уж извини.

– А у Земли их и нет, – в тоне Ярина (если это действительно был Ярин) явственно прорезались безмятежные нотки.

Виталий мысленно похвалил себя за стартовый настрой – в смысле готовности ничему не удивляться. Иван Иваныч велел добывать информацию. Любую, даже ту, которая сначала покажется невероятной. В этом плане начало было хорошее.

– А у кого есть? – поинтересовался Виталий.

– У тех, кто создал артефакты, из которых Земля и колонии сегодня строят космические корабли.

– И кто же эти таинственные «они»?

– Чужие, естественно! – Ярин даже фыркнул, совершенно по-человечески. – Точнее, те, кого земляне называют чужими.

– Значит, они не исчезли бесследно, как принято считать?

– Сложный вопрос… Я не готов ответить, потому что точного ответа и сам не знаю.

Виталию надоело торчать посреди рубки, поэтому он протиснулся между пультом и стойкой и занял пилотское кресло.

– Не возражаешь? А то я километров десять только что по лесу отмахал. С непривычки ноги гудят.

– Да сиди, мне-то что… Мне больше в этом кресле не посидеть…

«О чем спросить? – лихорадочно прикидывал Виталий. – О том, что с ним произошло на Тигоне? О том, как умудрились перенести сознание Ярина в корабельную память? А это вообще возможно?»

Да и уместно ли тут слово «перенести»? Даже если предположить, что копирование сознания возможно, настоящий Ярин давно умер, а в памяти корабля – всего лишь копия, троичная копия его сознания в виде нулей, единиц и нопов.

– Скажи, а почему ты на Тигоне был Можаев, а сейчас вдруг стал Брагин? – неожиданно поинтересовался Ярин.

– Замуж вышел, – буркнул Виталий; получилось до крайности грубо и неприветливо. Поэтому он поспешно исправился:

– Тьфу ты, пакость! Грязная какая-то шутка вышла. Извини. А что до фамилии… Работа такая. Да и неважно это.

Он хотел добавить, что на самом деле женат на прекрасной женщине, и что у него две пары в высшей степени замечательных близнецов, но вспомнил скрытую в голосе из трансляции тоску, когда Ярин упомянул, что в пилотском кресле ему больше не посидеть…

Поэтому решил воздержаться. И продолжать делать вид, будто верит, но на всякий случай быть готовым, если со стороны техзоны (где, кстати, располагались и остальные помещения, теоретически годные для пряток) кто-нибудь внезапно появится. Неважно, с каким настроением и намерениями, во всем спектре от возможного: «Как я тебя разыграл, капитан, ха-ха-ха!» до реальной атаки с целью Виталия умертвить – хотя зачем это может понадобиться хозяину «Джейрана», непонятно.

– Ну и с какой целью ты меня высвистал с Луны аж на Флабрис? Да еще таким мудреным способом?

– Другого способа не нашлось, – ответил Ярин. – Как смог, так и высвистал. А вот зачем… Надо, наверное, все сначала рассказать. О том, как я на Тигон летел. И чего там в итоге наворотилось.

Виталий откинулся на спинку кресла.

– Я весь внимание! – с готовностью заверил он.

– Вылетал я, – начал Ярин, – вполне буднично. Причем рейд на Тигон был у меня в послужном списке уже вторым сверхдальним. Силигрима, буксир-струнник, Эрцаб и дальше по эклиптике к Ирилле. Летел я и гадал, что же, елки-палки, может так внезапно заинтересовать командование на спутнике вэ-эн четыреста девятнадцать, да не где попало, а на конкретных координатах? Летел я долго, потому что был приказ экономить горючку, гадал тоже долго, так в итоге ничего и не придумал. Сваливаюсь на спутник, выхожу на координаты и практически сразу ловлю сигнал бедствия. «Ага, – думаю, – вот оно что. Не я тут первый. Только почему тогда послали меня, да в соло-автономе, хотя логичнее было сразу отправить рейдер со спасателями?»

Пытаюсь установить связь, но на мои вызовы ноль реакции, так и продолжает долбить интервальный SOS. «Значит, – думаю, – автоматика».

Визуально на координатах я ничего не вижу – обычная тигонская пустошь: камни, колотун да поземка. Ты видел, ты знаешь, с двадцатых годов там ничего не изменилось.

Позиционируюсь, масштабируюсь, пеленгую сигнал – выводит на трещину, забитую слежавшимся снегом.

И все. Дальше я ничего не помню, до момента, когда расклад уже сильно другой.

Очнулся в «гробу», еле живой. Диагностированы два перелома, множественные повреждения внутренних органов и лучевая болезнь. «Джейран» мой поврежден и торчит в трещине поверх неизвестного корабля, а оттуда продолжает долбить автоматический SOS. И самое главное – на затылке у меня установлено некое устройство, откуда в мозг идут наноэлектроды, и все это вдобавок как-то подключено к управляющему пилотскому нейроинтерфейсу. Последнее, сам