Фрилансер. Сверх - Сергей Анатольевич Кусков

отдавал приказы, подписывал. Нет-нет, в этом здании не было тех, кто осознанно шёл на преступления, зная, что ввозит в страну террористов или диверсантов. Но о незаконности своих действий, что подписывают документ тем, кто стопроцентно в стране не должен оказаться, все знали стопроцентно, и этим мы их кололи на камеру.

— … Да не знал я, что они такое! Не знал! Их, вон, тысячи! Каждый месяц их несколько тысяч! И все одинаковы. Где на них написано, что они проходили обучение в школе диверсантов? Этим «двушка» должна заниматься!

— То есть свой косяк скидываешь на чужую контору, — ехидно скалился следак. — Думаешь, такой умный, их подставишь, сам отмажешься?

— Да не отмазываюсь! Вы правы, у вас на руках факты — подписывал. Так я много таких подписывал. Каюсь. И раскаиваюсь. И готов наказание нести. Но наказание за административку, а не госизмену!..

Примерно так. С одной стороны ни о чём, с другой — для затравки для зрителя, чтобы было понятно, с кем имеем дело.

Первые двадцать минут в допрос я не вмешивался — надо было дать парням разогреться. Опасность, что экспозиция с неинтересной картинкой, затянется, оставалась, но пришлось идти на риск. Надо дать поданным зрителю мыслям настояться, как хорошему вину. Наконец, когда разговор зашёл на второй круг, выдвинулся вперёд:

— Сеньор, скажите, вы готовы подписать чистосердечку? С перечислением всех сумм и расчётных счетов, куда были отправлены полученные за ваши преступления деньги?

— Нет, что значит чистосердечку? Я и так говорю как есть, не скрываю. Виновен! И говорю, в чём.

— В отдельном преступлении. А я говорю о покаянии за десять последних лет службы. Сколько тысяч мигрантов прошло через вас? Скольких вы легализовали, дав вид на жительство, хотя им не светило?

— Я не…

— Вы тут такой правильный, раскаяние на лице… Покаяние на словах… Сеньор Лопес, разъясните городу и миру позицию данного индивида, почему он такой смелый, и даже в штаны не наложил от страха, что сидеть ему — не пересидеть.

Адвокат пока тоже стоял в стороне всё это время, наблюдал. Но, наконец, его выход.

— Всё очень просто, дорогие зрители, — сразу к аудитории, минуя меня, обратился он. — Понимаете, наша система правопорядка и процессуальная система устроены так, что показание само по себе не так уж и важно. — Он криво усмехнулся. — Я — адвокат Лопес, адвокатская лицензия номер… И я сам проделывал в практике много раз то, что хочет провернуть этот сеньор. А сеньор наверняка хочет следующего. А именно…

Далее он поведал об экспертизе. О подтверждении правильности слов. О давлении следствия с целью получения показаний, как их можно зафиксировать и запустить тему в оборот. О том, что одна единственная подпись, не поставленная, или поставленная не там, нивелирует очень важные и ответственные показания и обесценивает важные улики. И что своих людей у сеньоров инспекторов в органах правопорядка просто по логике не может быть мало.

— Конечно, всё это сработает не сразу — очень не сразу! — оговорился адвокат, повысив голос. — Для того, чтобы пройти все эти круги ада и обесценить работу следствия, нужны не просто месяцы, а минимум полгода. А скорее год. Но ведь посмотрите на ситуацию в городе вокруг — люди злы. Сейчас они не простят, если кого-то из сеньоров освободят из зала суда. Сейчас задача опытных адвокатов у наших доблестных служащих департамента миграционной политики наоборот, затянуть рассмотрение, и только месяцев через шесть начать подключать ствольную и реактивную артиллерию с экспертизами. Чтобы сработало всё тогда, когда пар из носика у народа выйдет, когда эмоции схлынут, и люди уже не пойдут на баррикады при освобождении их клиентов, то есть сидящих сегодня перед нами виновных сеньоров.

— Какие есть способы затянуть рассмотрение?

— Вообще у каждого моего коллеги свой арсенал из методов. Мне нравятся следующие…

Приводить перлы юридической казуистики не буду — я их банально не запомнил. В одном убедился, что знал и до этого — адвокаты — страшные люди! Вообще все профессиональные юристы страшные, но адвокаты — особая каста, дьяволы во плоти.

Следующий обвиняемый. Ввиду того, что вступление обыграли на первом, с этим церемонились меньше. Пара вопросов — кто и как. Затем озвучили материалы из его дела. Отрицание. Здорово. Личное отношение к роизошедшему. Закономерно, «не виноватая я, он сам пришёл». Подключается адвокат — обрисовывает ходы и шаги защиты будущего уголовного дела. Недоумённый взгляд проштрафившегося чиновника с меня, на следаков, на адвоката. Сеньор Лопес только что на всю страну, возможно, озвучил стратегию адвокатов этого хмыря, которая как бы… Не для огласки.

— Какие перспективы дела? — завершил опрос я.

— Если честно, посидеть сеньору придётся, — скривился сеньор Лопес. — Но не более двух лет. Год-полтора из которых будет идти рассмотрение и суд. Впрочем, если суд решит, что сеньор не особо-то и виновен, он может и не сидеть, но сейчас в инфополе такое давление — не факт, что они на это пойдут. Но перспективы есть.

— Даже у этого хмыря, пойманного за руку? — зло сощурился я.

— Ох, Хуан! — покачал адвокат головой. — У моих коллег в практике были такие случаи, когда выпускали в зале суда при целой куче улик. Но нет, я всё же думаю, что ни один судья не поведётся пойти на настолько серьёзное нарушение после той шумихи, что за окном. Но повторюсь, моя оценка — максимум два года общего.

— Из пятнадцати, что сеньору светят, — уточнил я.

— Светят только в глубокой теории! — поправил он. — Я бы не взялся спорить даже о «десятке». Даже без поправки на шум вокруг.

— Хорошо. Сеньоры, давайте следующего.

Третий немного струхнул. Его кололи, плыл. Но судя по тому, что озвучивали следаки, там шлейф был посерьёзнее легализации нескольких сотен гастеров, не имеющих право ступать на землю Венеры. А сам сеньор, наоборот, трусоватый.

— Кто «крышует» вас? — не выдержав, вклинился я в допрос, игру парней в хороших и плохих гвардейцев.

— Что, простите? — не понял подследственный, и я, вообще-то, к нему пока ни разу не обратился. Он меня до этого вопроса предметом мебели воспринимал.

— Я говорю, вся эта схема затрещит по швам при первом дуновении ветерка. Но она не трещит. Кто вас крышует?

— Не понимаю о чём вы.

Палец к мочке уха.

— Сюзанна.

И жест