Тактический уровень - Макс Алексеевич Глебов

уже лежал в какой-то мелкой ямке, прикрыв голову руками. Грохот взрывов доносился со всех сторон. Рихтенгден не видел, как ударная волна подняла в воздух брошенный ими мотоцикл и швырнула его обратно на дорогу. Он уже почти ничего не слышал и не соображал, лишь чувствовал сбивающие дыхание тяжелые удары, передающиеся телу через грунт. Полковника засыпало землей, выброшенной очередным взрывом, и на несколько секунд он потерял сознание.

— Герр оберст, вы живы? — голос обер-лейтенанта был первым, что сквозь звон в ушах услышал Рихтенгден, придя в себя.

— Кажется, даже не ранен, — с трудом выталкивая из себя слова, ответил полковник, — что произошло?

— Русские ударили по нам кассетными бомбами, — ответил Лаубе, придерживая правой рукой левую. Крови полковник не видел, так что, наверное, это был сильный ушиб или перелом, — Я сразу узнал эти бомбы, когда услышал хлопки лопающихся тросов, стягивающих кассеты. Это что-то вроде наших SD-1.

— Но как? Они не могли нас видеть! Колонна шла с соблюдением светомаскировки!

— Не знаю, герр оберст, но это еще не все. Мы были лишь первыми или одними из первых. Прислушайтесь!

Звон в ушах сильно мешал, но даже сквозь него Рихненгден расслышал невдалеке грохот взрывов. Он доносился с разных направлений, но в целом было ясно, какой район подвергается ударам с воздуха.

— Каковы потери, обер-лейтенант? У нас осталась исправная техника?

— Головной дозор уцелел, герр оберст, — отвел взгляд Лаубе.

— Вперед! После всего этого мы не можем дать им уйти!

* * *

Наводить на цели одновременно три бомбардировщика оказалось весьма непростой задачей. Отвлекаться на мелочи я не успевал, но самые опасные вражеские отряды, кажется, удалось остановить. Каждый из ТБ-3 нанес по четыре бомбовых удара, и я надеялся, что противник оправится от них не сразу.

— «Медведь», здесь «Филин-1». Звено отработало. Бомбовые отсеки пусты. Жду указаний.

— Дождитесь посадки транспорта и уходите. Спасибо за отличную работу, «Филины».

— «Медведь», наблюдаю внизу несколько сильных пожаров. Если нужно, можем добавить из пулеметов.

— Только в крайнем случае — у вас ведь не штурмовики, — охладил я пыл командира бомбардировщиков и развернулся к Лебедеву.

— Товарищ майор, пора разжигать вашу пиротехнику.

Секунд через тридцать я вернулся к рации и вновь вышел в эфир.

— «Кот», здесь «Медведь». Меня слышно?

— Слышу хорошо, «Медведь». Жду команды. Вижу посадочные огни.

— Посадку разрешаю. Как сядешь, сразу разворачивайся.

— Принял, «Медведь». Снижаюсь. Готовьтесь там — развернусь я быстро.

ПС-84 заходил на посадку. Видимо, для операции нам действительно выделили лучших пилотов. Угробить машину при ночном приземлении на необорудованную площадку — дело абсолютно нехитрое, но летчики посадили транспортник весьма аккуратно.

— К самолету! — отдал приказ Лебедев, и мы, подхватив носилки с ранеными, рванули через поле.

Тревожный сигнал пришел от вычислителя, когда мы уже загрузились в самолет, и он, сильно раскачиваясь, начал разгон. Я не успевал следить за всем одновременно, и, как оказалось, упустил важную деталь. Полковник Рихтенгден и большая часть его людей умудрились пережить ковровую бомбардировку.

От края поля ударил пулемет, и я услышал несколько ударов по корпусу транспортника. Времени на размышления у меня практически не осталось, и я рванулся к двери. В моих руках находилось, наверное, самое неподходящие в данной ситуации оружие — трофейный MP-40. Пистолет-пулемет хорош в ближнем бою, а до противника было больше двухсот метров.

Стрельба на ходу из трясущегося самолета — то еще занятие, так что я, не раздумывая, спрыгнул на землю, и, сделав, перекат, практически без паузы открыл огонь. Убить не убил, но, похоже, все-таки попал. Вражеский пулемет захлебнулся и больше не подавал признаков жизни.

Так быстро я, наверное, еще никогда не бегал. ПС-84 уже набрал вполне приличную скорость. Я едва успел его догнать и в прыжке зацепиться за край дверного проема. Сильные руки разведчиков втащили меня в самолет, и когда я поднялся на ноги, тряска внезапно прекратилась — мы оторвались от земли.

Самолет набирал высоту, но, взглянув на лица товарищей, я понял, что радоваться спасению еще рано.

— Пойдем, — коротко бросил Щеглов.

Когда мы оказались в пилотской кабине, причина мрачного настроения товарищей стала предельно ясна. Лобовое остекление было пробито десятком пуль. Штурман, радист и командир экипажа безвольно обвисли в своих креслах. Второму летчику тоже неслабо досталось, но он еще держался, мобилизовав все оставшиеся силы.

— Специально по кабине били, суки, — негромко произнес Лебедев у меня за спиной.

— Машина рулей слушается, — голос пилота был слабым, а количество крови на полу говорило мне о том, что он вот-вот потеряет сознание, — Движки пока тоже пашут. Кто-нибудь, займите место первого пилота, я сейчас вырублюсь.

Разведчики растерянно переглянулись, и я, никого не спрашивая, двинулся к креслу командира экипажа.

— Уберите тела из кабины, — приказал я, не сомневаясь, что моя команда будет немедленно исполнена.

— Летал, младший лейтенант? — голос пилота был едва слышен.

— Нет, но постараюсь разобраться.

— Курс у нас правильный, горючки хватит. Ты только штурвал ровно держи и резко его не дергай. На себя — набор высоты, от себя — снижение. Вот это — управление тягой двигателей. До рассвета пересечете Днепр, а дальше найди реку или озеро и садись на воду — об землю ты точно убьешься…

Голова пилота безвольно мотнулась, а руки выпустили штурвал — летчик все-таки потерял сознание. Самолет слегка накренился, но я плавным движением вернул его на курс.

Пилота уже вынимали из кресла. Он был жив, но очень плох, и его требовалось срочно перевязать. Рассчитывать на то, что он очнется в ближайшие несколько часов, не приходилось.

— Товарищ майор, мне нужна связь с «Филинами», — обратился я к командиру разведчиков, крепко удерживая штурвал. Без подсказок опытного пилота я не справлюсь.

— Штатная рация разбита пулями, — услышал я голос радиста из группы Лебедева, но у нас есть своя, правда, непонятно как быть с антенной. Попробую разложить ее на полу вдоль фюзеляжа.

Мы молча летели минуты три. Я постепенно набирал высоту, внимательно прислушиваясь к звуку моторов. Режим дополненной реальности подсвечивал мне приборы, кнопки и рычаги, снабжая их пояснительными надписями и инструкциями, но пользоваться всем этим я не торопился — моим товарищам было известно, что я впервые за штурвалом самолета, и демонстрировать излишнюю осведомленность я не хотел.

— «Филин-1», здесь «Медведь», как слышите? — раздался за моей спиной голос радиста.

— Слышу вас, «Медведь». Почему выходите на связь вы, а не «Кот»?

Радист уже прикладывал к моему уху трубку радиотелефона. Сухопутная рация оказалась крайне неудобной штукой, когда нужно одновременно поддерживать связь и вести самолет.

— В экипаже «Кота» потери, — ответил я командиру звена бомбардировщиков. —