Михаил Ахманов - Скифы пируют на закате

Не зарастет! – колоколом отозвалось где-то у Скифа в груди. Не зарастет! Во имя пятого ребра шайкала и святого Хараны! Он вдруг почувствовал, как невесомые волосы Сийи коснулись его лба, как пальцы ее с твердыми валиками мозолей гладят его щеку, и, торопясь избавиться от наваждения, сказал:

– Насчет запаха, Пал Нилыч… Запах-то показался мне знакомым! Будто бы… – Он сделал паузу и нахмурился, припоминая.

– Будто бы?.. – с вопросительной интонацией поторопил шеф, но голова Скифа отрицательно качнулась. Воспоминание ускользало от него, как юркая рыбка в быстрой воде; он был уверен, что запах дурманных деревьев ему знаком и что однажды ему припомнилось, где и когда он с ним повстречался. Но вдруг нахлынул нежный горьковатый аромат, ударил в голову, спутал мысли, смешал их, будто ветер в степи… Так пахла кожа Сийи, и Скиф почувствовал, что в этот миг не сможет вообразить иного запаха.

Похоже, Сарагоса догадался, что от его инструктора толку сейчас немного. Притушив трубку, он тщательно выколотил ее в большую мраморную пепельницу, затем, словно подводя итог беседе, ткнул чубуком рекордер. Зеленый огонек погас.

– Ну, давай-ка отставим демонов, заклятия и прекрасных дам и перейдем к делам серьезным… – Шеф значительно поиграл бровями, и Скифу сделалось ясно, что теперь начнется главное – то, ради чего была назначена эта встреча в тихой просторной квартире Августа Мозеля, бездельника и сибарита. Он не имел понятия, о чем пойдет разговор, ибо главными делами ему все еще казались столь внезапно прерванное странствие в Амм Хаммат, возможные претензии клиента и разлука с пепельнокудрой Сийей, царицей его амм-хамматских грез. Особенно последнее – пожалуй, впервые за восемь или десять лет он испытывал такую томительную, не отпускавшую ни на минуту тоску по женщине. Не это ли звалось любовью? «Я буду луком,, а ты – стрелой…» – припомнилось ему, и, возвращаясь к реальности, Скиф глубоко вздохнул.

Однако любопытство его тоже не дремало, и потому он, навострив уши, принялся искоса разглядывать сосредоточенную физиономию шефа. Он надеялся, что сейчас, быть может, ему откроется краешек загадки – тот самый секрет, о коем он размышлял во время недавних странствий в Амм Хаммате, тайна фирмы «Сэйф Сэйв», ее странных клиентов и странных сотрудников, среди которых сам Скиф, инструктор за номером ноль-пять, числился уже три недели. Он словно бы ждал чуда, и это ощущение, тревожное и острое, вдруг затопило его, изгнав ненадолго амм-хамматские миражи.

Сарагоса, неторопливо набивая трубку, сказал:

– Хочу порасспросить тебя кое о чем… Помнишь, ты говорил о предчувствии всяких бед? Словно бог с жалом змеи…

– …стоит за твоим плечом, – закончил Скиф, испытывая легкое разочарование: сейчас он с ббльшим удовольствием потолковал бы об иных материях. – Да, помню. A'xap а'на ритайра ден кро… Харана!

– Да, Харана… Но мы называем это иначе: дар дайнджера, предвидение опасности.

Шеф произнес это «мы» легко и небрежно, так что Скифу оставалось лишь догадываться, о ком идет речь: не то о самом Сарагосе и Докторе – главных фигурах в фирме «Спасение», не то обо всем ее необычном персонале, включая пожилого умельца дядю Колю, не то об иных загадочных личностях, ему пока неизвестных. Но шеф продолжал говорить, и времени для раздумий не оставалось.

– Тебя дважды ранили, и оба раза ты чувствовал звон в ушах… или что там к тебе приходит… За какое время? Я имею в виду, за какое время до события?

Скиф машинально потер шрам на предплечье.

– Трудно сказать, Пал Нилыч. В тайге, пожалуй, было предчувствие задень… и всплеск, мощный всплеск в последние секунды, перед тем, как зек с заточкой бросился на меня. Во время таиландской операции в висках гудело суток за двое – здорово гудело, словно колокол гремел. Ну и еще, когда я решился уйти…

– Демобилизоваться? – уточнил Сарагоса.

– Да. Постоянное давление тут и тут. – Скиф коснулся виска и затылка. – Больше месяца, Пал Нилыч.

– А как сейчас? Здесь, дома, и в Амм Хаммате?

– Все нормально.

– Нормально, х-м-м… – Сарагоса покивал головой, машинально разгладил пальцем лохматые брови и спросил: – Еще случаи были?

– Были. Ударит, громыхнет – ну, значит, надо поостеречься. А через день-другой припоминаешь: пригнулся вовремя – пуля в небо ушла, отскочил – осколок рядом свистнул, остановился, прилег – на мину не наступил. Раз в Заире…

– Обойдемся без армейских воспоминаний, – отрубил Сарагоса. – Ясно, что твой дар Божий за пару дней стрекочет по-тихому из пулемета, а коль беда на носу, бьет из главного калибра. То есть, как говорят специалисты, наблюдается резонанс перед самым печальным событием… Ну, все, как в прочих случаях, не больше, но и не меньше. – Он устремил взгляд на широкий шведский тесак, висевший на стене между двух прихотливо изогнутых малайских крисов, и Скиф не решился спросить, что это за «прочие случаи». Вдруг Сарагоса резко повернулся к нему.

– А случалось ли тебе предчувствовать чужие беды? Ну, неприятности с родителями, с товарищами по службе? Их ранения, смерть? Про других Харана этот тебе когда-нибудь звонил?

«Что ему дался Харана!» – подумал Скиф, отрицательно покачивая головой. Нет, про чужие горести бог с жалом змеи ему не сообщал – даже тогда, когда дело касалось самых близких людей. Как-то отец в одной из своих бесчисленных экспедиций сломал ногу и двое суток ползком добирался до базового лагеря – голодный, одинокий, затерянный в болотах таймырской тундры… Скифу тогда уже стукнуло двадцать, он учился на четвертом курсе, и странный дар, еще не называвшийся в те времена Хараной, для него секретом не был. Однако в случае с отцом его не посещали никакие предчувствия… Быть может, у Карчева-старшего имелся свой ангел-хранитель, что-то наподобие Хараны? Ведь он в конце концов выполз из тех проклятых болот… Скифу как-то не приходило в голову порасспросить его об этом. Он снова покачал головой и сказал:

– Нет, Пал Нилыч, другим я пророчить не могу. Ни беды, ни счастья! Мои предчувствия… они… – он замялся, пытаясь сформулировать мысль, – они сугубо личное дело… индивидуальное, так сказать.

– Ну, личное так личное. – С некоторым разочарованием Сарагоса похлопал широкой ладонью по столу. – Жаль, конечно. Я-то надеялся…

Он смолк. Скиф, сложив руки на коленях, ждал с каменным лицом, стараясь не выказать нетерпения. В общем-то все эти недомолвки шефа, это таинственное «мы» и смутные намеки на «прочие случаи» его не раздражали, а скорее подстегивали любопытство. Казалось, он шаг за шагом отступает от стены, разрисованной огромными фигурами, охватывая взглядом все большую и большую часть некоей загадочной и сложной картины. Но он сознавал, что отдельные ее детали еще не складываются в связные образы; дистанция была слишком мала, чтобы полностью оценить замысел живописца.

Наконец Сарагоса вытащил изо рта трубку и прервал затянувшееся молчание.

– Придется мне, парень, посидеть за твоей спиной, – произнес он загадочно и тут же пояснил: – Надо бы нанести визит одному моему знакомцу… опасный визит… Не потому опасный, что знакомец мой, скажем, вояка-супермен, черный пояс или там киллер с пушками в каждом кармане. Он, по совести-то говоря, не знает, где у карабина приклад, а где затвор… Но возможны всякие неприятности! Да, всякие! – Шеф сосредоточенно пыхнул трубкой. – Мне будет спокойнее, парень, если ты поприсутствуешь на этом нашем рандеву. Мой приятель… он…

– Из наших клиентов? – подсказал Скиф. – С ним какие-то сложности? Как с торговым князем?

– Нет. Не клиент, не конкурент, не вампир и не половой извращенец. Просто он что-то скрывает… что-то такое, что нам полезно знать.

– Нам – это кому? – рискнул наконец спросить Скиф. Сарагоса, откинувшись в кресле, одарил его неласковым взглядом.

– Ты сколько у нас служишь, сержант?

– Три недели… если считать с Амм Хамматом, то чуть дольше.

– Вот видишь, всего три недели… А уже вопросы задаешь! – Шеф со строгим видом побарабанил по столу пальцами. – Скажу тебе одно, парень: фирма наша, конечно, не простая, но к рэкету, разбою и прочим мафиозным делам отношения не имеет! Как, впрочем, и к пустобрехам из правительственных сфер.

«Еще бы не простая!» – подумал Скиф, припомнив внушительный арсенал, хранившийся в подвале, золотые кольца со сбитым клеймом, бригаду медиков за плотно притворенными дверьми и фантастические упражнения красноглазого экстрасенса. Странно только, что Сарагоса помянул правительство… в отрицательном смысле помянул… Выходит, с секретными службами он тоже не связан и кто-то другой ворожит фирме «Спасение»… Кто? Интерпол, ЦРУ или парагвайская сигуранца? Предположения эти были одно нелепей другого, и Скиф, мысленно поминая шайкальи ребра и потроха, вслух сказал:

– Что я должен делать, Пал Нилыч?

– Сейчас я тебе объясню, что ты должен и чего не должен. – Шеф принялся перечислять, загибая толстые пальцы: – Во-первых, Пал Нилычем меня не зови – ни Пал Нилычем, ни Сарагосой. Для того знакомца я – Петр Ильич. Петр Ильич Синельников, журналист. Запомнил, э?