Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон

– Затхлое растение Ухух, покрытое плесенью!

– Что еще за Ухух?

– Неважно. Откуда я знаю? О ты, змея, жалящая себя за ногу!

– За ногу? – удивился эпикифор. – Какую?

– Заднюю. А что?

– Нет, ничего. Я было испугался, что ты перегружаешь свое драгоценное здоровье излишней премудростью. Но явно ошибся. Продолжай, па-аштенный.

Марусим на цыпочках подкрался к двери. Прислушался и покачал головой.

– Плешивый бурдюк с гнилой водой!

– Бурдюк? А что, можно и начинать.

Эпикифор налил первую стопочку. Марусим покосился на дверь. Люминесценций пренебрежительно махнул рукой:

– Глувилл уже отвел глаза твоим шпионам, почтеннейший. Золото ордена блестит ничуть не хуже золота эмира.

– Золото? Золото… м, да. О ты, запах верблюда. Пехота у тебя, конечно, еще ничего…

Великий сострадарий кивнул.

– …а вот кавалерия – дрянь.

– Это почему же?

– Кавалерия не может быть хорошей, если ее мало. Так и быть, твое здоровье, неверный!

Марусим опрокинул стопочку и полез рукой, унизанной перстнями, в блюдо с шампиньонами.

Прожевал и спросил:

– Слушай, а чего ты курфюрста так боишься? Армия у него – тьфу. Он живой только потому, что за горами прячется.

– Курфюрстенвер – не такое уж и тьфу. Бернар может собрать до двадцати пяти дивизий. И очень неплохих дивизий, смею заверить. Артиллерия у него получше моей. Не исключено, что Муром ему поможет. Тихонько, как и полагается Тихону.

– Да, посадник не дурак. Понимает, что вслед за Поммерном очень сразу последует Муром. А, кстати. Говорят, твои бубудуски там немного пошалили. Что-то там такое, на мосту…

– Мелкое недоразумение.

– Да? Еще я слышал, в муромских владениях уже совершено нападение на ваш дозорный бриг.

– Уже слышал?

– Уже. «Ямдан», кажется.

– У тебя хорошая разведка.

Марусим хмыкнул.

– Да не жалуюсь. А твоя?

– А моя разведка сообщила, что нападение на «Ямдан» совершено не регулярными войсками Мурома, а неким беглым боярином. Тихон тут ни при чем.

– И ты ему веришь?

– Я это проверю.

– Как?

– Скампавей боярина Стоеросова уже ведут на буксире у нашего фрегата «Консо». Думаю, скоро он появятся вот здесь, – эпикифор махнул рукой в сторону окна, за которым нежно голубела бухта Монсазо, – под окнами Сострадариума, где сейчас, почтенный марусим, я имею честь беседовать с тобой. А позже тут же побеседую с боярином Стоеросовым. И он расскажет ту правду, которая мне больше подойдет.

Марусим озадаченно почесал макушку.

– Конечно, расскажет, – сказал он. – Еще бы! Но какое имеет значение, что ты там вытрясешь из пирата? Когда есть сила, повод для ее применения искать не обязательно. А сила есть, солдат у тебя раз в пять побольше наберется, чем у Поммерна с Муромом, вместе взятых. Или нет?

– Да больше, больше, – поморщился эпикифор. – Но зачем драться сразу с двумя, когда можно драться с теми же двумя не сразу? Тихон не спешит в союзники к Бернару. Все хитрит, считает себя мудрее всех. Что ж, пусть тешится, бородатый дурак. Это мне на руку, поскольку курфюрстом следует заняться в первую очередь. А показания Стоеросова пригодятся потом, когда потребуется взять за бороду весь дремучий Муром.

– Но сначала Поммерн?

– Безусловно. Между прочим, курфюрст опасен Покаяне не больше, чем Магрибу, дорогой мой Шараф.

– Магрибу? Фи! Чем? Своими двадцатью пятью дивизиями? Да это капля в наших степях! Тем более, – марусим презрительно скривился, – пехота…

– Курфюрст опасен не только и не столько своей пехотой.

– Чем же еще?

– Артиллерией. А еще больше – идеями.

Марусим звучно расхохотался.

– Ху! Утомил. От любой идеи секир-башка отлично спасает. Эпикифор! Твои страхи смешны, это я тебе говорю.

– Напрасно.

– Да? Ну давай, объясни дикарю.

* * *

Эпикифор вздохнул, прочел про себя краткую молитву, испрашивая у Пресветлого терпения. Потом сказал:

– Вот представь, что все твои нукеры вдруг перестанут повиноваться.

– Кому, мне?

– Тебе.

Марусим наморщил лоб.

– Не представляю, – честно сообщил он.

– Жаль, жаль. Ладно, попробуем с другого бока. Курфюрст Бернар Второй унаследовал трон тридцать шесть лет назад. За это время он добровольно уступил своему парламенту права на объявление войны, определение размеров налогов и практически всю законодательную власть.

– Право вето все же за собой оставил, – усмехнулся марусим, выпивая. – Уфф… Твое здоровье, гяур.

– Оставил. Но сделал независимыми Курфюрстенбанк и суды, положив в основу их деятельности… – тут эпикифор поморщился, а марусим сочувственно покачал головой, – презумпцию невиновности…

Марусим зевнул.

– И как у тебя язык не ломается.

– …ликвидировал многие привилегии старой знати…

– Это правильно, – одобрил марусим. – Чтоб в стаи не собирались.

– …организовал Академию Наук, разрешил политические партии, согласился на выборность ландтагов и мэров…

Марусим почесал живот.

– Вот чудик! Ну и пусть себе бесится. Нам-то что? К нам это не имеет ни малейшего отношения.

– Ошибаешься. Имеет, и самое непосредственное.

– Докажи.

– Пожалуйста. Двадцать семь лет назад курфюрст отнял у Пресветлой Покаяны округ Швеер. И непохоже, что собирается его вернуть.

– Хе! Вы же сами напали. А Поммерн взял и навесил вам по холке да по ребрам. Потом – ну, было дело, оттяпал кусочек себе на память. Но как же без того? Без этого зачем же воевать? И при чем тут эта, как ее… презумпация?

– Хорошо, хорошо, допустим, – легко согласился эпикифор. – Забудем про то, что напали-то мы из-за еретиков и небесников, да всяких беглецов политических, которых курфюрст прикармливает у себя. Беглецов, заметь, не только из Покаяны или того же Мурома, но и из Магриба.

Марусим впервые начал проявлять интерес к разговору.

– Так. Валяй дальше.

– Изволь. Двадцать четыре года назад некий князек Четырхов откололся от Мурома и попросился, знаешь, куда? Правильно, в Поммерн. А почему?

– Да, а почему?

– Да потому, видишь ли, что гуманизма вдруг захотелось князюшке. Просвещения народного… Про Землю, нашу прародину, книжек начитаться изволили. В результате живут сейчас на пенсию, занимаются селекцией какого-то овоща…репы, кажется. Да школы деревенские инспектируют. А корону сдали в музей.

– Ну, этот явно свихнулся. Только нам-то чего беспокоиться? Ни мой эмир, ни твой Тубан коронами не разбрасываются.

– Верно. Но я еще не все сказал. Девятнадцать лет назад после очередной междоусобицы в эмиратах султан Джанги сказал, что лучше быть живым вассалом курфюрста, чем мертвым подданным эмира. Помнишь?

– Помню, – насупился марусим.

– И что же получается, достопочтенный? При жизни всего лишь одного поколения Поммерн умудрился отщипнуть куски от каждого из своих соседей. За исключением разве что Шевцена. Но и в этом случае как только власть перейдет к молодому графу Вольдемару, окончившему, кстати, и университет Мохамаут, и померанскую Кригс-Академию, и давно уже разделяющему романтические взгляды курфюрста