Системная нежить. Том 4 - Тимофей Кулабухов

— Меня зову Ди Нефтис.

— Что? Ну… привет, Ди Нефтис. Как тебя угораздило оказаться в рабстве?

— Воспитанные человеки называют своё имя при знакомстве, — прищурилась она.

— Так то, воспитанные… Вот странно, гоблины обоих полов должны испытывать ко мне интуитивную ненависть, это системная особенность у меня в награду за то, что ненароком пристрелил одного вашего. В связи с этим вопрос, почему ты говоришь со мной, ДиНеффис? Ты же должна меня просто ненавидеть… и всего делов?

— Ди Нефтис. Раз ты так объясняешь… Потому, что не гоблин.

— Не гоблин, а гоблинша?

— Нет, не гоблиница! — нахмурилась она. — Я квиз, разве не понятно?

— Впервые о таком слышу.

— Во мне нет ни капли гоблинской крови. Моя мать была жрицей храма, а отец блудливым дроу, тёмным эльфом. Я его ни разу не видела, разве что когда узнавала иные чем у остальных родственником черты в храмовом зеркале.

— А мать у тебя? Человек?

— Из орков, конечно, разве ты не видишь, — она выпрямилась, так чтобы я мог рассмотреть её за россыпью грязных спутанных волос. Ну, если присмотреться, и правда намного красивее, и аккуратнее гоблинов, более ровные и правильные черты лица.

— Значит, — продолжила она, — во мне кровь орков и дроу, ни капли гоблинской. Но даже пока мать была жива, все называли меня квиз. У вас нет такого слова? А каких кровей ты, молчаливый?

— Всё больше мёртвых. Я нежить, Нетфликс.

— Ди Нетис. Мой единственный друг звал меня Нес.

Я притормозил на длинном повороте, где, к тому же, дорога была особенной разбитой. Интересно быть первым на этой дороге и, возможно, в этом мире, кто едет на автомобиле, хотя и бронированном. Едет, ещё и с музыкой.

— Он важен для тебя? — спросил я для поддержания разговора.

— Не спрашивай меня об этом, молчаливый. Ты очень ловко управляешь повозкой…

— Она и этот навык, это часть того мира, что я боюсь потерять.

— Система?

— Ну да, Ди Нетис. Система входит в мой мир прямо сейчас.

— Оуу. Для нашего мира это было давно, почти никто не помнит.

— Почти?

— Говорят, что после определённого уровня игроки не стареют и не умирают своей смертью.

— Тогда игроков было бы очень много. Даже для пострадавшего мира, — судя по опыту мира снегов и льда, много игроков вместе не уживаются, но мне хотелось услышать и другую точку зрения.

— С чего бы это, чужак? Игроки участвуют в сражениях, охотах и войнах, рано или поздно это их убивает. Как бы ловок ты не был, смерть поймает тебя если дать ей достаточно большое количество попыток.

— Хэ. Интересное рассуждение.

Сказав это, я задумался, девушка тоже замолчала, на лице её отображалась внутренняя борьба и работа мысли.

Мне было о чем подумать. Сколько система инициировала мёртвых королей? А сколько есть героев моего уровня, способных их аннигилировать? С другой стороны, за дело взялись боги, мой разговор про альянс — был той кристаллизирующий идеей, на которую они согласились. Ведь они патологически не доверяют друг другу, но предложенный мной общий знаменатель — давайте убьём всех чужаков чтобы не покушались на наш Олимп, и дело пошло.

А ведь идея глубоко отечественная, мы ведь, в сущности, сотни народов — объединенные тем фактом, что нам постоянно кто-то хочет «раздать» и этого кого-то надо срочно укопать по пояс, желательно головой вниз.

Тут не до внутренних противоречий. Тем более что человек, такой иной, отличающийся от тебя, но прикрывающий твою спину в бою — становится ближе безотносительно разницы культур, генетики, языка и прочих внешних факторов. Поступки важнее слов.

Мы построим чудесный мир, но сначала мы всех убьём.

— Так как тебя всё же зовут, чужак? — спросила меня девушка и глянула назад, в салон.

Там неумело пристёгнутые и, кажется, не сильно трезвые (запасы алкоголя у него огромные) гоблинши с умилением слушали как Джим им что-то рассказывал.

— Ну, допустим, Кощей, а что?

— Я согласна, Кощей.

— И на что же ты согласна, Ди Нетис?

Она сглотнула.

— Я согласна разделить с тобой ложе. Но я буду только твоя. За это ты обещаешь, что берёшь надо мной покровительство и оберегаешь от посягательств этого… ржавого извращенца-гоблина.

— Какое, к чертям пёсьим, ложе? — я, конечно, понял о чём она, но, как это при необходимости делают другие мужики, решительно врубил режим «тупой».

— Я согласна с тобой возлежать, раздвинуть ноги, спариться, сношаться… — она заметно покраснела и разозлилась.

— Да понял, понял, не надо осыпать меня эпитетами.

— Так что… когда мне… отдаться тебе?

— Фу, Ди Нетис. Фу фу фу. Это пошлятина какая-то.

— Что?

— Ну вот скажи, что в моём поведении заставило тебя думать, что я, как бы это выразится, заинтересован в том, чтобы ты передо мной раздвинула ноги?

— А разве ты не мужчина? Ты мужеложец?

— Вообще ни разу. Больше скажу, у меня есть женщина и не одна.

— Я не красивая, не нравлюсь тебе?

Она приосанилась и натянула некогда изящное, но сейчас безбожно испачканное платье чтобы подчеркнуть свою грудь и безупречный живот.

— Если отмыть, то очень даже ничего.

— А в чем тогда дело!?!? — взорвалась она.

— А в том, — я снова плавно притормозил, чтобы войти в поворот, — Что… Вот, послушай, тебя и твоих подруг…

— Они мне не подруги, я первый раз их увидела уже когда тётка, да будь проклята она и весь её род до последнего клыкастого, продала меня в рабство У-Аату Харгидашу.

— Ну не суть, кто они тебе, не придирайся к мелочам. Так вот вас, надо думать, везли продать в один из столичных борделей. Ты знаешь такое слово?

— Знаю, Кощей, я же не в юрте родилась.

— Так вот. Там ты отдавала бы своё тело за деньги левым мужчинам. Тебя это не устраивает?

— Нет, — с возмущением зарычала она и глаза её блеснули ненавистью и болью.

— Ну так, а чем то, что ты сейчас двигаешь и предлагаешь мне, отличается от проституции? Продавать себя не ради денег, а ради покровительства. Это то, что называется малодушием, отсутствием гордости.

— Да что ты знаешь о гордости, чужак?

— Знаю. Я что-то знаю о гордости.