Шелест. Гимназист - Константин Георгиевич Калбанов

в Воронеже. Взнос за каждый день делали, но только никто не слышал, чтобы они кого оприходовали, не пойми, чем занимались.

— Ясно. Но ты просьбу мою Бересте сейчас же донеси, будь другом. А после пробегись в ремесленную слободу и рисунки эти покажи шапочнику Ермолаю, не припоминает ли, — сунув в руку Беса полтину, попросил я.

— Сделаю в лучшем виде, — солидно кивнул тот и пулей сорвался с места.

Стражу, ждал недолго. Как и следовало ожидать, в первую очередь они прибежали к трупу дворянина. Подобное преступление не просто в приоритете, но непременно расследуется с тщанием и срока давности не имеет. Ещё и окольничего время от времени за вымя дёргать будут. Так что ничего удивительного в том, что он вскоре лично прибыл на место…

Допрос, как и в прошлый раз, вёл подьячий, причем тот же самый. Впрочем, тут пятьдесят на пятьдесят, либо он, либо его сослуживец. На плечах этой парочки висят все розыскные и следственные мероприятия.

Когда вышел из кабинета, то в коридоре столкнулся с родителями. Потупился, шаркнул ножкой, типа весь такой невинный. Ну а что такое-то? Я в этот раз и впрямь не виноват. Не я же затеял всё это, в самом-то деле.

— Прямо и не знаю, как с тобой быть, — вздохнул отец. — Сечь розгами и ремнём уже вроде как не по возрасту, кнутом выпороть, так ты дворянин, а я не палач.

— А ты вожжами. Оно как-то по-домашнему и в то же время наука на будущее запомнится, — посоветовала мать.

— За что, матушка? — возмутился я.

— А это ты нам скажи, за какие такие делишки к тебе душегубы заявились? Что ты от нас скрываешь?

— Да не скрываю я от вас ничего. Всё как на духу выложил. Ну вот ума не приложу, кто решил меня живота лишить.

— Записка та, что тебе подбросили и которую нам начальник гимназии показывал… — начал было отец.

— Егоровым писана, коего я порешил. Я видел его почерк, одна рука. Иных сообщников у него с Седовым не было. Так что отсюда прилететь не могло, — перебив батюшку, твёрдо заверил я.

— Так с какого тогда?

— Не знаю. Одного душегуба я только оглушил, но пока за одарённым гонялся, он опамятовался и дёру дал.

— Может, в имение тебя забрать? Всё одно конец учебного года, а ты в гимназии не сидишь.

— Нет, батюшка, прости, но я никуда не поеду. Бегая от проблем, ничего не решить. А решать нужно. Я, конечно, недоросль, но без соли меня не сожрёшь, и в том вы убедились.

— Ишь каков, всё рассудил и решил, — начал было отец.

— Батюшка, — снова перебил его я, — всё одно по-своему сделаю. Потому просто отпусти. А там как разрешу всё, приеду в поместье, берись хоть за розги, хоть за кнут, ну или вожжи опробуй.

— Не поместье более, а имение, — поправила меня мать. — Князь Долгоруков выкупил у казны дом, земли с деревенькой да крестьянами и передал все это мне, прирезав от себя сотню десятин пахотной земли. В благодарность за спасение тобой Марии Ивановны. Так что теперь это наша вотчина.

— Хорошая новость, — улыбнулся я.

— Ладно, сын. Твоя правда, разобраться с этим стоит, а в стражу я не верю, — вновь заговорил отец. — Ефима бы к тебе приставить.

— Нет уж, пусть он при матушке будет, — поспешил я откреститься от боевого холопа.

— Ну, может, тогда Илюху?

— Этот города не знает, за ним самим глаз да глаз нужен будет. Правда, батюшка, мне одному сподручней. Я вон к Эльвире Анатольевне обращусь, если понадобится. Ей-то, поди, вы доверяете.

Семнадцатилетний пацан, рассуждающий насчёт таких серьёзных вопросов? И при этом с его мнением считаются? Так и есть. Во всяком случае, в нашей семье меня уже давно не воспринимали как парубка, нуждающегося в постоянной опеке, а держали за взрослого и самостоятельного. А уж после того, как вызволил сестру, мои позиции и вовсе подскочили на несколько пунктов. А тут ещё и схватка с одарённым убийцей и его помощниками, оставшаяся за мной.

— Пётр, давай мой амулет переделаем под «Кольчугу», — предложил отец.

— Не нужно, батюшка. Деньги у меня есть, так что сегодня же прикуплю стальную кольчугу, чтобы под одеждой носить, никаким ножичком не дотянутся. А так-то я тоже не подарок, сам ведь знаешь.

— Вырос ты, сынок, — провела рукой по моим волосам мать.

Когда вышел на улицу, там ко мне подошли всполошённые Мария и Лиза. Однако как ни любопытно им было, обстоятельной беседы не получилось. Времени в обрез. Поэтому сестру сдал на руки родителям, великую княжну сопровождавшим её компаньонам, а сам побежал по делам.

И в первую очередь в оружейную слободу. Нужно выполнять данное обещание, ну и поспокойней так. Кольчужная майка движений практически не стесняет, конечно, если носить её умеючи. Зато реально прикроет от ножей жизненно важные части тела.

— Здравия, дядька Василь, — войдя в трактир, поздоровался я с хозяином.

— И тебе поздорову, Шелест. Я гляжу, тебе всё неймётся.

— Да я-то тут при чём, сами вяжутся. Ты же знаешь, я первым никого никогда не задевал, но и спуску не давал.

— Ну-ну. Береста просил сказать, что ждёт тебя в известном месте.

— Ага, спасибо.

— Перекусишь?

— Не проголодался ещё. Вот закончу, а тогда непременно.

— Ну, беги.

Известное место это берлога на старом пепелище. И ждать Береста меня там может только по одной причине, они сыскали небезызвестного Груздя. Теперь залётный ждал своей участи за беспредел. И вопрос тут вовсе не в том, что он хотел порешить именно меня, имеющего на Чижовке определённый вес и авторитет. Он в принципе хотел лишить жизни дворянина, а такое не спустят, мало слободе было недавних потрясений, так тут ещё и это.

— О! Узнаю. Ну, здравствуй, Груздь, — отряхиваясь после тесного лаза, поздоровался я.

— За ради Христа не лишал бы ты меня живота, господин хороший. Ить спину мою ты видел и знаешь, что не своей волей я руку на тебя кинул. Всё это хозяин наш Лебедев Иван Степанович. Мы с Мышатой и ослушаться-то его не могли из-за узора того клятого. Сказал бы мамку родную прирезать, так и глазом бы не моргнули.

— И где проживал ваш Лебедев? — поинтересовался я.

— Во Владимире усадьба его. Пробавлялся он душегубством за деньгу через человечка верного в Суздали…

Глава 25

— И что, даже ножичком его не пощекочешь? — удивился Береста, когда я выбрался из лаза.

— Мне не нравится ковырять железом живых людей, — покачал я головой, протягивая ему трофейный кошель с несостоявшегося киллера.

— А если он соврал? — подбрасывая плату на ладони, усомнился Береста.

— Ты же слышал, если соврал, я вернусь, и тогда он станет молить меня о смерти. Конечно, он может не поверить, но это уже будут его проблемы. Ты вот что, Береста, хорошенько за ним присмотри с недельку, а я пока прокачусь во Владимир и в Суздаль, посмотрю что там к чему. Когда вернусь, решим, что делать с этим утырком.

— Вообще-то, это получается не подстава, а дворянские разборки, чижовская братва тут ни при делах.

— Если бы у них получилось достать меня, ты бы думал так же? — хмыкнув, искоса посмотрел я на вожака ватаги.

— Если бы у них получилось, то все подумали бы, что дворянина грохнул кто-то из нас, и тогда только держись. Но ведь он с дружком и впрямь ничего не мог поделать.

— А вот я думаю, что они и без узоров помогали бы тому одарённому. Однако он ради собственного спокойствия решил их стреножить, только и всего. Так что держи этого правильного пацана под крепким замком.

— Какого пац?.. Кого? — Вожак попытался осмыслить сказанное мною.

— Не бери в голову. Просто не прохлопайте его.

— Хорошо.

— Вот и ладно. О! Быстро бегаешь, Бес. Показал рисунки?

— Показал. Не видал он его.

— А ты сказал, кто его просил глянуть на листки?

— Да он и сам всё понял, велел кланяться, но помочь не может, потому как не видал этих двоих.

— Спасибо, Бес, — хлопнул я паренька по плечу и пошёл по тропе в сторону дороги.

Итак, к волхву это нападение никакого отношения не имеет. Впрочем, я так и подозревал, ведь ознакомился с его дневниками. Правда, подробностей относительно похищения Лизы никаких. Обычный рабочий момент, а потому кто именно наблюдал за мной и собирал сведения, там не указано.

Но ведь это могли быть и крепостные волхва или кто-то, кого он подрядил на конкретную работу. Людей он давил как мух, так что не удивлюсь, если для разового задания подбирал отдельного человека, а после пускал его в расход. Никаких моральных принципов, подход к людям сугубо утилитарный. Мразь как она есть, что тут ещё сказать.

Остаётся великая