Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

Наконец, вышли на небольшую поляну, где можно было пере­вести дух.

—  Уф, — выдохнул Зиняк и воткнул мачете в землю. — Понаса­жали тут, мать их якорная бухта! Будто своей травы не хватало!

—  Вы не понимаете, уважаемый мичман, — возразил Кайсанбек Аланович. — Ведь это же был уникальный объект, часть карадагского заповедника! Сюда свозили культуры со всего мира, с тру­дом выращивали. Конечно же, после Катастрофы многие погиб­ли — вступил в дело его величество естественный отбор, но уж зато те, что выжили — мутировали так хитро, что теперь борются за звание доминирующего вида, за место под солнцем, так сказать...

— Да и пусть себе борются! — махнул рукой Воловик, — лишь бы нам не мешали. Что за вонь тут стоит, кстати?

Запах вокруг действительно стоял специфический — слегка сладковатый и донельзя противный, как от гниющего мяса.

— Наверное, это орхидеи так пахнут, — предположил профес­сор, указав на заросли гигантских, изумительно красивых цве­тов — оранжевых, лиловых, синих, бледно-розовых.

— Я всегда считал, что орхидеи не пахнут, — пожал плечами Пошта.

— О, дружище, — всплеснул руками Кайсанбек Аланович, — тут вы заблуждаетесь! Орхидей, да будет вам известно, более тысячи видов — и это до Катастрофы и всех мутаций! Некоторые очень даже пахнут. А некоторые...

— Пойду понюхаю. — Зиняк вытащил мачете и зловеще взмах­нул им. — Посмотрим, как они будут нам вонять, когда я их, своло­чей, под корень изведу...

—  А некоторые, — повторил профессор, — были даже плотояд­ными. Ловили мух, да-да, и переваривали живьем.

С предупреждением профессор несколько запоздал. Стоило мичману приблизиться к орхидеям, как несколько тонких, но прочных веток обвили его лодыжки, а сам цветок приглашающее раскрыл лепестки, обнажив маленькую, но самую натуральную пасть — с сотней мелких зубов и потеками густой слюны.

—  Берегись! — закричал Воловик.

Зиняк отмахнулся мачете, и зубастый цветок упал к его опутан­ным ногам. Но на место одного погибшего цветка тут же встали двое. А к побегам присоединились еще с полдюжины, оплетая ноги мичмана, будто паутиной.

Схватка мичмана с хищными цветками происходила в полной тишине (у Зиняка не было времени даже материться), и оттого ка­залась совершенно нереальной. Зиняк махал мачете, срубая все новые и новые орхидеи, пытался распутать ноги, запутываясь еще больше, а Пошта, Воловик и профессор не приближались, чтобы не угодить в ту же ловушку.

«Копать-колотить! Чем ему помочь? — судорожно думал По­шта. — Стрелять? Бессмысленно, пули цветкам не страшны. Ки­нуть гранату? Зиняка посечет осколками. Полезть в рукопашную и оказаться в таком же плену? Нет, это не выход. Эх, сюда бы Ко­стю с его бумерангом!».

Выход нашел Воловик. Смекалистый матрос снял свой флот­ский ремень, намотал на запястье и, раскрутив как следует, метнул конец с пряжкой в мичмана.

—  Лови!

Зиняк отбросил бесполезное мачете и двумя руками вцепился в пряжку.

—  Тянем! — заорал Воловик.

Профессор Кайсанбек Аланович обхватил матроса сзади и вдвоем они, словно в сказке про репку, потащили мичмана из за­падни. Пошта же выхватил свой нож и принялся обрубать тянущиеся за ускользнувшей добычей побеги. Пару раз лепестки пло­тоядных орхидей мазнули листоношу по лицу, обдав вонью гнию­щего мяса, но в путы Пошта умудрился не попасть.

Разорвав дистанцию до безопасной, весь отряд устало повалил­ся на землю.

— Фига себе, понюхал цветочков, — пробормотал Зиняк. — Мо­жет, гранату туда кинуть?

— Не надо. Не переводи боеприпас. Опять-таки, — сказал По­шта, — если за нами действительно идут те, кто похитил Костю, не будем портить им сюрприз. Все, привал окончен, в путь!

Где-то через полчаса — солнце уже поднялось над горизонтом и уверенно карабкалось к зениту — вышли к биостанции.

После Катастрофы уровень Черного моря значительно поднял­ся, из-за чего часть строений биостанции — в частности, старый дельфинарий, питомник для тюленей и научно-исследовательские лаборатории — оказались частично затопленными. Вообще био­станция сейчас больше всего напоминала город, который Пошта видел только на картинках в старых книгах — Венеция, что в Ита­лии. Протоки вместо проходов, каналы вместо улиц, торчащие крыши домов.

— Вон то большое здание, — махнул рукой листоноша, — навер­няка ангар для техники. Если где-то тут и остался батискаф, так это там.

— И что же, мы вот так с ходу полезем искать батискаф? — не поверил Кайсанбек Аланович. — А осмотреться? Место ведь уни­кальное! Какие исследования тут велись! Вы не поверите!

— Осмотримся обязательно. И разделимся. Вы, товарищи ма­тросы, устроите засаду. А мы с вами, профессор, отправимся на поиски бункера.

— Зверь ты, Пошта, а не листоноша, — пробурчал Зиняк. — А от­дохнуть? А поспать? Я уже не помню, когда спал последний раз. Про пожрать уже и не говорю, живот к спине прилип. А тебе все — бункер, бункер...

—  Миссия превыше всего. — Пошта был непреклонен. — Надо раздобыть какую-нибудь лодчонку, неизвестно, какая там глубина. Воловик, поищи чего-нибудь.

—  Как что — так сразу Воловик, — заворчал матрос.

От усталости, недосыпа и голода отряд начинал проявлять признаки недовольства. Назревал бунт, Пошта это понял. Если пойти на поводу у людей — черта с два их потом заставишь что-то делать. Нет, только дело, только работа. Чтобы времени не было бастовать.

На территорию биостанции ступили осторожно. Поначалу пы­тались пробираться верхами, чтобы не замочить ног — улицы были затоплены, где по колено, где по пояс; лезли на фонарные столбы, на подоконники, на крыши, но крыши были провалены, столбы по­косились, а из оконных рам опасно торчали осколки стекла, и от­ряд вскоре плюнул на акробатику и побрел дальше по пояс в воде. Разумеется, скорость передвижения сильно упала. Хорошо еще солнышко пригревало по-летнему, вода была теплая — но смерде­ло от нее страшно, гниющими водорослями и чем-то кислым.

—  Так мы далеко не уйдем, — заметил Пошта. — Где этот матрос Воловик?

—  Тут я, — крикнул матрос, появляясь из заброшенного ангара с легкой углепластиковой лодкой на плечах.

—  О, байдарка! — обрадовался Кайсанбек Аланович.

—  Не байдарка, а каноэ, — поправил профессора Пошта. — А еще точнее — каяк.

—  Чего ж ты ее на себе прешь, балбес! — заржал Зиняк.

—  Там на дне всякая всячина торчит, — объяснил Воловик. — Рельсы какие-то, штыри. Боюсь днище пропороть. Сейчас выйдем, где поглубже, и погрузимся.

Когда вода дошла до груди, Воловик удовлетворенно кивнул и перевернул каяк днищем вниз. А вот залезть с такой глубины ока­залось проблематично: утлая лодчонка все время норовила пере­вернуться. В качестве балласта в лодку побросали рюкзаки и ору­жие, потом Зиняк и Воловик удерживали каяк за нос и корму, пока туда забирался Пошта и втаскивал профессора, ну а потом уже и морские души легко забрались внутрь.

— А почему весло всего одно? — возмутился Зиняк.

— Потому что кончается на «о», — объяснил Воловик. — Кто на­шел весло — тот и гребет.

Зиняк негромко, но замысловато выматерился и опустил весло в воду, отправляя изрядно просевший под весом четырех человек каяк в плавание по улицам биостанции.

— Тихо тут как-то, — заметил Пошта. — Необычно тихо.

И действительно, лишь плеск единственного весла нарушали гробовую тишину, царившую на биостанции.

— Ни чаек, ни бакланов, — продолжал рассуждать вслух По­шта. — Ни единой рыбки в воде. Странно.

— Бакланов нет — и слава богу, — рассудительно заметил Зи­няк. — Местные бакланы — те еще твари, не знаю, мутанты они или нет, а глаз выклевать могут запросто, причем так — из спортивного интереса, по приколу. А вот то, что рыбок нет — плохой признак. Может, вода отравлена?

— Вполне вероятно, — подтвердил Кайсанбек Аланович. — Тут ведь разные исследования велись в свое время, в том числе и для военных нужд. Может быть, какую-нибудь хитрую лабораторию затопило, и вся фауна всплыла к верху брюхом.

— И где тогда дохлые рыбы? — поинтересовался Воловик. — Где медузы, где рапаны, где вообще хоть одна тварь, неважно, живая или нет?

— Гляди! — ткнул пальцем Пошта. — Плавник!

Метрах в пятидесяти от каяка, в узкой протоке между двумя кирпичными домами над водой мелькнул треугольный плавник.

— Неужели акула? — испугался Кайсанбек Аланович. — Мути­ровавший катран? Но как он сюда заплыл?

— Не акула, — покачал головой Воловик. — Хуже. Дельфин.

Кайсанбек Аланович хохотнул:

— Ну конечно же! Ох, и сглупил же я! Тут же был старейший и один из крупнейших дельфинариев Крыма! Конечно же, они вырвались на волю и начали размножаться... Погодите, а почему — хуже? Дельфины — милейшие животные, по интеллекту не сильно уступающие не только собаке, а, вполне вероятно, что и человеку. А сколько жизней они спасли!