Виталий Держапольский - Псарня. Первая кровь

— А, Путилов, вот ты где! — В бытовую комнату первого взвода, где, впившись взглядом в очередную книжку, проводил свободное время Вовка, заглянул мастер-наставник Сандлер. — Опять читаешь?

— Яволь, герр мастер-наставник, читаю! — Вовка вскочил и вытянулся по струнке.

— Что хоть читаешь? — полюбопытствовал Михаэль.

— «Всадник без головы», — ответил Вовка.

— У-у-у, Майн Рид, — понимающе покачал головой Михаэль. — Занимательная вещица…

— А вы что, тоже читали?

— Техас, мустангеры, плантаторы, индейцы… Конечно читал! Я, к твоему сведению, Путилов, образованный человек, хоть и солдат… Ладно, я вот о чем зашел сказать: завтра твой взвод дежурит по кухне. А в результате вашей взаимной любви с кантиненляйтером на кухню тебе вход заказан. Ланге еще тот маньяк — может и приказ Ноймана нарушить: скрутит тебе башку…

— Пусть только попробует! — ощерился мальчишка.

— Не перебивай, Путилов!

— Виноват, герр Сандлер! — опомнился Вовка.

— То-то же! В общем, пусть твои парни сворачивают головы гусям, которых доставили к рождественскому ужину, а ты поедешь со мной в лес за елкой…

— А зачем нам ёлка, герр Сандлер? — спросил мальчишка.

— Вот чудак-человек, — рассмеялся Сандлер, — я же ясно сказал — гусей завезли для рождественского ужина! Ёлка тоже — на Рождество! Какое Рождество без елки?

— Не знаю, герр Сандлер, — пожал плечами мальчишка. — Я только Новый год праздновал…

— Беда мне с вами! — махнул рукой мастер-наставник. — В общем, завтра с утра возьмешь с собой еще пару… Нет, троих! Думаю, будет достаточно, — решил Михаэль. — Берешь троих курсантов, затем к Мейеру — получите у него тулупы и валенки, топоры и пилу и ждете меня. Все ясно?

— Так точно, герр Сандлер! К какому времени собраться?

— Я же сказал: с утра!

— До или после завтрака? — не отставал от командира Вовка.

— Молодец, Путилов! — похвалил подчиненного Сандлер. — Уточняю задачу: к Мейеру — сразу после завтрака! Ферштейн?

— Яволь, герр мастер-наставник! Сбор сразу после завтрака!

— Ну все, можешь продолжать чтение, — разрешил Михаэль.

Едва он вышел, Вовка упал на стул, и развернул книгу, и вновь погрузился в удивительную историю гасиенды Каса-дель-Корво.

Утро двадцать третьего декабря выдалось на диво морозным, но тихим. Ветер, терзавший курсантов, за какой-либо надобностью рискнувших выбираться на улицу, стих. Взошедшее утреннее солнце переливалось всеми цветами радуги в высоких сугробах, сверкало на занесенных крышах и снеговых шапках деревьев. На дворе вовсю суетились Вовкины однокурсники, расчищая от снега заметенные за ночь тропинки и дорожки. Быстро перекусив, Вовка со своими закадычными друзьями Петькой Незнанским и Сашкой Чернюком отправились к Мейеру за теплыми вещами. Плешивого коменданта они нашли в жарко натопленной клетушке, пристроенной к вещевому складу.

— Можно, герр Майер? — распахнув дверь, поинтересовался Вовка. — Нас мастер-наставник прислал…

— Закрывайт дверь, олюхи! — ругнулся немец, передергивая плечами от идущего из распахнутых дверей холодного потока воздуха. — Нихт дер май мъесяц! — коверкая русские слова, прошипел он. — Die Kalte hundisch![84]

Мальчишки шнуром проскочили в каптерку и захлопнули за собой дверь.

— So ist es besser![85] — оскалился комендант, запахивая поплотнее меховую безрукавку. — Что хотеть?

— Нас Сандлер прислал, — напомнил Вовка. — В лес мы идем, за елкой. Сказал, чтобы мы у вас одежду теплую получили: тулупы и валенки…

— А! Тюльюпы и вальенки… Ich erinnere-erinnere mich,[86] — кивнул Мейер. — Их готовить вчера. — Комендант подошел к ситцевой занавеске, делящей каптерку на две части, отдернул её. За занавеской на замызганном топчане лежали белоснежные овчинные полушубки. Явно из обмундирования Красной армии. Рядом с топчаном обнаружилось и несколько пар в меру растоптанных валенок. Петька первым скинул шинель и забрался в теплую овчину.

— Великоват, — расстроенно произнес он, хлопая длинными, закрывающими кисти рук рукавами.

— Ничего, из большого еще никто не вываливался, — философски заметил Вовка, примеряя обновку. — Видел бы ты, в чем я раньше ходил… — Полушубок мальчишка натянул прямо поверх курсантской шинели, затем ловко закатал рукава: — Любо-дорого посмотреть! — с энтузиазмом произнес он, вращая руками. — Я уже упрел в этом наряде!

— Я тоже, — согласился Петька.

— Die warmen Hosen und die Socken,[87] — произнес Мейер, сваливая на топчан зеленые ватные штаны. — Одеваться. Бистро. Packen Sie sich auf die Straße![88] Топать улица!

— Яволь, герр комендант! — кивнул Вовка, натягивая штаны с носками и забираясь в валенки. — Герр Сандлер еще приказал захватить с собой пилу и топоры.

— Was ist пила? — переспросил Мейер. — Вода? Пить?

— Нихт, герр Мейер, — помотал головой Вовка. — Пила… не пить вода, а пилить! — Он растопырил пальцы на руке и повозил ими по ножке стола. — Вжик-вжик! Дерево пилить!

— А! — понял немец. — Die Sage? — Комендант залез под топчан и вытащил из-под него длинную двуручную пилу. — Es?

— Я! Я! — обрадовался мальчишка. — Отличная пила! А топор?

— Axt брать улица. Там, где дрова…

— Это на кухне, что ли, у Ланге? — уточнил Вовка.

— Я, Ланге, — подтвердил Мейер. — Кухня драй топьёр. Можно брать два. Я benachrichtigen… э-э-э… предупреждать кантиненляйтер Ланге…

Нацепив теплую амуницию, обтекающие потом мальчишки, ставшие неповоротливыми, словно черепахи, выползли на улицу.

— Петька, сгоняешь за топорами к Ланге, — попросил друга Вовка. — Не хочется мне как-то лишний раз ему зенки мозолить…

— Ну еще бы, — понимающе усмехнулся Незнанский, — конечно сгоняю.

— Ладно, лети давай — мы тебя на плацу подождем. Вдруг Сандлер уже там, — крикнул вдогонку убегающему Петьке Путилов.

— Я быстро, — полуобернувшись, ответил Незнанский.

Мальчишки обошли склад и по узенькой тропинке, ведущей от деревянного клозета к казармам, добрались до заснеженного плаца. На плацу их уже дожидался конюх Митрофаныч, развалившись в заполненных сеном розвальнях. Опустив широкий воротник засаленного тулупа, конюх скользнул равнодушным взглядом по мальчишкам, громко шмыгнул сизым мясистым носом и спросил простуженным голосом:

— Вы, что ль, со мной в лес за елкой?

— Ага, Митрофаныч, — ответил Сашка, плюхаясь рядом с конюхом в сено. — Не знаешь, далеко поедем?

— А это как их господским высочествам угодно будет, — пожал плечами Митрофаныч. — По мне, так я прямо возле периметра бы срубил… Нет, говорят, die unschone Tanne! Плёхой ёлька! — передразнил немца конюх. — Слышь, малец, постой-ка на шухере! — неожиданно попросил Вовку Митрофаныч. — Мне подлечиться надо… Смотри, чтобы из немчуры никто не шел.

— Хорошо, — ответил мальчишка.

— И ты тоже не филонь! — Конюх толкнул локтем развалившегося на сене Сашку. — Смотри в оба!

Митрофаныч воровато огляделся, затем расстегнул тулуп, вынул из-за пазухи чекушку, наполненную мутной жидкостью, вытащил зубами пробку, взболтнул содержимое и сделал из бутылки несколько крупных глотков. Занюхав овчинным воротником, Митрофаныч вновь спрятал чекушку за пазухой.

— Жить стало легче, жить стало веселей! — отравив сивушными парами свежий морозный воздух, Митрофаныч подмигнул мальчишкам. — А это кто там бежит, запинается? — спросил конюх, заметив спешащего к друзьям Петьку. — Судя по топорам — ваш хлопец.

— Наш, — ответил Вовка, забирая из рук Незнанского один из топоров. — Ну что Ланге?

— Нормально, его же вчера Мейер предупредил. Он даже их наточил…

— Ну что, все готовы? — спросил появившийся на крыльце канцелярии Сандлер, одетый в новенький офицерский полушубок.

— Так точно, герр мастер-наставник! — Мальчишки спешно выстроились возле саней.

— Эта… дозвольте спросить, герр офицер… — подал голос кучер.

— Чего тебе?

— Я, конечно, извиняюсь, но обновки ваши — они ж со складов РККА?

— Ну и что? Тебе-то какое дело?

— Да мне-то все едино, ваше превосходительство, — почесал неравномерно заросший седой щетиной подбородок Митрофаныч, — только вот не подстрелил бы нас кто в лесу… Из этих, из ваших… Ягдкомандеров… Примет сослепу за партизан…

— Да какие здесь «егеря»? — не разделил опасений кучера Михаэль. — О партизанах в этих краях уже лет пять-семь ничего не слышно. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. Так что все будет нормально, Митрофаныч. Не дрейфь!

— А мне чо, мне-то как раз и ничо. — Кучер пожал плечами и принялся проверять сбрую, похлопывая спокойную пегую кобылку по мохнатому боку. — Все в порядке, герр Сандлер, можно ехать, — сообщил Митрофаныч, устраиваясь в розвальнях поудобнее. — Н-но, трогай, милая! — слегка хлестнул он вожжами по крупу кобылы, когда Сандлер с мальчишками погрузились в сани.