Последний рыцарь (СИ) - Ян Христов

***

Собственное нервное сопение скрипело в ушах, смешиваясь с безумным ритмом пульса. Веки отекли, не позволяя открыть глаза полностью. Жемчужная белизна.

— Я… жив? — прошептал он.

— Едва, — ответил Иблис, в его голосе чувствовалось волнение. — Тебя выволокли в последний момент.

— Ох…

— Зачем ты туда полез! — внезапно вспыхнул яростью Абхам. — Зачем?!

— Заткнись, а? По-дружески.

— Мой план почти завершён. Тебе уготована роль его пика, а вместо этого пытаешься сдохнуть уже в который раз! Если бы я не вмешался в последний момент, ты был бы уже холоден, как лёд! Уф-ф-ф-ф… — со злобой выпустил он воздух. — Я надеялся на твоё благоразумие, но, похоже, придётся взять дело в свои руки!

— Разве ты его выпускал? Хватит нести чушь. Ты же все затеял. Ты прикрылся детской страшилкой. Ты создал паразита. Или нашёл. Не важно. Ты же его распространил. Нет никакого врага.

— Он дремлет. Пока.

— Это твой враг. Не мой. Ты мой враг.

— Вот как? Восстаёшь против своего творца?! Ха! И много ли ты сделаешь?

— Не знаю. Но ты — преступник!

— Враг угрожает существованию всей жизни! Всей! И моей, и твоей!

— Это объяснение. Не оправдание. Почему не пойти миром?

— Потому что мне не нравится этот порядок. Эти… создания — они уродливы. Ты понимаешь? Нет. Ты не понимаешь. С одной стороны, ты почти совершенство, к которому я так долго стремился, с другой, ущербен до уровня ничтожества.

Оклайн заскрежетал зубами.

— Изыди, тварь! Не хочу тебя слышать и видеть!

— Хах! Кто бы сомневался. Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю. О, да! Но, когда мы увидимся в следующий раз, не рассчитывай на милость.

— Тебя это тоже касается.

— Кусаешь руку, что тебя вырастила и лелеяла?

— Нет, загоняю в клетку зверя.

— Посмотрим, что ты противопоставишь богу. Игры кончились. Скоро ты предстанешь предо мной и исполнишь свой последний долг. Добровольно или нет — не важно. Я не даю выбора.

— Тогда зачем так много болтаешь?

Оклайн ощутил прикосновение чужого разума. Он был… склизкий, маслянистый и чёрный, он, словно слизень, наползал на него. Пытался залезть в голову. Слабость во всех членах не позволяла скинуть это… Нечто. И тогда Эмбар предельным усилием воли оборвал связь. Последний резерв иссяк, Эмбар погрузился в долгое, безопасное небытие.

15. Бред разума

Кто-то провёл рукой по голове. Нежно. Далеко. Оклайн едва чувствовал прикосновение.

— Холодно, — прошептал он. — Холодно.

Тишина. Поглаживания продолжались ещё несколько минут, а потом пропали. Что случилось? Какая обстановка? Захватили ли верфи? Собственная судьба Эмбара не беспокоила — он наконец прозрел: путь его навеки связан с теми, кого он поклялся вести, кто пошёл за ним и кого он поклялся защищать. От сего дня и до последнего вдоха. Каков бы ни был их путь, они пройдут его вместе.

Какой в нём смысл? Пустая оболочка. Особь, рождённая в результате безумного эксперимента. Потерявший и мечту, и любовь, но не забывший предназначение. Да, он один. И внутри у него пустота. Он лицезреет её сейчас. Безликую. Бесконечную. Но он не сдастся просто так! Отбросив надежду, отбросив фантомы и идеи, все то, что мешает последней цели, последнему приказу, выжженному в душе, — помочь тем, у кого есть будущее. Тем, кто его окружает. Принять их. Поддержать. Если его самого не спасти, это не значит, что он не может спасти остальных! Ум при нём, знания при нём!

А потом снова пришла рука. На этот раз с далёким голосом. Слов не различить. Но они звали его, благодарили, шептали. Отодвигали отчаяние. Неужели ещё не всё кончено? И есть шанс! Не сейчас, но в будущем? «Нет», — сказал анализ, — «Такого варианта нет». И всё же?! Не машина же он?! Имеет право на своё мнение!

Потом она ушла. Снова настала тишина. Оклайн потерялся. Заблудился в своих мыслях. Казалось бы, за что ему цепляться? Ничего не осталось, кроме идеи. Служению ей обязан себя посвятить полностью и без компромиссов. Но, оставшаяся без материальной подпитки часть души не хотела уходить. Настойчиво требовала выслушать её, поискать компромисс, не отказываться от себя. Обещала в будущем наслаждения и счастье, а ныне давала скорбь, боль и зависть. Стоит ли оно того?

Каждый миг промедления отзывался страданиями.

Вопросы! Вопросы! Радикализм или умеренность? Разум или чувства? Сейчас как никогда нужна решительность, а Оклайн замер, страшась сделать шаг. Отсюда нет пути назад. Собственное сознание загнало его в западню. Оно не хочет откладывать выбор на потом. Ответ нужен немедленно.

В третий раз пришла рука. В третий раз она прошлась по больной голове. Утешая его. По-человечески, по-доброму.

Когда в последний раз он думал о добре? Не о благе, а о добре? Наверное, никогда. Остатки уцепились за эту мысль, потребовали объяснений. Будет ли человечным тот, кто посвятил себя служению, отбросив собственные эмоции? Будет ли он тем, кто по-настоящему защищает и принимает справедливые решения, или тем, кто думает так?

А это важно. Очень важно. Противодействие возразило: «Логика»! И? Ничего. Диктатура разума не панацея, в той же степени, в какой и власть чувств. Обе половины заслуживают права на жизнь. Обе правы. Они часть его сознания, неоднородного, но единого. Значит, и не нужно ничего выбирать!

«Логично», — кивнул разум.

«Именно так!» — воскликнула кровь. — «Именно так!»

Бурление успокоилось. Единство сохранено. Как бы ни было сильно отчаяние, нельзя ему поддаваться! Он справится. Выстоит. Стоял раньше, будет стоять и дальше. Словно бы фонарь на ветру, сохраняющий крохотный огонёк внутри себя. Его раскачивает, кидает в стороны, а он всё не гаснет и не гаснет. И, быть может, укажет кому-нибудь путь.

На этом Оклайн успокоился. Не стал ничего отрицать, вырезать и терзать. Смирился с тем, какой есть. Продолжил путь через мрак, держа небольшой фонарик под рукой. Авось выведет его когда-нибудь к свету.

— Ох, — проскрипел он, открывая глаза. — Ох…

— Вы… Вы очнулись! — Сафф возник перед расплывчатым взором. — Какое счастье! Наконец-то!

Тон его полнился облегчением.

— Я так боялся. Как вы себя чувствуете?

— Пить, — Эмбар облизал бесчувственные губы. — Пить.

Невидимая сила приподняла его и прислонила к губам чашу. Неловко работая челюстями, Оклайн помаленьку глотал живительную влагу.

— Всё.

— Как ваше самочувствие?

— Слабость.

Он пытался пошевелиться, но не чувствовал тела. Точнее, чувствовал, но словно чужое, далёкое. Похоже, его накрыли простынями, положили на надувной матрас и мягкие подушки. Однако мышцы. Мышцы онемели.

— Что случилось? — слова едва вырвались из горла.

— Ранение