Темный орден (Оболенский, том 3) - Алекс Хай

Если он не знает и если он действительно так благороден, каким хочет казаться, то он примкнет ко мне. Луций мог быть опасным врагом, и я предпочел бы иметь его в союзниках.

Оказавшись возле апартаментов, я открыл дверь, и столкнулся нос к носу с Дионисием. Слуга по-девичьи взвизгнул и едва не уронил пустой поднос.

— Ваше сиятельство… — он побледнел, увидев Луция. — Дисциплинарий?

— Да, он составит мне компанию за завтраком. Ступай, Дионисий. Мы хотим поговорить наедине.

Слуга кивнул и бочком протиснулся к стене, стараясь не наступить на лапу Алтаю.

— Вы и правда неплохо устроились, ваше сиятельство, — отметил Луций, оказавшись в гостиной. — Обычно здесь селят Примогенов.

Я пожал плечами и жестом пригласил его за стол.

— Золотая молодежь…

Завтрак был накрыт на одну персону, но Дионисий позаботился притащить здоровенный кофейник. Поэтому я подвинул чашку ближе к дисциплинарию, а сам пригубил апельсинового сока. Луций положил газету на стол и сел, выпрямив спину так, словно проглотил лом.

— Итак, что вы хотели рассказать, ваше сиятельство?

— Прежде я хочу задать вопрос. Увы, я пока не настолько глубоко изучил аспекты вашей деятельности, но… Насколько я понимаю, вы выполняете своего рода правосудие Ордена, так?

Луций слегка покачал головой.

— В первую очередь, мои обязанности касаются выявления и поиска одаренных. Обстоятельства нашего с вами знакомства — моя обычная рутина.

— И все же вы решили меня сопровождать на светский допрос, — улыбнулся я. — Выходит, ваши полномочия несколько шире.

— Вы правы, Владимир Андреевич. Нередко дисциплинарии выполняют функции дознавателей внутри Ордена. Дело в том, что Орден — слишком закрытая структура и не допускает вмешательства в свои дела со стороны. Но на вас, увы, это распространяется лишь отчасти. Вы, Владимир Андреевич, все еще послушник и не прошли инициацию. Поэтому государев закон имеет над вами власть.

Я невесело улыбнулся.

— Благодарю за экскурс. И все же мой вопрос касается методов вашей работы. Раз вы выполняете функцию дознавателя, то у вас наверняка должны быть способы отличить правду ото лжи. Если таковые имеются, я желаю, чтобы вы применили их на мне. У меня мало времени, и я хочу, чтобы вы мне поверили. Потому что, вероятно, в таком случае вы решите мне помочь.

Луций приподнял темные брови и застыл с поднесенной ко рту чашкой.

— Я верно все расслышал? Вы желаете, чтобы я устроил допрос с применением силы?

— Да хоть с бубном вокруг меня пляшите, — не выдержал я. — Мне нужно, чтобы вы подтвердили правдивость моих слов. Есть у вас в запасе что-нибудь подобное?

Дисциплинарий выглядел смущенным и огорошенным. Видать, не такого он от меня ожидал. Тьма внутри меня снова заворочалась.

«Слишком большой риск, Хрусталев».

Доверься мне, силушка. Я знаю, что делаю.

С неудовольствием, но Тьма отступила. Я почувствовал, как расслабились успевшие напрячься мышцы, и растекся на стуле.

— Есть один ритуал, — сказал Луций. — Но, признаюсь, я к нему не готов.

— Что нужно?

— Порошок серебра, восковая свеча, кое-какие травы… Но все специальное, зачарованное.

— Ждите здесь.

Я быстро вышел в спальню и забрал из тайника шкатулку с ингредиентами. Луций немало удивился, обнаружив ее в моих руках.

— Рановато вы приобщились к ритуалам…

В отличие от меня, дисциплинарий точно знал, что делать со всем этим добром. Более того, он обнаружил нижний ярус. Шкатулка оказалась с двойным дном — снизу лежали готовые черные тонкие восковые свечи. А что, логично.

— Чего-то не хватает?

— Нет, благодарю, — отозвался Луций, шарясь по коробочкам. — Рецепт простой, сам ритуал нелегкий. Пока что разомните в руках свечу. Воск должен быть теплым.

Он вытащил нужные ингредиенты — буквально по щепотке, высыпал их на блюдце и, тщательно перемешав, протянул руку за свечкой. Я как раз успел помусолить ее в руках и немного согреть.

Дисциплинарий принялся что-то шептать над смесью, а затем стал натирать ею свечу. Тщательно, стараясь не пропустить ни сантиметра. Вскоре свеча была готова.

— У вас найдутся спички?

— Разумеется, — я достал коробок с каминной полки и передал темному брату. — Что от меня потребуется?

— Просто держать свечу в руках и рассказывать. Я сам все увижу и пойму.

Он прочитал еще один странный заговор над уже готовой свечой, и я почувствовал серьезный всплеск силы в комнате. Алтай заворчал и ушел в спальню. Ну, хотя бы начал привыкать к этому вечному колдунству.

— Прошу вас, — Луций вернул мне свечу и поджег фитиль. — Пожалуйста, расскажите, что вам известно о гибели Вяземского.

И я начал рассказ. Почему-то захотелось рассказать Луцию все — с самого моего появления в этом мире. И даже о том, что потеря памяти имела под собой более весомые основания. Я говорил, словно исповедовался — впервые делая это осознанно и по собственному желанию, а не по принуждению. Потому что считал это правильным.

Луций слушал меня молча, не сводя напряженного взгляда с пламени свечи. Кажется, именно так работал этот «детектор лжи». Пламя должно было подсказывать, когда я лгал, а когда говорил правду. И все это время, что я говорил, несмотря на гулявшие по дворцу сквозняки, пламя горело ровно.

Я остановился только тогда, когда раскаленный воск начал заливать мне пальцы.

— Что еще я могу рассказать?

— Вергилий.

— Что ж, — вздохнул я. — Мне пришлось его убить. Это была самозащита.

И снова пламя не дрогнуло. Луций уставился на меня с суеверным ужасом.

— Но как… Как вам это удалось? Он же Примоген…

— Я силен. И Тьма, которую вызвал Кассий, оказалась ему не по зубам.

— Это я знал. Но чтобы настолько…

— Вы еще, судя по всему, многого не знаете, — отозвался я. — Но я пока не готов выкладывать вам все. Для вашей же безопасности. И все же есть еще кое-что, что я хочу вам показать. Свеча там не пригодится. Главное — верить собственным глазам.

«Хрусталев!»

Но я проигнорировал предупреждение Тьмы. Просто потушил свечу пальцами и вернул Луцию. Все еще не отошедший от моего рассказа дисциплинарий рассеянно бросил огарок в камин.

— Значит, вот зачем была эта легенда про потерю памяти, — шептал он, качая головой. — Проклятье, Владимир… Теперь я понимаю, почему вы настаивали на ритуале. Никто в здравом уме в это не поверил бы.

— Ага.