Василий Головачев - Война послезавтра

Резникович набрал в грудь воздуха, повысил голос:

— Розанов, зайди!

В коридоре за дверью родился слабый шум, стих. Дверь открылась, в кабинет заглянул Дохлый.

— Командир?

— Ждите, — сказал Афанасий ровным голосом.

Дверь закрылась.

По лицу Резниковича пробежала судорога, но сдерживать себя он умел. Рука потянулась к телефону.

— Это… назаконное… вторжение…

— Не стоит никому звонить, — посоветовал Афанасий, глядя на начальника внутренней службы безопасности снизу вверх. — Только усугубите своё положение. Повторить вопрос?

— Я буду говорить только в присутствии адвокатов! Вы меня задерживаете?

— Пока нет.

— В таком случае прошу…

Афанасий сделал гибкое сложное движение, переместился за стол полковника, завернул ему руку за спину, согнул вдвое, уткнув лицом в стол.

— Вы, наверно, не поняли, что происходит. Я имею право не доставлять вас в контору живым. Существует такая формула: при попытке к бегству и всё такое прочее. Но если вы обещаете отвечать на вопросы и не мешать следствию, мы договоримся.

— Я н-ни… чего… н-не зн… — просипел Резникович.

— Повторить вопрос?

— Обеща…

— Вот и славно.

Афанасий отпустил шею и руку хозяина кабинета, и тот без сил рухнул в своё роскошное кожаное кресло, багровый от прилившей к голове крови.

— Первый вопрос…

— Это не моя инициатива. — Резникович дрожащей рукой налил себе в чашку воды из графина. — Генерала Мережковского.

— Кто такой генерал Мережковский?

— Начальник УВД Хабаровска. Мы с ним…

— Вместе крышевали игорный бизнес, нам это известно. Он-то как узнал об изобретателе, живущем у чёрта на куличках, в городке, который не на каждой карте сыщешь?

— Я не знаю… он позвонил… я пообещал…

— Ладно, с ним мы ещё разберёмся. Откуда вы — лично — узнали обо мне? О том, что я внук Пахомова, что имею интерес к Судиславлю?

Резникович бледно улыбнулся.

— Мне сказали, что при встрече с капитаном Зюзиным вы показали другое удостоверение.

Афанасий чертыхнулся про себя, сообразив, что задаёт лишние вопросы и теряет лицо.

— Работа такая, разные ситуации — разные документы. Кстати, насчёт капитана: он ваш особист? Или просто командир ОМОНа?

— Зачем он вам? — не понял Резникович.

— Судя по вашей реакции, именно вы его и посылали. Передайте ему, что за ним должок: его команда устроила погром в доме деда, в моём доме, и я ему этого никогда не прощу! При личной встрече выбью зубы!

— Сами передавайте, — начал приходить в себя Резникович. Он был не робкого десятка и всё ещё надеялся изменить ситуацию в свою пользу. — Вас найдут… и пригласят…

— Так я и не прячусь, — пожал плечами Афанасий. — Пригласят — расскажу всё, что знаю, о твоей службе. Но заруби на носу, крыса хабаровская, если это произойдёт, я тебя и в аду найду! А теперь прикажи своим людям освободить девчонку. Пусть её приведут сюда.

— Она… по пути в Москву.

— Она в вашем изоляторе во дворе. Командуй. И не рискуй играть в ковбоя, потеряешь здоровье.

Резникович пожевал губами, но подчинился.

— Попов, приведи девчонку… ту, из Судиславля.

Афанасий демонстративно поправил усик рации.

— Кот, возьми под контроль двор управления.

— Понял, командир, — ответил капитан.

Губы Резниковича дрогнули, но вставить реплику он не решился, вдруг проникаясь уважением к сотрудникам могущественной «конторы».

Дуню привели через несколько минут, когда Афанасий уже начал осознавать зыбкость своей позиции. Резникович вполне мог вызвать ОМОН охраны МВД, и тогда пришлось бы в условиях тотального превосходства местных защитных порядков искать пути отступления, но он струсил, озадаченный осведомлённостью гостя о деятельности хабаровских «крышевателей», и лишь это соображение останавливало его.

По-видимому, в камере было холодно, судя по бледному лицу девушки, её посиневшим губам и россыпи мурашек по предплечьям, к которым она прижимала ладони. На ней и в самом деле был только лёгкий ситцевый сарафанчик в горошек, полицейские не догадались бросить ей хоть какую-нибудь рогожку.

У Афанасия сжалось сердце. Он ясно и чётко понял, что любит Дуню-Одуванчика безумно!

Встал.

Глаза девушки стали огромными, губы едва слышно выдохнули:

— Афоня?

Потом она бросилась к нему как птица, прижалась всем телом, сотрясаясь скорее от холода, чем от рыданий, слёз в её глазах не было, и Афанасий, обняв девушку, тоже замер на мгновение, провёл рукой по её волосам.

— Всё в порядке, я пришёл. Ты как?

— Хорошо… замёрзла…

— Никто не приставал? — Афанасий бросил тёмный взгляд на Резниковича, который тут же поспешил стереть с губ гаденькую ухмылочку.

— Никто… там темно… я уж думала…

Полковник глянул на щуплого конвоира, приведшего узницу.

— Свободен.

Полицейский — у него были шальные глаза — вышел.

— Пошли домой. — Афанасий развернул девушку к двери, позвал: — Дохлый.

Появился сержант.

— Отведи её к джипу.

Дуня оглянулась на пороге.

— А ты?

— Я приду через минуту.

Дверь закрылась.

— Обзавидоваться можно, — сказал Резникович с непонятной интонацией; он уже полностью пришёл в себя. — Повезло вам, полковник! Хотя думаю, вы недолго будете носить погоны полковника.

Афанасий стремительно метнулся к столу, наклонился, так что хозяин кабинета отшатнулся в испуге, и сказал негромко, железным голосом, чеканя слова:

— Уходи из органов, полковник! Пока не поздно! И не дай тебе бог встретить меня снова!

Рука нащупала на столе мобильник Резниковича. Афанасий сжал его в кулаке, напрягся, раздавил трубку и высыпал на стол мелкие, величиной с ноготь, осколки супермодного айкома.

— Подумай над советом.

Развернувшись, он пересёк кабинет и вышел, унося в памяти взгляд Резниковича, трусливо-ненавидящий и в то же время угрожающий. Он уступил силе, зная за собой грешки, но не сдался и в будущем мог отомстить, приведя в действие все свои криминальные связи.

В коридоре стало понятно состояние конвоира Дуни: у стен сидели, опустив головы на грудь, давешние омоновцы, вызванные Резниковичем, и ещё один полицейский, который, очевидно, подошёл позже. На взгляд Афанасия Голубь, прогуливающийся по коридору с дубинкой в руке, пояснил, кивнув на Лапу:

— Не хотелось поднимать шум, мы их куснули.

Речь шла о выпущенных лейтенантом нанитах, несущих парализующий яд.

— Где остальные?

— Дохлый и Тоша повели девчонку.

— Уходим.

Спустились на первый этаж, готовые встретить вызванный по тревоге Резниковичем наряд, но в холле засады не оказалось.

Охранники у турникета тоже сидели на полу в сонном оцепенении, и на них уже обратили внимание входящие в здание полицейские.

— Проходите, товарищи, — властным тоном сказал Афанасий. — Идёт антикоррупционная операция, всем разойтись по своим рабочим местам и не выходить в течение часа.

Толпа начала расходиться.

У машины Афанасия топтались Кот, Шелест, Тоша и Дохлый, что-то рассказывая Дуне, на плечи которой кто-то догадался накинуть штормовку. Она нетерпеливо оглядывалась, отвечала на вопросы, и когда все замолчали, увидев командира, она оглянулась и бросилась навстречу. Дотронулась руками до груди Афанасия. Глаза девушки сияли.

— Не сердись…

— За что? — удивился он.

— Я неправильно судила о тебе.

Афанасий засмеялся, привлёк девушку к себе, сделал пальцем понятный всем жест, и бойцы группы начали рассаживаться по машинам, обмениваясь неслышимыми репликами.

— Я не сержусь. Как можно сердиться на дождь или снег? Вообще на природные явления? А ты самое прекрасное природное явление.

И ничего больше не надо было говорить.

Россия. Завтра…

Проблемы…

Война HAARP‑2

Были взрывы промёрзших вулканов!Было пламя в глубинах морей!

Как дым пожара туча шла.Молчала старая дорога.Такая тишина была,Что в ней был слышен голос Бога.

Плохая погода предвещает хорошую.

— Дикая мысль, — говорил он, между прочим, — что война есть бич для человечества. Напротив, самая полезная вещь.

Россия. Сегодня…

Проблемы множатся…

Северо-запад Тихого океана, 1600 км от Японских островов

29 сентября, вечер