Отступник - Андрей Uknown Ефремов

Приложился я не только коленками. — Дети меня спросили, я и ответил. Не вижу в этом преступления.

— В моём монастыре мы воспитываем не обычных детей, а надежду рода людского, уж кому, как не тебе, понимать это, Сергей. Ты своими глазами видел, на что способны эти дети. Неужели ты хочешь, чтобы такая сила выросла во грехе и потом обрушила свою мощь на остатки человечества, вместо того чтобы сражаться с тварями?

— Не хочу, — был вынужден признать я, — но и то, что вы делаете, считаю неправильным. Нельзя забирать детей у родителей.

— Сложные времена порождают сложные решения, отрок, — спокойно ответил настоятель. — Мы только учимся выживать в изменившемся мире, и будущие паладины веры, воспитанные по канонам церкви, есть наша защита и опора. Вернее, они таковыми станут.

— Только не надо говорить, что это очередное испытание вашего бога, — раздражённо проговорил я. — Хватит уже, наслушался за эти шесть лет, что вы меня тут маринуете.

— Бог един для всех, — спокойно ответил настоятель, — и не важно, принимаешь ли ты его сердцем или нет. В тебе много света, Сергей. Рано или поздно ты поймёшь это. Что же по поводу твоего обучения. Таковы новые законы. Каждый светлый, что имеет возможность находиться в Очагах и не привлекать внимания богопротивных тварей, обязан уметь сражаться. Надеюсь, когда-нибудь ты скажешь нам за это спасибо.

— Ну и где же ваши ангелы? — уже начиная закипать, выкрикнул я. — Или опять начнёшь задвигать мне про испытания? Если ваш бог и существует, то ему плевать на людей. Мы сами по себе. И так было всегда.

— Твои сомнения понятны, Сергей, — тяжело вздохнул настоятель. — По крайней мере ты не отрицаешь вероятности существования господа. Держись этого, и вера придёт. Я буду молиться об этом. Сейчас же слушай меня очень внимательно. Ты покинешь монастырь и получишь столь желанную тебе свободу, а вместе с ней и клеймо отступника. Я распоряжусь, чтобы тебе выдали выпускной комплект экипировки и тем самым нарушу устав монастыря. Прошу тебя лишь об одном. Через два часа старшим послушникам будет прочитана лекция об устройстве Очагов, классификации нечисти и гемах. Эту информацию братья добывали с риском для жизни, и она будет полезна тебе в будущем. Но решение принимать тебе, отрок, ступай.

Настоятель привычным жестом меня перекрестил, и я, сорвавшись с места, пулей вылетел из его кабинета, который чисто из принципа не желал называть кельей. Промчавшись по коридорам монастыря, я ворвался в общую казарму старших послушников и с разбегу заскочил на верхнюю койку. Плевать на дурацкие правила «не лежать на кровати до наступления отбоя», плевать на этих святош, плевать на всё, наконец-то я выберусь из этой тюрьмы, куда меня упекли почти шесть лет назад. Им не удалось сломить меня и запудрить голову всей этой божественной хренотенью, как это произошло с остальными пацанами. Не хочу быть послушным болванчиком. Не хочу и не буду.

— Без, ты совсем страх потерял? — заглянув в казарму, ко мне подошёл единственный приятель. — Если тебя увидят монахи, то неделю на воде и хлебе в одиночной келье просидеть придётся.

— Пофигу, Лёш, — наигранно важно отмахнулся я. — Меня выпускают на волю. Я окончательно выбесил Евлампа, и он отчаялся меня перевоспитать. Уже сегодня я свалю из этой тюрьмы.

— Но это же метка отступника, Без, — ужаснулся приятель. — Тебя же не примут ни в одной общине Ковчега. А инквизиция?

— В пекло общины, в пекло Ковчег и туда же грёбаную инквизицию, — преувеличенно бодро прошипел я. — В Очагах полно шикарно обставленных квартир. Перекантуюсь как-нибудь, а там отыщу гемы или тварь какую прикончу, и тогда святоши будут обязаны меня впустить и заплатить реальную стоимость. Как любит говорить настоятель: закон един для всех. Ты не представляешь, как давно я мечтал свалить из этой дыры.

— Представляю, — хмыкнул Лёха. — Ты же мне все уши об этом прожужжал. А вообще, зря ты так, — погрустнел приятель. — Церковь тебе не враг. Они единственные, кто хоть что-то делает и пытается наладить нормальную жизнь.

— Методы у них поганые, — по обыкновению, буркнул я.

— Так и времена какие, — привычной фразой ответил Лёха. — Нечисть хоть и не любит выходить за пределы Очагов, но всё равно делает это довольно часто. Это я не говорю о слиянии. Вон недавно сразу три общины снесло волной обезумевших тварей.

— Россказни святош, — менее уверенно заявил я. — Тебе промыли мозги, Лёха, и ты утратил критическое мышление жителя двадцать первого века. Любую поступающую информацию надо делить на два, а если её доносят пропагандисты святош, то и вовсе на четыре.

— Зря ты так, Без, к нам пришло много беженцев, они рассказывали ужасные вещи.

— Ага, ещё скажи, ты с ними лично общался, — хмыкнул я.

— Лично — нет, — был вынужден признать Леха, — но батя Слона общался, а потом ему рассказал.

— Да слушай больше это трепло, — фыркнул я.

— Это кто тут трепло? — пробасил от входа вышеупомянутый Слон. — За базаром следи, отступник.

— А то чё? — резко подорвавшись, спрыгнул с верхнего яруса я. — Договаривай, толстозадый!

— Ну всё, урод, ты нарвался, — зарычал бугай и словно носорог попёр на меня.

— А ну, прекратить! — раздался властный голос надзирателя. — Разойтись по учебным помещениям.

Ну, это я называю этого монаха надзирателем. Так-то он ответственный за воспитательную работу с послушниками. Мысленно скривившись, опустил кулаки. Костяшки так и чесались напоследок накостылять этому чмошнику, терроризирующему весь наш барак, но, видать, не судьба.

— Вешайся, тварь, — буркнул Слон. — Тебе не пережить эту ночь.

— Обломаешься, толстозадый, — ухмыльнулся ему в лицо я. — Ты слишком тупой, чтобы меня поймать.

После раздавшегося зубовного скрежета моё настроение резко скакнуло вверх. Под пристальным взором надзирателя я первым покинул барак и направился в учебный класс. Пожалуй, будет действительно полезно послушать новую информацию про Очаги. Да и в столовую перед отбытием забежать не помешает, когда теперь удастся нормально поесть, теперь я сам по себе, и это прекрасно.

Поставив набитый нехитрой снедью поднос на стол, я плюхнулся на лавку рядом с Лёхой и начал в ускоренном темпе поглощать еду.

— Говори уже, — проглотив очередную порцию гречневой