Андрей Уланов - Серебряные пули с урановым сердечником

Ознакомительный фрагмент

Что-то подобное нам рассказывали на лекциях, которые я благополучно проспал, – клонирование, так же как и скрен-маскировка и другие методы, может сдублировать часть характеристик, но бессильны против анализа их связи в комплексе. Правда, для этого нужна система…

– …Псевдоинк класса ЗМК…

– Что? – переспросил я.

– В пересчете на стандартные единицы мощность ИРа соответствует классу ЗМК, с учетом специфических особенностей, разумеется, – повторил Док.

Ничего себе. Я мысленно присвистнул. Дело даже не в том, как такое количество мегакью умудрились запихнуть в эту пластиночку, – микротехника прогрессирует хоть и медленно, но верно и неотвратимо. Фокус в том, что, согласно Закону об Ограничении Использования Искусственного Разума… Это что ж, я теперь получаюсь сам себе средней руки корпорация?

– …Основа корпуса из реструктурированного карбида вольфрама, – продолжал вещать Док. – Выдерживает нагрев свыше 2500 градусов, ускорение более 270 «же», давление…

Мне очень захотелось напомнить, что я лично вряд ли выдержу нагрев даже до каких-то жалких 200 градусов, а что станет потом с фишкой, вряд ли будет представлять для моего пепла хоть какой-нибудь интерес. В конце концов, я собираюсь спрятать эту штуку себе на грудь, а не приклеивать на внешнюю обшивку космолета, которого у меня, кстати, пока и нет.

– К сожалению, – с тоскливой ноткой в голосе закончил Док. – нам не позволили снять ограничение на управление тяжелым наступательным вооружением. Только в ситуациях класса Красный-А3.

Я приподнял бровь.

– Угроза жизни подданным Федерации числом не менее килоединицы, – пояснил Док.

Замечательно. То есть, если меня будут убивать в одиночестве, эта штука пальцем не пошевелит. Которого у нее, кстати, нет. Гы. Чего у нас еще нет? Пожалуй что антиматерии.

– Сейчас фиш находится в режиме пассивного сбора информации, – сообщил Рагнарссон. – Я рекомендую вам задействовать его после сеанса психотренинга, тогда ему меньше придется перестраивать симпатические частоты.

Просто замечательно. В переводе на обычный язык это означает, что они собираются копаться в моей голове так капитально, что меня после этого личная интелктроника не опознает. Бар Корин, я вас люблю! Вы с таким изяществом насаживаете кролика на вертел…

– Благодарю, что сообщили мне это заранее, – огрызнулся я. – Было бы весьма неосторожно с моей стороны подвергать новый, необкатанный инк столь сложному испытанию.

К моему вящему ужасу, Дональд не уловил потока желчи в ответе, а, напротив, одобрительно кивнул.

– Чертовски рад, что вы это понимаете, – сообщил он с милой улыбкой, живо напомнившей мне дядюшку Бью, главного злодея из сериала «Линейная семья Браунов». – Очень редко приходится сталкиваться со столь ответственным отношением к вверенной технике. Особенно со стороны оперативных работников. Боже, видели бы вы, в каком ужасном виде мне приносят иногда их фиши: смятые, перекрученные, оплавленные. Просто не представляю, что они с ними делают!

Меня куда больше занимал вопрос, в каком состоянии пребывали в данный момент опера, чьи фишки приносили Доку в столь непотребном виде.

– Заверяю вас, – я яростно прижал фишку к груди, – что я приложу все усилия, дабы с этой малюткой не случилось подобных неприятностей.

Я был абсолютно искренен – немного наберется за мою жизнь вещей, в которых я был бы столь же живо заинтересован.

Рагнарссон одобрительно покивал, неловко сунул мне свою пухлую ладошку – мне показалось, что я сжал плохо надутую секс-куклу, – и, моментально утратив к нам с Элли всякий интерес, вернулся к своему прежнему занятию – разглядыванию под Т-проектором чего-то светло-коричневого. По виду, а главное, по консистенции предмет его исследований больше всего походил на продукт жизнедеятельности… ну, скажем, кота – кучка была небольшая.

– Куда теперь? – осведомился я у своего очаровательного гида, когда дверь лаборатории Дока с тихим шипением отрезала его от враждебного мира. – Кто у нас следующий на очереди, дядюшка Скрудж или Русалочка?

– Думаю… – начала было Эллй, но ее речь была прервана стремительным появлением из-за угла коридора парнишки лет четырнадцати. Встрепанная прическа – восемнадцать цветов, классический «ретро» – и совершенно дикие выпученные глаза, словно по коридору следом несется как минимум свихнувшийся штрекер.

Естественно, мимо меня он благополучно пробежать не сумел – ножны «Кобры», которые я заботливо придерживал, дабы не оцарапать о пол, находились как раз на уровне его колен. Лететь ему метров пять… не поймай я его за шиворот.

А вот моя дальнейшая реакция изрядно удивила меня самого.

Я поднял паренька за воротник куртки и припечатал к стене.

– Еш-ш-ще раз, – никогда не думал, что умею подражать змеиному шипу, – коснеш-ш-шся моей ш-шпаги – обреш-ш-жу ноги! До уш-шей! – После чего разжал пальцы.

Парнишка с четким стуком ссыпался на пол, несколько раз ошалело моргнул, бросил затравленный взгляд в сторону моей сопровождаюшей и, испустив что-то среднее между взвизгом и всхлипом, вскочил и бросился прочь.

Мы с Элли недоуменно переглянулись.

– Что это было?

– Не понимаю, – озадаченно произнесла Элли. – Джонни Клейн из третьего сектора… мне он всегда казался таким тихим и скромным мальчиком…

– Интересно, – я как бы случайно положил руку на эфес и направился к углу, – что могло его так напугать?

– Может…

На первый взгляд в коридоре за поворотом не наблюдалось ничего, способного вызвать в сотруднике СБ, пусть и неполовозрелом, столь дикий ужас. Собственно, там не было почти никого, кроме одного-единственного человека в серебристо-серой повседневной униформе космофлота, неторопливо приближающегося к нам.

– Пойдемте, – обернулся я к своей проводнице, убирая руку с рукояти. – На Шипке все спокойно!

– Что?

– Ничего, это я так, – рассеянно отозвался я, – классиков цитирую.

Космолетчик меж тем приблизился настолько, что я получил возможность разглядеть его более внимательно. И то, что я замечал, потихоньку начало изменять мое мнение о причинах бегства Джонни Клейна.

Человек. Лет тридцать-сорок, точнее сказать сложно из-за правильных и симметричных черт лица. Слишком уж правильных и симметричных, чтобы быть созданными матушкой-природой, а не лазером пластхирурга. Фигура а-ля шкафчик двухметровой высоты. Короткий ежик светлых волос и холодные серые глаза. А на груди значок…

Мне враз перехватило дыхание – словно неумолимая рука в бронированной перчатке уже сдавила гортань, дожидаясь противного хруста позвонков. Я судорожно схватился за «Кобру», одновременно делая шаг назад – чтобы заслонить стоящую за мной девушку. Со стороны это, должно быть, выглядело комично.

Красноголовый дятел на фоне руки, сжимающей молнию. Седьмая рейтарская дивизия. Точнее – отдельный карательный батальон.

Те самые «отдельные части специального назначения», на вооружении которых состоят «смерчи», бронекостюмы четвертого уровня и прочие «вкусные», как говорили в оружейке Академии, штучки. «Дятлы» – санитары леса!

Серые глаза медленно скользнули по мне – я с запоздалым ужасом разглядел на воротнике узкую цветную полоску майорских знаков различия – ощущение было, словно за ворот сыпанули горсть льда. Это не был взгляд, каким человек смотрит на другого человека. Скорее уж – так лабораторный кибер глядит на подопытных мышей, просчитывая – кого из них приготовить к опыту для очередных студентов в виде «получившейся кашицы».

На миг мне показалось, что каратель замедлил шаг, собираясь остановиться, – не знаю, какую бы глупость я выкинул в этом случае. Но он все так же неторопливо прошел мимо, скрылся за углом – и только после этого я вновь обрел способность вдыхать воздух.

Bay! Ничего ж себе кошмары во плоти бродят по коридорам минус пятого этажа. Куда там до них тараканам-мутантам. Милые, домашние тварюшки…

Майор, майор… сколько я помнил выпуски интервида, в карательном батальоне седьмой рейтарской было два майора. Сам командир батальона, Ринальдо Гомес, и его заместитель… Мелвил?! Это был – Мелвил?! Палач Аркона собственной персоной?!

Можно поставить себе большой жирный плюс в личной зачетке, уныло подумал я. Не так уж много людей может похвастаться тем, что лицезрели целого карательного майора и сохранили после этого прежнее количество жизненно важных органов.

Особенно же интересно выглядит его появление в свете того, что карательным частям категорически запрещено находиться даже на стационарной орбите Земли – за исключением обстоятельств, вызванных техническими неполадками, но не более чем на время их устранения. Вход же в атмосферу не разрешен ни под каким видом – при такой попытке, чем бы она ни была вызвана, их расстреляют все системы ближнего пояса. А офицерам этих частей вне района боевых действий так же категорически запрещено покидать место дислокации на срок, превышающий сорок пять стандартных минут.