"Фантастика 2025-155". Компиляция. Книги 1-32 - Сергей Александрович Плотников

недоверчиво хмыкнул. Он не верил мне, полагая, что я его дурю. Но его взгляд скользил по лицам мертвецов, и в какой-то момент Шешковский вздрогнул. Дёрнул щекой и потряс головой, будто узнал кого-то внизу. Моргнул, вгляделся снова и перекрестился быстрым движением.

— Заложные мертвецы?

Я кивнул.

— Так бывает, Степан Иванович. Смерть, связанная с болью и ужасом, часто не даёт душе уйти из мира. Вы их не видите, а вот я прекрасно их чувствую. И, что хуже всего, слышу.

Знаки на стекле распались, и Шешковский вздохнул облегчённо.

— Если посмотрите магическим зрением через серебряное зеркало, вы и сами их можете увидеть, — «порадовал» я его, — без моей помощи.

— Нет, благодарю покорно.

— И всё же, спуститесь и проверьте, если считаете, что я вас обманул. В вашем особняке полно заложных мертвецов, а мой Талант не может смотреть на них спокойно. Возвращаясь к прошедшей ночи — мне пришлось упокоить троих, пришедших ко мне за помощью. Если уж на то пошло, гораздо приятнее спать, чем разбираться с вашими покойниками, которые сами лезут ко мне.

Я сделал оскорблённое лицо:

— Если Тайная канцелярия возражает, я не буду больше этого делать. Но в таком случае, прошу предоставить апартаменты за пределами особняка. Слушать жалобы ваших мертвецов не доставляет мне особой радости.

— Наших?!

— Ну не моих же. Ваш особняк, ваши покойники. У меня, слава богу, такой пакости не водится.

Шешковский посмотрел на меня с укором.

— Вы должны были вызвать меня, как только покойники заявились к вам.

— Посреди ночи? Я и днём-то не могу дозваться вашу надзирательницу.

Мой гость понимающе усмехнулся.

— Я поговорю с Марфой, чтобы она отнеслась к вам внимательней, — он пожевал губами. — Прошу меня простить, Константин Платонович, вы отличный собеседник, но дела не могут ждать. Я загляну к вам ещё, если не возражаете.

— Заходите в любой момент. Сами видите, развлечений у меня немного, даже почитать нечего.

Шешковский раскланялся и ушёл. Ну-ну, посмотрим, прорастёт ли наш разговор во что-то большее.

* * *

Оставшись в одиночестве, я занялся своим «тылом». Лёг на кровать, закрыл глаза и потянулся к мёртвому поручику. Будто паучок, побежал по тонкой эфирной нити, связавшей нас. Где же ты, дорогой Киж? Чем занят? Что нового?

«Выбраться» из особняка Тайной канцелярии, даже мысленно, оказалось не так просто — Знаки и Печати на стенах создавали помехи в эфире, обволакивали, точно липкая патока, и не желали пропускать. Но я справился всего за десять минут и полетел над Петербургом аки жужжащая пчела. Увы, в таком виде посмотреть город было невозможно: здания и улицы казались размытыми пятнами, а люди — разноцветными облачками. Ничего, ещё успею пройтись по Невскому и поглядеть на публику, а сейчас есть дело поважнее.

Киж оказался тем ещё сибаритом. Снял три комнаты в доходном доме на Аптекарской улице и ни в чём себе не отказывал. Когда я нашёл его, мёртвый поручик «принимал ванну»: отмокал в огромной бадье, а миловидная служанка подливала ему горячую воду. Судя по масленому взгляду, девица намеревалась завести с Кижом более тесное знакомство.

Я не стал подглядывать за приключениями поручика и вломился ему в голову с громким «стуком». Киж даже глазом не повёл: что-то сказал девице, улыбнулся и отослал царственным жестом. Закрыл глаза и мысленно «поклонился» мне.

Увы, разговор при такой связи больше похож на какую-то пантомиму, словно два немых разговаривают. Но ничего, мы с Кижом справились. Он дал мне понять, что уже заглянул в особняк на Садовой и препятствий для себя не обнаружил. Я приказал ему быть там сегодня ночью и найти меня в подвале. Киж взял «под козырёк» и обещал быть. В конце разговора я попытался узнать — где он взял деньги на комнаты, ванную и батарею бутылок на столе. Но мертвец сделал вид, что не понимает вопроса. Причём рожа у него была хитрая, как у кота, стащившего колбасу. Ну и ладно, пусть делает что хочет, мне и других забот хватает.

* * *

Выпав из транса, я встал и принялся разминаться. После сеанса связи с Кижом руки-ноги стали будто деревянными, а тело холодным и бледным. Нет, надо пореже пользоваться этим каналом, а то чего доброго и сам в мертвеца превращусь.

— Мяу!

Мурзилка, так и лежавший на подоконнике, посмотрел на меня и выразительно повернулся к окну. Он увидел там что-то и зовёт меня? Странно, не замечал за ним раньше таких повадок, умнеет прямо на глазах.

Я подошёл к окну и с благодарностью почесал кота за ухом — во внутреннем дворике стоял Шешковский. Он оглянулся по сторонам, вытащил из кармана маленькое зеркальце и поднял на уровень глаз.

Мне сверху было видно, как за его спиной появился призрачный мертвец. Вернее, девушка в небогатом платье и с окровавленным виском. Стоило Шешковскому посмотреть в зеркало, как она скорчила страшное лицо и протянула к нему руки.

Секретарь Тайной канцелярии не побежал и не стал отмахиваться. Но даже с третьего этажа было заметно — побледнел и сжал челюсти. Отошёл в сторону, снова поднял зеркало и повернулся кругом, оглядывая двор. А там, словно почувствовав к себе интерес, появлялись новые и новые заложные покойники. Призрачные, лишённые тел, но вполне реальные для меня и Шешковского.

Мужественно осмотрев двор, он спрятал зеркало и ушёл в особняк. А говорил, что не станет сам разглядывать мёртвых, соврал, получается. И ведь не из простого любопытства, наверняка с умыслом.

— Обед. — Дверь открылась, и вошла Марфа с подносом.

Орка смотрела на меня мрачно, хмурилась, но стоило встретиться со мной взглядом, опустила глаза.

— Благодарю, сударыня.

Невнятно пробурчав в ответ, Марфа выскочила из комнаты и быстро заперла дверь, аж замок лязгнул. Она что, меня боится? Или ей Шешковский выговор сделал? Впрочем, неважно.

Не успел я съесть первое, как Мурзилка снова позвал меня к окну. На этот раз Шешковский появился во дворе с пожилым мужчиной, тяжело опиравшемся на трость. Они по очереди посмотрели в зеркало, что-то коротко обсудили и ушли обратно. Экую свинью я им подкинул! Теперь пусть живут с тем, что рядом ходят мертвецы, умершие в здешних застенках.

* * *

Чтобы занять себя чем-нибудь полезным, я вытащил из багажа дневники Бернулли. На первой же странице стало ясно — это не записки скучающего дворянина и не ежедневные записи учёного, а что-то среднее между рабочей тетрадью экспериментатора и фундаментальным трудом на стыке деланной магии и механики.

Мне пришлось вооружиться карандашом и читать, делая пометки в непонятных