Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

цокая копытами, объезжать всех ожидающих. Естественно, со стороны законопослушных граждан, неукоснительно соблюдающих правила и томившихся под раскаленным солнцем не один час в преддверии того момента, когда уже можно будет заехать за городскую стену, сразу начали раздаваться недовольные возгласы, ругань и проклятия в адрес вконец оборзевших нахалов, лезущих без очереди.

Но недовольный ропот тут же замолкал, когда граждане видели, что в телеге так нагло, с ветерком объезжая всех, сидит пронтон в звании капитана, а с ним хорошо одетые барышни. Сразу видно – высокого сословия, не ровня им, так что можно проводить их лишь косыми взглядами да с затаенной завистью, замешенной на изрядной доли ненависти, буркнуть про себя, чтобы никто не дай бог не услышал: «Да, этим можно все. Им закон не писан».

Неожиданно перед лошадками возникает зверская, перекошенная злобой рожа пронтона.

– Куда прешь, скотина?! – орет он так, что лошадки мигом стопорнулись, встав как вкопанные, в страхе прижав уши и опустив свои бегемотские морды вниз. – Ты что, сволочь такая, законов не знаешь? Так я тебе их враз растолкую. Сегодня же болтаться на виселице будешь, старый хрыч, – физиономия пронтона и его окрик были настолько устрашающими, что дедок-возничий, кажется, обмочился и, весь трясясь, с надеждой воззрился на Андрея, типа: «Ради всех богов вместе взятых спаси и защити».

Андрей неспешно спрыгнул с телеги.

– Ты чего шумишь? Как звать? Имя, звание, должность? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, обратился он к продажному блюстителю законности.

Того моментально как подменили, даже рожа вдруг стала чем-то отдаленно напоминать человеческое лицо. Он подобрался, вытянулся по стойке смирно, выпучив глаза. Поедая Андрея взглядом преданной собаки, резко вскинул левую руку, согнутую в локте, приветствуя старшего по званию.

– Господин капитан, виноват. Прошу прощения, не разглядел. Был подло ослеплен солнцем, – не давая себя ни на секунду перебить, бойко, как пулемет, начал он. – Осмелюсь доложить, господин капитан: наши два отделения из второй центурии десятой манипулы с восьми утра заступили на патрулирование и боевое охранение этого участка дороги. За время несения службы серьезных происшествий отмечено не было. Нарушений порядка также не зафиксировано, – продолжал он бесперебойно прогонять пургу, так и не представившись, – стреляный воробей. Главное – заговорить начальству зубы, может, и забудет о том, что спрашивал, – имя, звание, должность. Еще чего не хватало, только пристроился на въездные ворота. Немалые деньги их декарионусу – командиру манипулы – за это хлебное место отвалил, а сейчас, глядишь, по глупости слететь можно. Этот капитан такой молодой и дерзкий совсем не зря, видно, из молодых да ранних, вон как бычится. Наверняка папенька – сенатор, а может, даже кто-то из приближенных к Солнцеликому. Оскорбится пацаненок, доложит моему руководству об инциденте, еще и представит все в нужном ему свете, а эти богато разодетые фемины, которые едут с ним, – тоже непростые штучки, все подтвердят, и тогда хана – сошлют туда, куда Риксол телят не гонял.

Да, конечно, ехал он не по уставу, но начальство в случае чего будет слушать этого сопляка капитана, а не его – старого служаку, поэтому главное – не останавливаться, а продолжать буробить и дать понять капитану, что всецело осознал и был полностью не прав.

– Сами видите, господин капитан, служба у нас нелегкая – с утра маковой росинки во рту не было, – безапелляционно заявлял он, давя на жалость. Хотя от него явственно попахивало неплохим копченым окороком, судя по амбре, слопанным им совсем недавно, и еще легким свежачком перегара. – А эти, – кивнул он на очередь повозок, – все прут и прут, но не беспокойтесь, господин капитан, ни один враг Лукренона мимо нас не проскочит. Мы неустанно бдим. На нас можно положиться – несем службу как положено, на благо страны и императора, – завершил он свое словоблудие на торжественной и высокопарной ноте.

Впрочем, тут же продолжил:

– А вы, господин капитан, присаживайтесь и проезжайте. Сейчас я вам путь мигом расчищу. А ну-ка, разгильдяи, подвинулись. Дайте господину капитану проехать, – засуетился он, хотя свободного места, чтобы проехать, было более чем достаточно. – Эй, на вахте! – крикнул он пронтонам, стоявшим у ворот. – Живо пропустите и не задерживайте. У господина капитана важные государственные дела, – продолжал он имитировать бурную деятельность.

Андрей не стал обострять. Скупо улыбнувшись в свои усы, уселся обратно в телегу.

– Трогай, – приказал возничему.

– Счастливого пути, господин капитан. Доброй дороги и хорошего праздника! – заорал во всю глотку пронтон, увидев, что телега с молокососом капитаном удаляется, облегченно выдохнул: – Фу-у-у, пронесло, – и тыльной стороны ладони вытер пот со лба.

Телега, на которой передвигались девочки с Андреем, беспрепятственно въехала в широкий проем за крепостные стены, хотя сам город за ними еще не начинался. За стеной в Сейнору вела примерно с полкилометра длиной широкая аллея, вымощенная булыжником. Обочина дороги с обеих сторон часто засажена всевозможными фруктовыми деревьями, любой желающий мог остановиться и отдохнуть под их сенью. Сорвать какой угодно понравившийся ему плод и, утоляя голод, перекусить – это не возбранялось. Справа и слева аллею огибали два рукава одной полноводной реки Енои, сам город расположился впереди – на излучине этой реки, а место, где находилась столица Лукренона, представляло собой своего рода остров, окаймленный почти со всех сторон водотоками и располосованный внутри сетью каналов. Ехать по этой аллее было одно удовольствие – тень от лиственных шапок деревьев накрывала полностью, спасая от жгучего юпинианского светила, а прохладный нежный ветерок, дувший с двух сторон реки, шаловливо прогуливаясь по тенистой аллее, приятно холодил разгоряченную голову и кожу. Аромат душистых созревших плодов пьянил, вызывая острое желание незамедлительно подкрепиться ими, и как в рекламе: «Пусть весь мир подождет».

Если бы не то, что они совсем недавно видели за стеной, – это жуткое нескончаемое людское кладбище, то можно было бы подумать, что попали в рай. К сожалению, аллея закончилась слишком быстро.

Ее конец и начало самого города венчала гигантская, поражающа воображение триумфальная арка, воздвигнутая по случаю очередной удачной завоевательной кампании Солнцеликого, сотворенная местными умельцами – каменотесами, казалось, из монолитного куска базальтовой скалы. На ней все теми же мастерами вытеснены барельефы фресок, изображавших Солнцеликого во всевозможных ипостасях: то общающегося с богами, причем по сюжету картины эти самые боги крайне благосклонно внимают тому, что Солнцеликий им втолковывает, давая каждому понять, что он с ними как бы на одной ноге, недаром он Солнцеликий. То он на троне в окружении свиты в задумчивости смотрит вдаль, одухотворенный такой, видать, о народе все думает. То на коне с окровавленным