Вернуть Боярство 12 - Максим Мамаев

мегаполисов Рейха к линии фронта. И сегодня в нем царила необычная атмосфера. Мрачновато-торжественный настрой, перемешанный с недобрыми предчувствиями среди многих собравшихся аристократов Империи…

Высокий, отстроенный из серого гранита эшафот на центральной площади города. Двадцать гильотин, выставленных в один ряд, чьи хищные, остро заточенные и покрытые рунами лезвия мрачно и тускло сверкали в лучах жаркого, практически летнего солнца. И шесть сотен приговоренных к казни человек — мужчины и женщины, все как один обнаженные. На телах обреченных каждый желающий мог разглядеть многочисленный шрамы, рубцы и синяки, щедро украшавшие обреченных — следы пребывания в плену у Рейха.

Позади эшафота находился высокий помост, на котором расположились особые гости. Самые высокопоставленные из многочисленных аристократов Рейха, представители Великих Родов Рейха, наиболее влиятельные вельможи и военачальники, послы Османской, Британской и Циньской Империи и нескольких куда менее значимых государств, в том числе и представитель Российской Империи — Романов Сергей Викторович, Старший Магистр и член Императорского Рода.

И в самом центре была расположена особая, бросающаяся в глаза даже не столько своей роскошью — хотя, видит Бог, она была роскошна — ложа, над которой реял личный стяг Кайзера. А выделялась она в первую очередь неимоверным количеством различных защитных чар, от мощи которых рябил воздух вокруг, словно над жарким костром в летний вечер.

Российский посол был мрачен, как грозовая туча. От происходящего Сергею Викторовичу хотелось рвать и метать, кулаки чародея сами собой периодически сжимались в кулаки, но здесь и сейчас он был бессилен как-то повлиять на происходящее. А меж тем его британский и османский коллеги не скрывали удовольствия от происходящего, откровенно насмехаясь над русским дипломатом.

— Слышал, господин Романов, вы всеми силами отстаивали своих соотечественников, — насмешливо, с высокомерной улыбкой обратился к Романову Мерзеф ибн Юсуф. — Вручили ноту протеста от вашего Императора Кайзеру, взывали к законам чести и неписанным правилам ведения войны, и даже, говорят, устроили дебош… Правда, почему-то, решили это сделать в доме терпимости «Розы Саксонии», а не при дворе Кайзера.

— Ну, для того, что бы набраться решимости отстаивать интересы соотечественников в подобной ситуации наш коллега, по слухам, решил употребить некоторое количество столь любимой русскими водки, — подхватил британец, пожилой уже Архимаг лорд Беккет. — Но сие зелье, являющееся, пожалуй, самым значимым изобретением в Российской Империи и главным её вкладом в мировую культуру, обладает весьма коварным и злым норовом, как и сами его изобретатели. Пара лишних рюмок — и всё, преисполненный доблестью и жаждой деятельности патриот начинает воевать совсем не в ту сторону, в которую следует. Думаю, наш уважаемый коллега просто решил отстоять честь отечества там, где у него на это имелись хоть какие-то шансы… В конце концов, одолеть в кровати одну из прелестниц в «Розах» у него имелись хотя бы какие-то шансы. Пусть и чисто теоретические, но всё же…

Юмор парочки откровенно враждебных русскому послов был примитивен и груб, но, к сожалению, бил по больному. К сожалению, новости о замысле Кайзера настигли в не самый подходящий момент. Намеренно создавший себе образ недалекого весельчака и страстного любителя женского общества, русский посол, как и большинство его коллег по цеху, был ещё и ценным источником информации для своей Родины. И большинство важных встреч и разговоров Сергею Викторовичу приходилось проводить в местах, в которых подобного никто не ожидал. Большой распутник и пьяница, внук одного из Старейшин Рода Романовых и, соответственно, обладатель весьма глубоких карманов, он чаще проводил время в окружении красавиц, горячительных напитков и разного рода сомнительной публики, что вовсю пользовалась щедростью русского посла, любившего устроить хорошую пирушку и оплатить её из своего кармана…

Подобным образом можно было прикрыть очень многое. Отличное прикрытие и маскировка, позволяющие сокрыть почти всё, что угодно, оправдывающие любые странности и кажущиеся чудачества, которые в иной ситуации вызвали бы вполне обоснованные подозрения… Но конкретно в этот день это его амплуа недалекого алкоголика, отправленного послом в государство, с которым у Российской Империи шла открытая война, что было равнозначно ссылке, подвело посла. И подвело, к сожалению, не без помощи со стороны.

Сергей Викторович алкоголиков презирал и горячительные напитки считал едва ли не главным мировым злом. Злая ирония жизни играла с ним дурную шутку — что бы служить Роду и Отечеству ему приходилось играть роль самой презираемой им породы людей, не способных преодолеть собственную слабость воли и характера… Однако несмотря ни на что, это было именно что игрой — могущественный Целитель аж шестого ранга, он безо всякого труда сводил к минимуму воздействие алкоголя, даже очень дорогого, алхимического, предназначенного специально для высокоранговых чародеев.

Однако в тот проклятый вечер в его рюмке оказалась не привычная уже, практически идеально отфильтровываемая им онисовая водка. Вернее, не так — оказалась не совсем она. Неизвестный, но очень могущественный алхимический наркотик, добавленный в его напиток, не имел ни вкуса, ни запаха, ни даже каких-либо заметных магических колебаний — а ведь он был не просто Старшим Магистром, он был многоопытным и сильным Целителем, что на порядок осложняло попытки что-либо ему подлить или подмешать…

Лихо, напоказ опрокинутая русским послом внутрь своего организма рюмка онисовой поначалу поначалу никак себя не проявила. Сергей Викторович продолжил светскую беседу с лордом Беккетом — британец в тот вечер тоже решил сходить развеяться.

И лишь спустя несколько минут опытный маг начал ощущать, что что-то идет не так. Опьянение, настоящее, а не та привычная уже игра, которую он привык демонстрировать публике, навалилось резко, мощно и быстро. Седьмым океанским валом накрыло не ожидавшего подобного подвоха аристократа, и никакие судорожные, поспешные попытки при помощи чар привести себя в порядок попросту не помогли. Мысли чародея путались, каналы маны работали вразнобой, аура шла мелкой рябью, а знакомые, вбитые практически на подкорку чары для экстренных случаев — вроде отравления, которому как раз и подвергся Романов — сбоили и путались, не уходя дальше самых начальных тактов…

Что бы за наркотик не применили против чародея, но одно признать следовало — он был на редкость эффективен. Дальнейший вечер посол помнил весьма смутными урывками — вот он что-то орет незнакомому немецкому аристократу, хватает того за грудки и трясет… Затем, в следующей вспышке озарения, он стоит, запрыгнув на какой-то столик, а толпа вокруг смеется. После — под ним стонет незнакомая девка, явно одна из девиц дома терпимости… А ещё позже он, пьяный, в одних штанах, устраивает безобразную драку — и оказывается нещадно избит. Так нещадно, что