Валентин Егоров - Шпион Его Величества

Меня государь Петр Алексеевич с собой в эту первую разведку шведских берегов не взял, потому что всегда на меня посматривал как на глубоко штатское лицо, к оружию совершенно непривычное, и чиновника его придворного аппарата. Но подтвердились разведданные, которые я ему сообщил. После возвращения от шведских берегов впервые я увидел Петра Алексеевича задумчивым и даже несколько нерешительным человеком. Побывав на шняве «Принцесса» у берегов шведской провинции Скания, государь лично убедился в том, что его «братец Карл» зря времени не терял. Шведские берега оказались сильно укрепленными, а боеспособность шведской армии была полностью восстановлена. Особенно хорошо был укреплен берег шведской провинции Скания, словно шведы заранее знали о том, что десант коалиционных войск будет производиться именно на берег этой шведской провинции.

Государь особо много по этому поводу не бранился в адрес датских друзей. Вызвав меня к себе, он потребовал, чтобы в самый кратчайший срок я узнал об истинных намерениях наших союзников — собираются ли они или не собираются воевать со Швецией.

Некоторое время я посидел за своим рабочим столом с гусиным пером в руках, размышляя над тем, с чего бы начать свой розыск, решая поставленную передо мной государем задачу. Говорить с датчанами — бесполезное дело, они и сами не знают, что с ними через минуту будет происходить. Не зря же прусский король Фридрих Вильгельм I о них говорил, что они марионетки в руках англичан. Карл-Леопольд об этом наверняка ничего не знает, слишком малая сошка для дела подобного масштаба. Говорить с англичанами, но до их Лондона далековато, за короткий срок обернуться туда и обратно не успею.

Оставался Ганновер, где русских не очень-то любили последнее время, но этот город поддерживал прямую связь с Лондоном и всегда действовал по указке своего бывшего курфюрста, а ныне английского короля Георга Первого.

Появился Петька Шафиров и, увидев меня в глубокой задумчивости, тут же полез ко мне выяснять причину этой моей задумчивости.

Уж очень любопытным был этот мужик!

Пришлось несколько грубовато его послать в лес сходить за грибами, чему Петька немало удивился, откуда, мол, в такую пору какие-либо грибы могут быть в датском лесу. Мне было совершенно некогда вести долгую беседу с Петькой, даже о грибах в летнем лесу, поэтому я собрал свои вещи и решил отправиться в ближайший датский трактир, где под пиво и думается легче. А Шафирову, видимо, делать было совершенно нечего, так он, чертяка, за мной увязался.

Вскоре мы с ним вместе входили в трактир и только сели за стол, как слуга тут же принес нам по кружке пива, мне темного немецкого портера, а Петьке — светлого. Знать, Шафиров, как и я, был постоянным клиентом этого датского заведения, его любимые напитки и привычки здесь уже успели хорошо изучить. Потихоньку мы с Петькой разговорились. Оказывается, и у него на душе лежал большой камень, мол, государь забыл его и уже давно не звал к себе на переговоры. Я, как мог, объяснял ему занятость государя переговорами с датчанами и, успокаивая своего будущего друга, ему говорил, подожди, мол, и к тебе вернется государева любовь и ласка. После пятой кружки пива мы с Петькой подружились и крепко полюбились друг другу, решив навечно стать друзьями. Для укрепления дружбы попросили принести нам по чарке анисовки, чтобы выпить на брудершафт, но такой в датском трактире не оказалось. Взамен принесли дерьмового немецкого шнапса, которым мы скрепили наши дружеские узы.

Уже расставаясь, Петька Шафиров каким-то чудом, он в тот момент языка не вязал, сумел произнести слова, из которых я понял, что его родственники в княжестве Ганновер были близки тамошнему главному министру Эшбауму. Я тут же ухватился за эти его слова и заставил Петьку пару слов черкануть своим родственникам в отношении того, что предъявитель сего письма является его лучшим другом и доверенным лицом. Даже будучи глубоко пьяным человеком, Петька Шафиров сильно удивился таким словам, но к этому времени совершенно потерял силу воли, из-за чего впоследствии сильно пострадает,[82] написал и подписал требуемое письмецо.

Столица герцогства Ганновер, город с одноименным названием, насчитывала городских жителей чуть более десяти тысяч человек и была расположена на пересечении двух небольших речушек Ляйн и Везер. Как и все немецкие города того времени, Ганновер имел радиальную планировку, все городские улицы сводились в одну точку, к рыночной площади, где проводились базары и ярмарки. На этой же площади высился и замок курфюрста герцогства.

Город быстро рост и развивался, к этому времени ему стало совсем тесно в окружении городских стен, и его городские кварталы давно уже вышли за пределы крепостной стены. Эта стена потеряла свое военное значение, кое-где она была даже снесена, ее пересекли новые городские улицы, по обеим сторонам которых выстроились аккуратные бюргерские дома.

По мере моего продвижения к центру Ганновера дома становились более ухоженными и богатыми, а улицы по-прежнему оставались прибранными, сухими и проезжими. Городской магистрат внимательно следил за тем, чтобы ненужный хлам горожан, дорожная грязь и нечистоты регулярно сбрасывались в небольшие каналы, прорытые вдоль улиц, которые стекали в реки Ляйн и Везер. Из этих сточных каналов сильно попахивало, но дышать, даже не прикрывая платком носа, было еще можно.

На жеребчике я доскакал до городской набережной Ам Хоэн Уфер и попытался разыскать дом родственников Шафирова. Петька, когда мы расставались в трактире, назвал их адрес, но я тогда, ни одного произнесенного им слова не разобрал. По необъяснимой причине меня почему-то сильно влекло к одному трехэтажному особняку, который даже в этом богатом районе Ганновера выделялся своим изысканным фасадом, ухоженным парком и аллеями, посыпанными красным песочком.

Я снова был саксонским дипломатом Гансом Лосом. Но мне очень не хотелось обращать на себя внимание ганноверцев. Поэтому я не рискнул постучать в дверь одного из домов этой набережной, чтобы поинтересоваться в отношении того, где проживает родственник Петьки Шафирова. К тому же мне очень хотелось поэкспериментировать своими уникальными способностями, которые время от времени во мне проявлялись. Совсем недавно я узнал, что могу «слышать» то, что происходит за закрытыми дверьми или стенами домов.

Эта способность родилась во мне из-за того, что мне постоянно приходилось напрягать свой слуховой аппарат, чтобы услышать, о чем Петр Алексеевич шепчется с Александром Даниловичем или другими своими соратниками.

Я подскакал к одному из домов и «прислушался» к тому, что происходило у него внутри. Там ничего интересного не происходило, хозяйка ушла на базар, а хозяин уговаривал молоденькую служанку на пару минут любви. Эта любовная история меня не интересовала, поэтому на жеребчике я проехал к следующему немецком дому. В этом же доме все было до отвратительности тихо, ни слова, ни мысли там не было слышно.

Я уже собрался скакать к следующему дому, как в голове послышался дребезжащий старческий смешок и послышалось:

— Ну что, паренек, так и будешь передвигаться от одного немецкого дома к другому и подслушивать, чем немцы в это время занимаются?

От такой неожиданности я пошатнулся в седле и чуть не свалился с лошади. Никак не мог сообразить, кто это со мной разговаривает и где находится этот старичок.

— Да ты, парень, оказывается, лопух лопухом и совершенно не соображаешь, что своим мысленным воплем-запросом поднял на ноги всю магическую округу. Я не хочу знать, как тебя зовут и кто ты такой, мы с тобой даже не встретимся, но будь осторожен, прибегая к своим магическим штучкам. Не спеши их применять, пока не поймешь, что это такое и как этим можно правильно пользоваться. А то накличешь беду на свою голову и знать об этом не будешь. Для твоей информации, посланная мысль не знает границ и может быть при определенных условиях и обстоятельствах услышана и в другой галактике. Да… А ты, оказывается, еще не знаешь, что это такое «галактика»?! Да, зря я ответил на твой зов, тебе еще рановато общаться с подобными тебе существами. Прекращаю контакт, а напоследок — родственники Петра Павловича Шафирова носят фамилию Эшбаум и проживают в том особняке, который тебе так понравился.

Моя голова стала совсем пустой, как и была до этого, голос-наваждение бесследно исчез, но информация о контакте с ним осталась в моем подсознании. Я трижды перекрестился и раз десять плевался через левое плечо, но Бог не спешил на помощь и не избавлял меня от этих проклятых мыслей-воспоминаний о «голосе». К тому же с моей головой что-то начало странное происходить. В глазах погас белый свет, появлялось изображение ржаного поля, причем это повторилось несколько раз, затем голова снова начала правильно соображать.