Александр Авраменко - Падальщик

— Всё, что там — на стол.

Пошёл молча к себе. В комнате достал с полки очередной справочник, погрузился в чтение. Через три часа отложил книгу — время обеда. Вышел из комнаты, прошёл в столовую — стол аккуратно накрыт. Дымятся кастрюли, но в помещении никого. Пожал плечами — то ли совсем зашугались, то ли просто… Растерялись. Выхватил взглядом горку фантиков от конфет, улыбнулся грустно — дорвалась малышка до сладостей. И похолодел от мгновенно возникшей мысли, что девочке с непривычки может стать плохо… Но спустя мгновение все страхи исчезли — бодрые весёлые шажки, радостный смех:

— Дядя! Дядя! Ой, как это вкусно! Конфеты! Спасибо, дядя! Большое-пребольшое спасибо!

Ласково погладил девчушку по соломенной головёнке, снова взгрустнулось. Ему уже двадцать пять, и ни жены, даже невенчанной, впрочем, христианская вера по сути своей — поклонение Змею… Ни ребёнка. Никого после него не останется. А этого допустить нельзя. Должен быть наследник. Обязательно должен! Тот, кому сможет он передать знания, с кем попытается поднять вновь остров и кто будет верной опорой в пути… Но где найти ему ту, кто… Снова грустная улыбка на мгновение легла на его лицо, сменившись равнодушием…

— А что твоя мама?

— Она вместе с Нией. Чего-то там затеяли. Просили сказать, что они позже поедят.

— Тебя-то не забыли накормить?

— Нет, дядя. Я сыта-пересыта! Конфеты такие вкусные!

— Я рад, что тебе понравились. Но теперь давай я поем.

— Ой, дяденька, извините. Вы кушайте, я не буду вам мешать.

Крутнулась на пятке так, что только волосы вихрем, умчалась. Михаил остался один, снова грустно улыбнулся, погрузил ложку в густой наваристый суп… Потом убрал посуду в мойку, вернулся в свою комнату. Долго читал книгу, посмотрел кино по телевизору, опять читал. На ужин не пошёл. Есть ему почему-то не хотелось. Ни с того ни с сего вдруг ощутил острое тянущее чувство. Его словно звали неслышимые голоса. Как в гипнотическом сне вышел в тамбур шахты, оделся, защёлкнул крепления лыж и пошёл туда, откуда доносился Зов… Высокий светлый столб энергии, играющий над пирамидой Алтаря, увидел сразу, впрочем, как и ощутил лёгкое покалывание во всём теле, почувствовал, как тысячи мелких искр поплыли по коже головы под шапкой. С каждым метром, приближающим его к пирамиде, становилось всё теплее. Вначале он сбросил бушлат, затем — куртку, нижнюю рубашку. На снегу остались ботинки, носки, шапка… Затем он взошёл на плоскую верхушку пирамиды и застыл в неподвижности, раскрыв руки ладонями кверху. Светящийся столб истончился, став иглой, которая вдруг вонзилась ему в темя. Из ладоней вырвался свет, изогнулся дугой, проходящей чуть выше головы. И словно радужный пузырь окутал парня, застывшего в неподвижности, словно статуя… Так продолжалось несколько минут. Затем человек открыл глаза, невидящим взором обвёл вокруг себя окружающий его мир: суровые округлые сопки, покрытые белым снегом, торчащие из-под покрова ветки коричневых полярных берёзок, бледно-синие, переходящие в зелень языки льда от осенних ручьёв. Внезапно в небе вспыхнуло северное сияние. Не бледное, с желтизной, а истинное, загоревшееся в полную силу. Фиолетовые, алые, синие столбы от земли до бесконечности свивались в бесконечную ленту, закрутившуюся вокруг Михаила, застывшего на вершине своей пирамиды. Он пошевелил рукой, и сияние послушно изогнулось, устремившись ещё выше. Лёгкое движение пальца заставляло столбы трепетать, подёргиваться дымкой, чтобы в следующий миг вновь вспыхнуть со всей необузданной силой… Он не удивился, вдруг оказавшись в своей комнате в глубине ракетной шахты. Просто ему так захотелось, и вот он уже дома. Стакан с водой послушно взмыл в воздух и скользнул ему в руку. Взглянул на каменную стену и вдруг увидел, как городской старшина на площади областного центра возле большого костра поднимает вверх бокал с чем-то хмельным и провозглашает здравицу уходящему году. И подданные и соратники приветствуют его речь. Вновь вспыхивает пламя, окутывающее Михаила, и ему становится ясно, что горожане потрудились неплохо и доживут до нового урожая сытно и хорошо. Скот, который они купили, даст приплод, стада начнут расти, лето будет тёплым и щедрым на ягоды и грибы. Родятся новые дети, придут новые люди, до этого прячущиеся во всех уголках полуострова. Народ Севера начнёт расти, потому что они станут строить новую жизнь сообща. А он… Он вновь останется в одиночестве. Ибо… Ему нельзя к людям, как бы ни хотелось. Просто они не смогут принять Михаила, потому что тот слишком отличается от них всех. А что же делать? Так и остаться отшельником, наведываться к горожанам, для которых парень желанный гость. Ну скажем, не такой желанный, если быть честным, но во всяком случае — уважаемый… Снова неслышный вопрос, и перед глазами возникают новые сцены, сотни и сотни, слагающиеся в тысячи и миллионы. Прошлое и настоящее. Настоящее и будущее. Далёкое и близкое… Его женщины хлопочут на кухне. Они совсем забыли, что сегодня праздник… А доброта парня к дочери Олеси, так зовут мать девочки, тронула их обоих. Ния… На самом деле её зовут Ниисава, она — дочь японского дипломата в одной из стран, чудом пережившая чуму и пойманная людокрадами, когда пыталась пробраться на родину сушей… Ей много пришлось вынести, пока не попала в руки парня. Отец Иришки бросил жену и дочь, когда ему подвернулась другая женщина. Уродливая, старше его, но по нынешним временам обладающая большим богатством — известным ей складом военного имущества. Так что ни матери, ни дочери некуда деваться, а оставаться с Николаем женщина не хочет — боится, что ребёнок не сможет жить на Севере. Сама она родом из центральных областей страны. Бывшей страны… Мечтает о том времени, когда сможет вернуться домой, надеется, что её родители живы… Впрочем, как ни странно, они действительно живы. И тоже надеются как-нибудь ещё увидеть дочь и внучку. В этом он им поможет. Транспортная система действует, и он завтра же сможет помочь родственникам встретиться. А чтобы не было лишних проблем, просто сотрёт память о себе. Вот и всё. Насчёт японки вопрос сложнее. У той не осталось никого, а на островах Страны восходящего солнца едва-едва наберётся сотня выживших. Может, предложить ей остаться на Севере? Не у себя, естественно. У Николая. Тот не откажется получить в свой клан ещё одну женщину. Даже будет рад этому. Впрочем, здесь куча вариантов. И Михаил последует решению девушки. А что с ним самим? Где ему найти мать для своего ребёнка? И — темнота… Получается, что увидеть собственное будущее ему невозможно? Похоже, что так… Тем лучше. Словно тяжкая ноша сваливается с его плеч. Разве можно жить, зная наперёд всё, что случится? Это будет уже не жизнь, а существование. Жалкое прозябание день за днём… Но остаётся последнее — кто убил Светлану и Оксану… И он увидел… Всё. Как насиловали бывшую людоедку, как издевались над девочкой. Как прибили их к бревенчатой стене, а потом тренировались в метании ножей в истекающие кровью мишени. И — издевательский акт милосердия, по пуле в головы уже почти бездыханным жертвам. Всего лишь за тот ящик сахарного песка, что он им привёз… Не так далеко, кстати, ушли эти твари. И он их достанет. Слово…