Прах - Элизабет Бир

теперь там все завяло и высохло, и при каждом шаге над сухой землей поднималось бурое облачко пыли. Должно быть, там отказала ирригационная система.

На ночь они остановились не в рае, а в трубе, которая начиналась за ним. Это была одна из наблюдательных площадок – дуга, возвышающаяся над собранными воедино взаимосвязанными поверхностями мира. Труба была достаточно широкой, чтобы Персеваль могла расправить крылья, и абсолютно прозрачной.

Когда за спиной Риан закрылся замок, она остановилась и несколько секунд боролась с головокружением, пока симбионт помогал ей сохранять равновесие. Гэвин захлопал крыльями и вцепился когтями в ее плечо.

– Ой.

Персеваль сделала шаг назад и поймала Риан за локоть, чтобы она не упала под весом рюкзака. Мужчины, которые шли впереди, оглянулись и остановились, чтобы подождать их.

– Все нормально? – спросил Тристен.

– Когда мы были снаружи… – Риан благодарно оперлась на руку Персеваль, – я не успела все это рассмотреть.

Персеваль не ответила, а просто поддерживала ее, давая время собраться с силами. Риан заставила себя дышать медленно и спокойно и начала разглядывать картину постепенно, одну часть за другой.

Они оказались в чем-то вроде тоннеля-коридора, в прозрачной трубе, которая уходила прочь от мертвого трюма и взмывала вверх по изящной дуге. Сам мир висел внизу, залитый жестким светом; они находились над панелями затенения, и Риан видела поверхности с фотоэлементами, которые поворачивались в сторону солнц.

Отсюда она могла рассмотреть всю структуру «Лестницы Иакова». Раньше у нее в голове был лишь смутный образ мира – решетки и раздувшиеся жилые комплексы, коридоры, несимметрично тянущиеся над поверхностями анкоров и трюмов, серый металл и облезающая краска. Теперь Риан увидела весь мир – немыслимо огромный, похожий на величественно вращающуюся трехмерную паутину. Его сложность ошеломила ее.

– Как они вообще двигали эту штуку?

– Ты хочешь сказать, как мы будем ее двигать?

Риан сглотнула и попыталась не поддаваться отчаянию героя Ынга и своему собственному благоговейному страху.

– Он же огромен.

– Таков наш мир, – ответила Персеваль. В солнечном свете ее крылья-паразиты казались бронзовыми, полупрозрачными и блестящими одновременно.

Прежде чем они покинули дом их отца, Персеваль снова позволила Риан побрить ей голову, и кожа на голове Персеваль постепенно приобретала такой же цвет, как и остальное тело.

– Чтобы пересечь его из конца в конец, понадобится пять дней, – добавила Персеваль. – А каким ты его себе представляла?

Риан покачала головой и прикрыла глаза от солнечного света. Если она бросала взгляд на солнца – быстро, потому что даже симбионт не помогал ей полностью адаптироваться к их сиянию, – то не могла понять, стали ли они ярче или ближе и изменились ли вообще. Свет, который лился на нее, был суровым, а тени – острыми, словно куски вулканического стекла.

Говорить было не о чем. Никаких слов не было. Внутри Риан закипало желание заполнить тишину, но она понимала, что оно – мелочное, и поэтому подавила его в себе. Да, сейчас можно было бы что-нибудь сказать, оставить свой след на этой картине, но тот, кто это сделал, лишь выставил бы себя жалким, нелепым слабаком.

– Спасибо, – сказала Риан, когда насмотрелась вдоволь. Ощущение полета заставило ее вспомнить о том, как Персеваль вынырнула из шлюза вместе с ней. Риан вдохнула всей грудью – просто потому что могла это сделать, и ей показалось, что это правильно. – Он выглядит бескрайним.

– Мы должны его спасти, – приглушенным голосом сказала Персеваль.

Риан подумала, что может и не отвечать – что Персеваль и так поймет, что она согласна.

– Идемте, – сказал Тристен, когда стало ясно, что девушки очарованы зрелищем. – Нужно найти место для ночлега.

После этого они шли почти в полном молчании. Гэвин время от времени что-то кудахтал про себя, а Персеваль по-прежнему крепко держала Риан. Когда они добрались до противоположной части арки и спустились, она наклонилась и прошептала на ухо Риан:

– Я рада, что ты меня спасла.

Иногда люди говорили очевидные вещи, но смысл их слов был совсем неясен.

– Я тоже рада, – ответила Риан.

И тогда Персеваль обеими руками схватила ее за предплечье и отшвырнула от себя.

Сила тяжести в коридоре была слабой, но ощутимой. То ли скользя, то ли летя, словно снаряд из катапульты, Риан врезалась в Бенедика, который уже поворачивался, чтобы схватить ее. Она приземлилась ему на руки, и он пошатнулся, но Тристен не дал ему упасть.

– Отойдите. – Персеваль встала в нескольких метрах выше по трубе; ее руки, висевшие вдоль тела, были сжаты в кулаки. Крыло развернулось, превратилось в два клинка за ее спиной. Гэвин, медленно взмахивая крыльями, парил в воздухе между частями Крыла, словно огромный мотылек. – Пожалуйста.

– Персеваль…

– Отойди! – Она опустила голову, и на ее шее выступили жилы, словно на нее давил какой-то невероятный груз. – Это все крылья.

Риан, возможно, бросилась бы вперед, но на ее плече лежала рука Бенедика. Он потянул ее назад, потащил к шлюзу в нижней части арки. Как только у Риан прошел шок, она забилась, пытаясь добраться до Персеваль.

Но ей это так и не удалось.

Крыло сократилось. Крылья-паразиты забились в конвульсиях, Персеваль разжала кулаки и судорожно потянулась вперед, оказавшись в центре дерзкого темного пятна.

В следующее мгновение распростертые крылья Гэвина, его вытянутый хвост и когти врезались в стенки трубы. Между лапами выросла паутина из тоненьких ниточек; они были словно кристаллы, стремительно движущиеся через перенасыщенный раствор. Труба позади него раскололась. Если Персеваль и пыталась что-то выкрикнуть, то ее слова утонули в потоке вырывающегося наружу воздуха.

Бенедик обвернулся вокруг Риан, когда их обоих сбило с ног. Он крепко обхватил ее, закрыл своим телом, и, пока они кувырком летели к паутине, в центре которой находился Гэвин, Риан увидела, как Персеваль падает в объятия Врага; ее крылья разделились и отчаянно хлопали. Фрагменты, окружившие Персеваль, были наполнены преломленным солнцем, словно кусочки разбитого кристалла.

21

«О, дитя!» – сказал он, исполненный печали

Ты жаждешь цвета, красоты,

тебе быстро наскучил

Мир праха и камней

и слишком болезненной плоти.

Конрад Эйкен. Дом праха

Когда крыло доставило Персеваль в объятия праха, она была холодной. Иней покрыл ее ресницы, кристаллизуясь из влажного воздуха трюма, словно бледная тушь. Прах обхватил Персеваль, приводя в движение воздух вокруг нее и создавая трение, а с ним и нежное тепло. Он насытил атмосферу кислородом, увеличил уровень освещения, подготовил помещение для человека женского пола.

Крыло нагрело ее кровь; создание связи завершилось, и Персеваль отныне срослась с протезом, как когда-то – с искусственно выращенными крыльями.