Последний наследник Триады. Том 4 - Григорий Магарыч

— Это не считая того, что нам понадобилось полностью обеспечить и отправить на передовую столько сил. Бюджет нашего Пункта по швам трещит.

— Но в одном я с Прасковьей согласна, — Настасья взяла слово, перерубая высокую траву своим клинком. — Когда вылезают подобные твари, их эффективно останавливают именно снаряды, а не простые Дозорные. Людей на такие побоища лучше не допускать.

— Ну-ну. Я вот что-то такой заботы по отношению к Дозорным не видел, чтобы нас старались не гнать туда, где опасно, — возразил Леонид.

— Тяжёлую технику на каждую мелкую тварь гонять никаких денег и сил не хватит, — усмехнулся Моржов. — Их отправляют тогда, когда иными средствами не справиться. Я не спорю, в штабах не святые сидят, тем более в столичных… Но и не дураки тоже — тяжёлую артиллерию стараются использовать строго по назначению.

— Везде танками не повоюешь, — добавил я.

— Это точно.

— Но если уж совсем денег нет, то пусть отправляют Дозорных высших чинов, — Леонид покачал головой. — Чего простым-то умирать?

— В действительно чудовищных сражениях в конце концов дерутся не Столпы, Леонид, — вздохнул я, затаившись. Сенсоры засекли туманного, с бешенной скоростью бегущего в нашу сторону. — Сражаются в основе своей неодарённые. Боевая готовность!

Ребята резко разошлись по позициям. Я выбросил в тело ауру и активировал прану. Тени стали продолжением моих рук. Секунда, две, три… огромный Соблезуб вылетел из-за высокой травы, раскрыв пасть. И стоило мне подготовиться к тому, чтобы нанести удар, как тварь скрылась. Просто обогнула нас и двинула в сторону сражения, что развернулось у стен крепости.

— Ох, пронесло, — сглотнул Моржов, убирая в ножны клинок.

Мы ускорились. По моим данным, идти нужно около трёх дней, если ничего серьёзно нас не затормозит. Поэтому силы хорошо бы экономить. Не исключено, что там, у зоны пропуска, будут сосредоточены сильнейшие твари. Туман меняется, твари умнеют.

Спустя час беспрепятственного продвижения, Настасья посмотрела на меня.

— Командир, а командир.

— Чего?

— Ты говорил, что в больших войнах сражаются не сильнейшие, а тебя Соблезуб перебил, — криво усмехнулась она. — Мне интересно, что ты имел в виду?

Я улыбнулся, качая головой. Выводят на откровения и лезут в душу, чего терпеть не могу. Перед глазами невольно всплыли воспоминания из прошлой жизни на Триаде.

— В самых больших сражениях, где сходятся сотни тысяч, а иной раз и миллионы солдат, если силы обеих сторон равны, всегда наступает момент, когда ранги, титулы и регалии отходят на второй план, — мой голос звучал спокойно, но в душе царила печаль. — Когда треск и грохот боевой магии полубогов меняет и плавит саму реальность, холмы и равнины обращаются раскалённой лавой, в воздухе стоит смрад сотен тысяч трупов, а потоки ауры заражены эманациями боли и страха умерших, яростью схватившихся магов, ненавистью и боги ещё ведает чем…

— Вы так рассказываете, будто побывали в таких, командир, — прервал Леонид, осторожно посмотрев на меня.

— Ты можешь помолчать, когда командир рассказывает? — Настасья выругалась. — Что ты со своими вопросами лезешь?

— Ладно, понял, простите, — отошёл он.

— Ну, Кость, продолжай.

Я скривил губы, задрав голову к небу. Перед глазами всё ещё проносились картины. Страшные и животрепещущие картины. Ребята переглянулись между собой, не понимая.

Собравшись, я добавил:

— В общем, после всего этого буйства старшие выдыхаются. И именно в такие моменты битва вступает в решающую фазу, когда приходит время тех самых простых пехотинцев. Когда мечи, копья, ножи, когти, зубы… Да что угодно идет в ход, — покачал я головой, унимая дрожь по телу. — Представьте, каково побывать в таком бою — когда ты, истощив все силы, идёшь в бой во главе собравшейся вокруг тебя тысячи солдат. Когда всё решается на расстояние пистолетного выстрела, а ничего сложнее слабенького усиления тела уже не создать. Твоя жизнь может оборваться так же легко, как и жизнь любого другого смертного. Это куда страшнее, чем просто размениваться высшей боевой магией с удобной позиции.

Ребята посмотрели на меня серьёзно.

— Вы плачете? — Прасковья посмотрела на меня так, словно пыталась что-то увидеть в глазах.

— Я не закончил, — буркнул я.

— Всё, не мешаю.

— В таких битвах обычно всё решают две вещи, друзья мои, опыт воинов и их мотивация. За что они бьются, верят ли они в ту идею, что привела их на поле боя, считают ли те цели стоящими того, что бы идти за них до конца… — вздохнул я. — Защита цивилизации, родных земель, или месть врагу, что терзал твои земли. Если силы равны, важны лишь эти два момента — выучка и решимость убивать и умирать. И с одной стороны меня радует тот факт, что я сейчас с людьми, которые готовы жизнь положить ради своего рода.

— А с другой? — негромко уточнила Настасья спустя минуту тишины.

— С другой, меня печалит, что это обычно заканчивается океанами крови.

Я снова выждал паузу. В лицах ребят возникло волнение.

— Но. Не волнуйтесь вы так. Я уверен, что в череде кошмаров, через которые нам предстоит пройти, моих сил и знаний окажется достаточно, чтобы мы выжили.

Ребята всё ещё напряжённо молчали.

— До мурашек, командор, — признался Мышев. — Вы точно семнадцатилетний подросток?

А этот вопрос я оставил без ответа. Тем более солнце зашло за горизонт, а вокруг резко начало темнеть. Мы к этому времени дошли до разрушенного поселения. Устроили привал в хижине и, после того как нанесли печати скрытия, отправились на покой.

Моржов остался дежурить.

Глава 17

Неподалёку от Московии

Сергей Болконский стоял перед гнусным преступником, принявшим участие в террористическом акте арены Громовых — перед человеком, представляющимся по фамилии Норкин. Парни хорошенько его отделали перед тем, как бросили в заброшенный склад.

К слову, на бумаге этот человек был мёртв.

— Нравишься ты мне, господин Норкин, — соврал Болконский, выпустив струю едкого дыма изо рта и осторожно взяв со стола черный револьвер. Резким рывком он открыл барабан и краем глаза проверил количество патронов. — Давай сыграем в игру?

Норкина вывезли на окраину города, чтобы не было слышно криков боли. Всё же самосуд — довольно опасное дело. Но… мерзость. Как такого ублюдка не допросить?

— Если это даст мне шанс скрыться, я готов, — гнусаво вымолвил