Геном хищника 7 - Евгений Александрович Гарцевич

дробовик и вступил на первую ступеньку. Заметил сначала тень, напоминающую чью-то зубастую пасть каймана, а потом увидел и самого монстра. Точнее, его голову, прибитую к стене. За ним проглядывала ещё одна, только уже кого-то и представителей волчьего племени. А потом ещё одну и ещё. Под каждой головой висела фотография, и из стены выступала табличка с гравировкой.

Не иначе какая-то аллея, то есть лестница, славы и достижений арены. Оказавшись рядом с головой первого чучела, прочитал надпись и рассмотрел фотографию. Дата, имя, время, затраченное на бой, а с чёрно-белой фотографии на меня смотрел суровый мужик с длинными усами, свисающими по обеим сторонам подбородка. На рекорд этот показатель не тянул, но, возможно, сорок лет назад были другие стандарты.

На следующей фотографии была женщина, очень похожая на Гертруду. Возможно, мать или тётка, что вполне бы объяснило её любовь к арене. Потом снова какой-то и морда ящерицы с высунутым практически до пола языком. Какой-то «плевака» из хамелионовых. Язык сшили из ткани с припиской на табличке, что это рекордный показатель и указанием силы и скорости броска.

На другой (внутренней) стене были только парные фотографии с табличкой между ними.

— Джефф Вулкан против Моментоморикса, — прошептал я, прочитав первую табличку, — победа навыком «Бросок кобры» в третьем раунде.

Фотографий было много. С уровня первого этажа они уже пошли в два ряда. Хотя и монстров было не меньше, на очередном повороте я встретился взглядом со стеклянным глазом ши-тау. В первый момент пришлось даже дробовик покрепче стиснуть, чтобы на рефлексах не пальнуть, настолько он натурально выглядел.

Я шёл быстро, но тихо, крадучись переступая через ступеньки. Примерно на уровне второго этажа на мгновение включилась чуйка, определив один неизвестный, новый для меня, маркер. Но тут же выключилась, когда в нос с щекоткой и лёгким покалыванием пробрался сладко-приторный запах. Я тряхнул головой и отодвинулся к стене с фотографиями, подальше от чучел. Кто знает, чем их здесь пропитывают? Хотя запах мне понравился, будто какая-то ароматическая свеча, настраивающая на очень расслабленный лад.

Усталость что ли начала одолевать? Я сделал пару глотков энергетика, чуть взбодрился и пошёл дальше. Добрался до выхода на площадку, там тоже была усиленная дверь, но как-то даже чересчур гостеприимно распахнутая. Я замер, пытаясь реанимировать чуйку и понять, где притаился враг, но усилившийся запах сбивал с мысли, не давая сосредоточиться.

— Заходите, не стойте у порога, — из комнаты раздался красивый женский голос.

Прямо как-то волнительно красивый. И сам голос, и интонация.

— Не бойтесь, — продолжила женщина. — Здесь, кроме меня, никого нет.

— Я и не боюсь вовсе, — пробурчал, поймав себя на мысли, что возмущён самим фактом такого предположения от этой незнакомки.

Я оставил переноску с шакрасиком и, сам до конца не понимая, что творю, переступил порог. Вошёл в большой и дорого обставленный кабинет. Дорого — это по меркам Аркадии. По крайней мере, раньше я здесь такого не встречал: широкий, глубокий кожаный диван с заклёпками, такие же необъятные кресла, залаченный стоял из благородного дерева, заставленный полупустыми бутылками. Сбоку у стены шкафы-картотеки, а с другой стороны — массивный рабочий стол, за которым на стене висел почти двухметровый портрет того коротышки, что я видел на балконе. Дверь на балкон сейчас была закрыта, и повсюду этот сладкий запах, которого я уже столько надышался, что постепенно начал привыкать. Странно, но это точно не яд, иначе биомонитор бы уже засигналил, да и иммунитет сработал бы.

— Мистера Бронта нет на месте, но, может, я смогу вам чем-нибудь помочь?

Опаньки, а слона-то я и не заметил…

Прямо за дверью оказался ещё один столик, за которым сидела молодая, красивая девушка. Очень красивая. Настолько красивая, что у меня дыхание спёрло, а и без того, какие-то тяжёлые мысли ускакали в такие дебри, что я будто вернулся в свои шестнадцать лет. Причём не в абстрактные, в конкретный момент, когда мне показали обнажённую грудь и я понял, что через пять минут перестану быть девственником.

Золотые времена, но сейчас явно творилась какая-то хрень. Вот только подумать об этом не было никакой возможности. Столешница была стеклянной и особо сидящую девушку не прикрывала. А прикрыть там было что.

— Стоп! Не надо такое прикрывать, — мысленно рявкнул я на собственные мысли.

Девушка лишь улыбнулась, явно наслаждаясь произведённым эффектом и давая себя рассмотреть. Стройная, загорелая, в образе этакой сексапильной секретарши. На ней была короткая чёрная юбка, белая блузка, которую она невзначай поправила, расширяя вырез. На ногах — чёрные лодочки на высоких каблуках. Это, вообще какой-то удар ниже пояса. Я шакрасов на Аркадии встречал чаще, чем шпильки. Лицо обрамляли большие очки в крупной оправе, а волосы забраны в пучок, заколотым двумя длинными спицами.

— Здравствуй ещё раз, — повторила она, перейдя на ты и поддав в голос ядовитого коктейля. Того самого, в который намешано лукавство, коварство, доступность и одновременно неприступность, которые не очень хорошо на мужиков действуют. — Меня зовут Камилла, я секретарь мистера Бронта. Как ты успел заметить, его сейчас нет. Зато я могу тебе помочь…

На этих словах она встала со стула, как то умудрившись подчеркнуть каждый изгиб своего тела, и махнула рукой на диван.

— Там нам будет удобнее, — сказала она, слегка улыбнувшись и кончиком языка облизнула край губы.

Я лишь промычал что-то невразумительное и в следующее мгновение уже тонул в мягком диване. Камилла, цокая каблучками и, виляя выразительным задом, подошла ко мне и взяла со столика бутылку виски с двумя бокалами.

— Хочешь? — спросила она, демонстрируя мне не только бутылку, а всю себя.

— Очень… — прошептал я, пересохшими губами.

По телу пробежал жар, сладкий запах, который усилился с её приближением, кажется, уже проник во все клеточки моего мозга и выгнал оттуда кровь, переправив её к другим органам. Внизу живота защекотало, а яйца, которые ещё несколько минут во время драки, и пока крался, были сжаты не хуже «Стального кулака», а сейчас начали гудеть.

«Брат, — мысленный посыл шакрасика с трудом пробился через всю эту гудёжку. — Я не осуждаю, самочка — огонь, но Анне это не понравится».

Если бы я мог засмеяться, я бы это сделал. Но я не мог, я мог только тонуть в этих голубых бездонных глазах и ещё мне хотелось действовать. Что-нибудь сделать, чтобы ей понравиться, бежать за цветами, например…

Лучше бы просто бежать, но в