Союз Тигра и Дракона - Ольга Михайлова

улыбкой, в которой через удивительную красоту юной богини на миг промелькнул истинный облик Суянской Лисы: глумливый, наглый и издевательский.

— Как скажешь, дорогой супруг, — тихо проурчала нахалка, мгновенно сменив притворный гнев на искреннюю милость. — Однако давай заключим пари.

— И о чём будем спорить? — удивился Сюаньжень.

— Кто придумает более остроумную пакость! Ты займешься одной принцессой, я другой, а потом сравним результаты. А Юншэнь и Шэн рассудят нас.

— И что получит выигравший в этом споре?

— Что захочет….

— Соблазнительно…

На город уже спустилась ночь. Выкликали вторую стражу. Ночное небо Поднебесной над Чанъанью походило на сияющую серебряную парчу. Небесная река Тянь-хэ, Млечный Путь, казалась первообразом Хуанхэ: они «сливались» где-то на краю света, и их течение на земле и на Небе рассыпало вокруг мириады капель хрустальной воды и яшмовых звёзд.

Императорский дворец возвышался на севере города мощной твердыней. Несмотря на комендантский час и отсутствие людей на улицах, отряды стражников тот и дело проходили по пустому двору, обходили дворец со всех сторон и патрулировали окрестные улицы. Однако две лисы, тихо, на мягких лапках прошедшие за отрядом и растворившиеся напротив боковой стены дворца, замечены не были.

Да и как заметить в темноте бесплотную тень?

— Ты уверен, что найдешь их покои? — спросила в тишине длинного коридора Сюли.

Сюаньжень злобно хрюкнул.

— Конечно, они же три часа возле меня так воняли, что я и сам их вонью насквозь пропитался. Здесь на север, потом повернём на северо-восток. Сюда. Вот покои принцессы Ичэн. А Ли Чэнъань проживает вот там, в третьем павильоне на юго-востоке, во внутреннем дворе. Оттуда и сейчас несёт рвотой и парами чжоусского вина. Не слышишь, что ли?

— Слышу, что там кого-то стошнило, но откуда мне знать, ту ли принцессу мутит?

— Ту самую. В любом случае, я возьмусь за принцессу Ичэн, а тебе оставлю принцессу Чэнъань. Но помни: никакого членовредительства!

— Помню-помню…

Встретились обе лисы через полчаса в дворцовом саду. Туда не заходили патрули стражников, и, укрывшись в тени деревьев, они полностью потерялись из виду.

— Ну и как?

— Всё отлично. Надеюсь, на празднике Холодной еды ты сможешь здорово повеселиться.

— И что же ты придумала?

— Это секрет…

Глава 34

«Цуй». 萃 Единение

Дорога вдвое короче, когда идешь вместе с другом

Праздник Холодной еды, основанный в память о жестокой глупости правителя[1], всегда отмечался в апреле. В течение трех дней не разрешалось разводить костры, разогревать или есть горячую пищу. Это было время почитания предков и приведения в порядок могил.

Праздник по приказу императора уже несколько лет справлялся одновременно с Цинмином, который брал своё начало от церемоний жертвоприношений у могил древних императоров и полководцев во времена династии Чжоу. Тогда высшие представители власти и чиновники обращались к величественным предкам и просили благословить страну, послать процветание, мир и хороший урожай.

И через день после ночного приключения двух наглых лисиц, когда Сюли и Юншэнь украшали входные ворота ветвями ивы, как Гуаньинь, которая отпугивала ими злых духов, готовили нити-соломки саньцзы из солёного теста, которые ели холодными, приправляя семенами кунжута, и фаршировали чуньбин, весенние блинчики с начинкой из лука и овощей, посыльный передал их мужьям, молодым чиновникам Имперского судебного магистрата, приглашение от Сю Баня на императорский праздник.

Отказаться от такого приглашения можно было только в том случае, если чиновник лежал на смертном одре или был абсолютно равнодушен к своей карьере. Когда они явились в магистрат, Сю Бань в числе прочего поведал Сюаньженю, что раньше в этот день устраивались развлечения с игрой в куджу и стрельбой из лука, а десять лет назад император Чжунцзун заставил своих главных министров перетягивать канат и хохотал, как безумный, когда старейшие чиновники упали в пыль.

По счастью, при новом императора эту практику оставили.

При нынешнем императоре все чиновники двора, облачённые в ритуальное платье цзифу — для жертвоприношений в храмах государственных культов, собирались для почитания предков императора, а потом обязаны были посетить пир во дворце, где в изобилии подавали цинтуань, клецки-пампушки из клейкого риса, полыни или травы ячменя. Круглые сладковатые зеленые шарики были начинены сладкими бобами. Гостей пира также ждали каша из цветков персика и улитки цинминло с имбирем в соевом соусе, сладкие финиковые кексы и печенье.

Ван Шэн смотрел на Ченя Сюаньженя с некоторой жалостью и опаской. Накануне дома за чаем они обсудили сложившуюся ситуацию с принцессами, которую Шэн оценивал ничуть не лучше Сю Баня и считал, что друг в опасности, пусть и незначительной. Он хорошо помнил возможности хулицзина ещё по происшествию в Суяне, но понимал: того, что Сюаньжень мог позволить себе на вилле Фей Ян, он не сможет повторить при императорском дворе.

Однако сам Сюаньжень был безмятежен и бесстрастен, как истинный бодхисатва на лотосовом троне. Но он обратился к Шэну с неожиданной просьбой.

— Мне нужна твоя помощь, друг мой.

— И что я должен сделать?

— Выступить в роли беспристрастного судьи. Ты должен смотреть и оценивать то, что увидишь, а потом честно высказать своё мнение.

— Думаю, это будет несложно. Только мигни мне, чтобы я не пропустил то, на что надо обратить внимание.

— Не думаю, что ты сможешь это пропустить…

Торжественная церемония поклонения Сына Неба своим предшественникам в Императорском Храме Предков у надгробий с именами прежних властителей Поднебесной включала жертвы пращурам, три коленопреклонения и девять земных поклонов.

По её окончании все прошествовали в пиршественный зал.

Сюаньжень в этот раз собирался сесть за стол с Сю Банем, Лао Женьцы и Ван Шэном, однако император снова пригласил его за тот стол, что стоял справа от его собственного стола. Сюаньжень с видом полной покорности судьбе занял предложенное ему место, и тут из дальних покоев дворца вышли племянницы императора Чэнъань и Ичэн и словно по заранее достигнутой договорённости с императором заняли места по обе стороны от Ченя.

Тот по-прежнему выглядел медитирующим Буддой.

Провозгласили первый тост о почтении к мудрости предков, все выпили, и тут неожиданно произошло такое, от чего онемели не только чиновные мужи, но и сам император. Принцесса Ли Ичэн поднялась и, перебив императора, произнесла громким голосом.

— Не поговорить с человеком, который достоин разговора, значит потерять человека. А говорить с человеком, который разговора не достоин, — значит терять слова. Мудрый не теряет