Потерявшийся - Александр Викторович Горохов

— Можете не в Маси товары из нашего города возить, а в другие города. Можете покупать их у нас в Маси и возить туда. Можете масийские товары продавать у нас, и за счёт этого окупать расходы.

— А можем с тобой договориться, и вы не будете сюда возить такой товар, которым только мы станем торговать.

Ай, да Зата! Я же с первого дня нашего знакомства замети, что у тебя соображалка хорошо варит! Только это уже называется коррупцией, и наши люди подобный ход видят даже сквозь опущенные веки.

— Не можете Зата-су. Я здесь только потому, что город знаю, ваш язык немного знаю, Адола-опа знаю. И жить здесь не останусь. Другие люди приедут, которые будут торговлей заниматься.

И тут у них облом. Да и чем они могут мне «выразить безграничную благодарность в разумных пределах»? Медяшками, не стоящими у нас почти ничего? Серебряными или даже золотыми монетами? И что я на них кулю так мне жизненно необходимого тут, на ТемУре? Не штанцы же, окрашенные «драгоценным» гелонским красителем! Я даже чуть не заржал от того, что память в ответ на эту мысль услужливо подбросила фразочку из киношки «когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели».

Впрочем, шанс на получение эксклюзивных прав для «молодых» я оставил.

— Договориться об этом, но не со мной, а с нашими руководителями, вы сможете, если сможете точно указать, где находится поселение других «людей света». Не нас, а совсем других.

Я думаю, Шаров на такое охотно пойдёт. Ведь на экспедиции «куда-то на юго-восток континента» настаивает не только он, но и Земля. И я тут, в Маси, торчу так долго лишь потому, что «Север», который пойдёт в это плавание, пока совершает разведывательный рейд до южной оконечности материка, которой ещё не достигали ни эсэсцы, ни такие опытные мореплаватели как ракуим и ласы. Чисто для картографирования побережья и выяснения, не будет ли ближе обогнуть материк не с юга, а с севера.

И вот, наконец-то, я снова на борту малого десантного корабля, разработанного с учётом опыта эксплуатации немецких морских самоходных барж времён Второй мировой войны. В качестве пассажира, а не экскурсовода или переводчика у какого-нибудь бригадира грузчиков. А «Адам», усиленно работая винтами, отползает от берега залива, с которого мы «эвакуировали» беспилотник «других людей света».

Заходили мы сюда с единственной целью: чтобы я мог задать здешним рыбакам вопрос:

— После того, как мы увезли «летающее чудовище», его собратья больше не прилетали?

Увы. Хотя отрицательный результат — тоже результат. И рыбаки побожились, что, если такое случится, они непременно передадут весточку об этом в нашу факторию.

Весь недолгий путь до Центральной я посвятил бумажной возне. Писал отчёт о проделанной в Маси работе, используя те наброски, которые не забывал делать после тех или иных событий — встреч, бесед, имевших какой-либо практический «выхлоп». Всё равно начальство его стребует, так чего же не освободить себя от писанины на Центральной, где у меня найдутся более интересные занятия? Вся равно, пока из всех развлечений доступно только одно — любование морскими просторами.

Как я и рассчитывал, экипаж и пассажиров «Адама» в «порту» встречала крошечная, всего два специалиста, «карантинная группа». Одной из «членкинь» (блин, сколько ни гоню из себя украинское прошлое, а оно, нет-нет, да прорывается подобными умопомрачительными для русского человека словечками!) я торжественно вручил живой цветочек в «горшке» из обрезанной пластиковой бутылки.

— А это тебе, Сонечка!

— О, у Пересечина появилась традиция радовать меня букетами? То колючки какие-то приволочёт, а теперь даже на настоящий цветок расщедрился! Надеюсь, это единственный букет, который при тебе? — многозначительно глянула она на то место, где у меня ширинка.

— Милая, я хоть прямо сейчас готов бросить всё и запереться с тобой в процедурной для сдачи мазка! Хоть в этой командировке и не спал ни с одной из туземок. Часа на два-три запереться…

— Наглец! — привычно фыркнула подружка.

— А цветочек я тебе привёз ещё и потому, что мне по большому секрету сказали, что чай из его лепестков туземки применяют для контрацепции. Представляешь, как ты озолотишься, запатентовав это средство, если он так же действует и на земных женщин? Так я приду вечером?

— Приходи, наглец.

— Только очень рано не жди: мне ОЧЕНЬ много докладывать начальству.

Фрагмент 19

Шаров задумчиво ходил по кабинету, размышляя над тем, что я вывалил ему на голову. Ага! Вывалил по принципу «пусть теперь Мойша не спит».

Адол-ап не зря так обрадовался, когда ему пообещали скидку за информацию о «людях света» и их артефакты. Это «за просто так» никто не рвался делиться с нами сведениями. А когда дело пахнет личной выгодой, это совсем другое дело. Ведь, как я понимаю, вся сделанная нами скидка пойдёт «на карман» лично ему. Вот и не поленился он сгонять в столицу человека или людей, которые доставили необходимое в Маси как раз в то время, когда я там находился. Не так, чтобы очень уж много, но достаточно, чтобы поломать голову не только мне, а теперь ещё и нашему «найбильшему керывныку» (ох, уж это моё «украинское языковое наследие»!).

Как таковых, артефактов совсем немого, всего два. И завалявшихся у гелоров совершенно случайно, поскольку никакой утилитарной пользы не несут. Просто совершенно бесполезные диковинки непонятного происхождения. Кусок светодиодного фонаря либо фары с отражателем и ещё одна небольшая печатная плата из прибора неизвестного назначения. Причём, изрядно потрёпанная временем, что хорошо заметно по полустёршимся надписям на микросхемах и вылинявшим цветам маски (то есть, лакового покрытия) самой платы. Причём, надписи совершенно иным алфавитом, чем то, что я обнаружил, вскрыв беспилотник.

Ясное дело, это сокровище пока, до окончательного расчёта, осталось лежать в какой-то шкатулке в резиденции «графа». Вот только снять его на камеру в хорошем разрешении я сумел. Зря, что ли столько времени вертел их в руках и делал вид, будто рассматриваю в мельчайших подробностях под самыми разными углами.

Но если артефактов два, то письменных свидетельств вчетверо больше.

Увы, собственного алфавита у гелоров нет. Потому, проживая в Маси у Заты, я ни разу не столкнулся с тем, чтобы кто-то что-то записывал или читал. Единственное, где доводилось видеть «кракозябры», похожие на осмысленные знаки, это на монетах. По большей части, привезённых с северного континента. Даже торговые или имущественные сделки заключаются без письменного оформления,