Жаркое лето 43-го - Владимир Геннадьевич Поселягин

Наши почему-то этой хне поверили, и начались допросы с силовыми воздействиями. Били, если проще. Хорошо на мне всё как на собаке заживает, благодаря аптечке. А так похоже валить нужно, я уже решил, снова поведут на допрос, уничтожаю всех там, по фигу на голубую кожу, и сваливаю. Пора вернуться Шестакову, а то что-то немцы совсем расслабились, вон, на меня анонимки пишут и ещё полковников используют для усиления доказательств.

В принципе это пока всё, у особистов я вторые сутки нахожусь. Стало ясно что разбираться не будут, им проще меня шлёпнуть, вроде к военно-полевому суд всё готовят, так что готовимся уйти. Конвой убивать не буду, а вот тех, кто избивал… Охотно. Так что дождёмся, когда вернут в полуземлянку, где те кулаки чешут о подозреваемых, выбивая признание. У меня вон из-за их действий два новых зуба растут, чешутся, весь в синяках. Тут пришлось перейти на ручной режим аптечки, оказывается, и такой был, а то бы всех насторожил что синяков нет. Внутри всё вылечено, а вот кожа имеет следы. Причём били и по лицу, не заботясь о следах, а это значит меня списали. Вон у нас в камере-землянке ещё трое таких, и ещё у двоих белые чистые лица, их избивают, но аккуратно, значит, шансы что отпустят есть, и не малые. Вообще, Особые отделы они разные, и подход к работе у служащих тоже отличается. От начальства зависит, а нам не повезло попасть в отдел, где начальник разрешает применять такие действия. Карьерист.

Можно сказать, дождался. Скрипнула петлями деревянная крепко сбитая дверца, и раздался глухой прокуренный голос одного из охранников:

– Кириллов, на выход. С вещами.

Из вещей у меня особо ничего и не было, красноармейскую форму выдали, когда я то горелое тряпьё скинул, что ранее было моей формой и комбезом. Хорошо все документы в хранилище. Да, мы ничего не сдавали перед отправкой в тыл. И документы эти я сохранил, в личном деле стояла отметка, что документы сгорели, пока я в танке находился. Так что у меня старая, но чистая красноармейская форма, сильно потрёпанная шинелька, тоже солдатская, да сапоги. Причём те же самые, с брезентовым верхом, якобы из училища. Чуть покоробились от жара, но не более. Людей я в том бою за плацдарм, пока мы прорывались через две полосы обороны, потерял немало, но и сделано было много. Из моего экипажа только Вано уцелел, но его с ожогами ещё до моего ареста отправили в госпиталь, как и ещё шестерых раненых. Те семеро считали, что если и ранены, то легко, поэтому и были свидетелями моего ареста, что их явно возмутило, но ничего делать те не стали, документы у особистов были в порядке, тем более их сопровождал офицер из штаба нашей танковой дивизии, которого я знал лично. Больше ничего при мне не было. И шинель не хотели давать, но я сообщил что мерзглявый, вот и выдали укрываться. На самом деле подстилки на нарах не было, голые доски, а с шинелькой хоть неплохо. На двоих хватало, на меня и капитана, что положил целый батальон в глупой атаке. Это ему так заявили, но тот выполнял прямой приказ из штаба полка, о чём почему-то забыли. Хотя, возможно его и выпустят. Лицо не портили, а сам тот признание не подписывал. Крепкий и принципиальный. В общем, нашли крайнего. К слову, все в нашей камере светились зелёным, даже оранжевых не было, не то что красных. Вот в соседних камерах разные метки, были и красные.

Что происходит, пока не ясно, скорее всего суд ожидается. Подумав, оставил шинельку капитану, ему нужнее. Вот так ёжась, придерживая красноармейские шаровары, а что, ремня у меня нет, я и направился следом за конвойным в сторону землянок Особого отдела. Почему меня подставили, это ясно, чтобы я оказался в нужном месте в нужное время. Потому я не удивился появлению знакомой фиолетовой метки в полукилометре от штаба фронта, где и разместился Особый отдел. Вообще не так, штаб фронта находится в польском городке, там и погиб мой первый тяж на баррикаде, а Особый отдел в двух километрах от городка, на окраине небольшого леса разместился. Метка светилась в открытом поле, видимо хорошая маскировка. Более чем уверен, что там снайперская винтовка. Два моих вывода к следователям метка прощёлкала, позже появилась, в третий раз в темноте меня вели, а сейчас стреляй не хочу, если опознает конечно. Опознала. Я ускорил шаг и двигался так, чтобы между стрелком и мной был тот конвоир. Никаких добрых чувств я к нему не испытывал, понимаю, что служба, но тот служит именно в Особом отделе. Убивать сам не буду, уже решил, а использовать чужие руки, то почему бы и нет? Мне на него плевать. Конвоира снесло, и чуть позже хлёстко донёсся далёкий выстрел. Я тоже рухнул на землю. Пули явно доработанные, разрывные, чтобы с гарантией поразить. Метка конвоира мигая гасла, наглухо положили. По звуку выстрела наша «СВТ» работала, так что я активно пополз, пока вокруг бегали и отдавали команды. Приметив одного из следователей, я вскочил и рванул к нему, и тут же рухнул. Пуля, пролетела надо мной, и попал тому в грудь. Смотрика, получилось, сам не ожидал, но дальше так играть со смертью я не хочу. Следователю просто оторвало руку, фактически всё плечо вынесло, это что за патроны такие?! А я скатился по ступенькам в ближайшую землянку. Даже не знаю, что там, мимо водили несколько раз, но не сюда.

– Что там? – спросили у меня со спины.

Обернувшись, я увидел, что ткань защитного цвета плащ-палатки отведена в сторону, та заменяла дверь, и на меня смотрят большие карие глаза девушки в форме сержанта-связиста, а в помещении рассмотрел часть стола и угол радиостанции. Понятно, что за землянка. В руках девушки дрожал «Наган», но ствол был направлен на меня.

– Снайпер работает, двоих уже из ваших загасил. Надеюсь его не сразу уничтожат, и он побольше вашего брата в ад отправит.

– Ты задержанный, – уверенно сказала девица.

– Да ты что? Правда, что ли? – сарказм из меня так и лился. – Какая ты догадливая, прямо сыщик из агентства Пинкертона. Это ты по старой форме поняла, или избитому опухшему лицу?

– Держи руки, чтобы я видела. Бандит!

Пока мы общались, местные смогли выяснить направление откуда стрелок вёл огонь, и рванули туда. Пусть стрелок активно шевелил мослами, отползая в сторону, но думаю зря старается, всё равно найдут, там и собаки были.

– Уже до бандитов дошёл? Это с чего мне такое счастье? – спросил я, и чуть привстав, ещё раз подтянул шаровары, а то они заметно сползли, пока я тут катался. По ступенькам.

– Ты наших убить хочешь.

– После того как меня несколько раз избивали и заставляли подписаться под тем, что я не делал? Да я вас тварей теперь везде рвать буду как увижу, на гусеницы гнид намотаю. Это другие, когда их отпустят, пожимают плечами, мол, что поделать, служба у них такая. А я не буду ничего пожимать. Я теперь вас везде где увижу давить буду, но без свидетелей. Ещё не хватало чтобы меня по суду отправили куда или расстреляли. Война ещё не закончилась, рано помирать.

– Я тебя застрелю.

– Не а, не застрелишь. Тебе духу не хватит.

Я уже сидел на ступеньках, к ней лицом, положив руки на колени, и с интересом ту рассматривал.

– Застрелю.

– На спуск нажать не трудно, вот как потом жить будешь?

– Ты наших ненавидишь.

– Есть такое. Именно особистов фронта. Остальные мне не интересны. Я ведь не в первый раз с особистами общаюсь, есть и нормальные ребята, службу правильно ведут, а ваших тварей к службе подпускать нельзя, те план гонят. Таких только уничтожить можно. Переведёшь на новое место, они снова за старое.

Только я успел это сказать, как прозвенели колокольчики входящего вызова, что-то давненько квестов от админов не было, уже четыре дня, и открыв письмо, изучил содержимое послания:

«Игрок, внимание. Вам предлагается срочный квест. Награда в двух вариантах. Первое, пятьдесят тысяч баллов на личный счёт, звание капитана и должность заместителя командира батальона. Второе. Семьдесят пять