Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации) - Эрли Моури

блока когнитивных функций. Вот так, наелись перепелиных яичек. Жаль… Теперь это уже проблема Ольга Борисовны — пусть разбирается с ранимой душой кухонного робота. Но при всем этом хоть одну пользу я извлек. Даже две. Первое: я понял, что в глубине этого автомата, скрыт мозг какой-то птицы. Иначе от чего такая реакция на вопрос о яйцах при приготовлении яичницы? И второе: страсть к гениальным идеям от Талии Евклидовны передалась мне. Это закономерно: я же ее ближайший друг, если не считать Родерика.

Я вытащил из шкафа новую сковороду, поставил на электроплиту и налил немного масла. Со вторым завтраком пришлось справляться своими силами. Конечно, я мог отправиться домой и пожаловаться на то, какой я голодный Ксюше или Надежде Дмитриевне, но маг Астерий не привык отступать. Скоро на сковороде зашкворчали кусочки ветчины, рядом появились желтые глазки перепелиных яиц числом десять. Пока я занимался готовкой, втягивая носом аппетитнейший запах, пришло сообщение от Ленской. Я включил его и услышал голос Элизабет:

«Демон мой, здравствуй! Чего ты такой суровый? Случилось что-то? Света даже боится с тобой говорить. Пожалуйста, будь мягче с ней. Сейчас верну ей эйхос», — с минуту длилось молчание, кажется, дамы перешептывались. Видимо, Ленская чувствовала, что между нами что-то не так, чувствовала мой настрой и хитро заручилась поддержкой Элизабет. Расчет верный, потому как с Элиз с недавних пор очень хорошие отношения. Мы научились понимать друг друга. У нас с ней этакое ментальное единение, почти гармония.

Наконец что-то зашелестело и послышался голос Ленской, чуть приглушенный:

«Саш, почему ты такой холодный со мной. Ты таким никогда не был. Пойми, я это все очень хорошо чувствую. Мне кажется, даже когда ты молчишь, я все равно чувствую, что ты хочешь сказать. И когда тебя нет рядом тоже… Саш, я же люблю тебя. Ты не ответил на мое предыдущее сообщение. Я очень ждала. Даже когда была в театре, все равно заглядывала в эйхос. Тебе так не понравилось, что я прислала пустое сообщение? Оно не пустое, Саш. Я вздыхала, давала понять, что мне тяжело и я жду тебя. Ведь, чтобы передать свое состояние, не всегда нужны слова. Иногда достаточно взгляда или вздоха. Я думала, ты поймешь меня. Пожалуйста, поговори со мной. А лучше приезжай к нам с Элиз, если сможешь сегодня. Я с опасением жду дня, когда вы со Стрельцовой уедите. Понимаю, что это необходимо и это надолго. Понимаю, что со мной остается театр, новый спектакль и Денис, но все равно, мне так грустно. Мне уже сейчас становится тоскливо. Ты не говорил со мной четыре дня. А когда заговорил, голос у тебя стал будто чужим. Я сейчас заплачу, Саш… Все, не могу… Целую…» — в этот раз она закончила сообщение не как обычно — звуком поцелуя, а всхлипом. И отчего-то мне показалось, что он не совсем настоящий. Уж кто-кто, а Ленская может это разыграть. Актриса…

Однако, не ее всхлип запомнился мне больше всего в этом сообщении, а слова «мной остается театр, новый спектакль и Денис». Великолепно! Она мне говорила это⁈ Мол, ты с Элизабет уедешь, но со мной останется Денис⁈ Мне не верится, что Ленская — дама, очень искушенная в подобных вопросах и в игре на чувствах — обронила эти слова случайно. У меня даже аппетит пропал, когда я задумался о сказанном ей. Тарелку брать не стал — решил есть прямо со сковороды. Не по-графски, за то меньше возни. Отнес сковороду вместе с ломтиком хлеба в рубку, поставил на откидной столик возле иллюминатора. Вместо вилки взял ложку — так даже удобнее. Был порыв взять эйхос и сказать актрисе: «Оставайся тогда с Денисом. Как я понял, ты уже сделала выбор. Не стоит ждать моего возращения».

Я может быть так и сделал бы, зная сколько потом будет слез с ее стороны, да и сам… Чего говорить — достаточно вспомнить, как я себя чувствовал перед вылетом на Карибы и там, когда мы как бы порвали отношения с виконтессой. Мне очень не хотелось пережить все это вновь. Но порыв произнести такие слова был самым серьезным. Я сдержался, помня просьбу Элизабет, сдержался как Астерий, зная, что решать сгоряча такие вопросы не следует.

Лишь после того, как я расправился с яичницей, взял эйхос и наговорил ответное сообщение Светлане Игоревне. Наговорил спокойно, даже с некоторым теплом:

«Свет, я не холодный. Правильнее сказать, я чуть напряженный. Во-первых, у меня, как всегда, много дел. Недавно с Ольгой вылетали по делам моей службы. Да, кстати, я уже с офицерским званием — корнет. И там, в моем подразделении попутно меня наградили: ордена, медаль. Все это, как мне кажется, не без указания Дениса Филофеевича. В, во-вторых, меня как раз и напрягают твои отношения с Денисом Филофеевичем. Я ждал, когда ты поставишь его в известность о том, что ты — моя девушка. Я бы это мог сделать сам, но ты же просила не вмешиваться. Вот я покорно и молчаливо жду. Я исполняю твою просьбу, а ты как бы не спешишь исполнить мою. Вместо того чтобы успокоить меня, что решила вопрос с цесаревичем, ты, наоборот, заявляешь, что пока мы с Элиз будем в отъезде, утешишь себя театром и отношениями с Денисом Филофеевичем, который для тебя уже стал просто Денисом. Мне это, мягко говоря, не нравится. Элиз попросила меня быть с тобой теплее, но я не актер — мне трудно играть роль, будто ничего не произошло и между нами все хорошо. В общем, я жду, когда ты исполнишь мою просьбу. К вам может заеду или залечу — у нас с Ольгой теперь своя вимана. Привет баронессе Стрельцовой».

Пару минут с полуторакилометровой высоты я смотрел в иллюминатор на Багряный дворец, где мне сегодня предстояло появиться. Перевел взгляд на башни Басманного, так ярко сверкающие в лучах летнего солнца. От Седьмой Имперской только отошел «Западный Экспресс-4» — огромный дирижабль с синей полосой. На таком же я недавно отправлял Элизабет и Майкла в Лондон. Сколько событий случилось после этого! Казалось, пролетела целая жизнь. Время было столь плотным что, когда оглядываешься назад, захватывает дух. За это время Элизабет успела, по сути, умереть, и заново родиться другим человеком. Другой стала баронесса Евстафьева. Люди меняются вокруг меня — я привык к этому за многие жизни. Хотя нет, не привык. Такие перемены всегда будут вызывать у меня восхищение. Меняются даже боги. Только я, Астерий,