Опричник. Том 2 - Антон Витальевич Демченко

не прочу. У него как у главы службы безопасности своих задач валом.

— Значит, и из Марии ты тоже преподавателя делать не собираешься? — уточнил Вячик.

— Именно, — кивнул я.

— Подожди, но ведь и у меня по нашему ряду свои обязательства есть, — произнёс он. — Как с ними быть?

— Да так же, — развёл я руками. — Будешь получать плату за работу, как положено. Уж поверь, ни деньгами не обделю, ни условиями работы. Опять-таки, я тебя не в полные наставники зову, а преподавателем руники, и только. Будешь читать лекции пару раз в неделю да работы ученические проверять. Работы немного, а выгода немалая. И тебе, и школе.

— А школе-то в чём?

— Настоящий мастер любечанской гильдии артефакторов, преподающий основы артефакторики в моей личной школе? — удивился я. — Славик, может ты чего-то не понимаешь, но это редкость. Огромная редкость! И упускать такой шанс я не собираюсь, почему и готов платить тебе за преподавание столько же, сколько ты сейчас получаешь за работу на «Гремлинов».

Стрелков опешил.

— Это же получается больше полутора тысяч в месяц! — воскликнул он.

— Вот-вот. За четыре часа лекций и один семинар в неделю, — кивнул я в ответ.

— Согласен, — после недолгого размышления, тряхнув головой, решительно заявил Вячеслав. Вот и славно! А подпишем второй железный контракт, ему и деваться будет некуда. Даже когда поймёт, на что на самом деле подписался. Ха.

— Что ж, раз об этом мы договорились… — протянул я. — … давай перейдём к другой теме.

— К какой?

— Понимаешь, сегодня днём я обещал вернуть изучаемую тобой «железяку» хозяину… — ответил я. — А ты так удачно сообщил, что наконец сумел с ней разобраться… В общем, рассказывай давай.

— А-а… — Вячеслав задумался, но тут же кивнул. — Не вопрос, атаман. Раз хозяева требуют, значит, вернём. Мне она теперь без надобности. Итак… Стоп. Прежде чем я начну рассказ, скажи, Кирилл Николаевич, какие эгрегоры тебе известны?

— Стихийные, — пожал я плечами. — Пламя, Твердь, Влага, Воздух.

— А кроме них?

— Да… вроде бы всё, — я выжидающе уставился на Стрелкова и тот не подвёл.

— Скудненько, — вздохнул он, но ёрничать, изображая профессора, более не стал и, мгновенно посерьёзнев, сообщил то, от чего я чуть под землю со стыда не провалился. Ну, ведь должен же был понять сразу, ещё когда деда об этом чёртовом артефакте расспрашивал! — Эгрегор веры. Миллионы и миллионы людей вливали и вливают в него силы. Сейчас, конечно, уже значительно меньше, чем ещё в прошлом столетии, но, всё же, приток идёт, пусть и мельчающий. Но запасов сил там столько, что ещё лет на триста хватит.

— Хочешь сказать, что этот костыль…

— Именно. Судя по расшифровке, мы имеем дело с артефактом, служащим фокусировщиком для эгрегора православной веры, — проговорил Вячеслав. — Он создаёт эффект, который я назвал бы эффектом «святой земли». То есть…

— Позволяет представителям церкви творить техники, основанные на эгрегоре их веры в местах, где сила эгрегора слишком мала, за отсутствием достаточного числа верующих. Так? — договорил я за Стрелкова и тот кивнул.

Дела-а…

[1] Братчинный кошт — здесь, обеспечение проживания и учёбы за счёт боярской братчины.

[2] Августовы ордонансы — пакет королевских указов изданных Августом II Сильным, королём Польским, имперским князем Саксонским, направленных на укрепление королевской власти в Речи Посполитой, ограничение шляхетских вольностей и упорядочивание взаимоотношений шляхты и магнатерии.

[3] Фрау Малица — супруга Герхарда Баума, учителя Вячеслава Стрелкова в Пернау (книга «Запечатанный»).

Глава 4

Такие уютные домашние беседы

Шляхтич Збаражский был бледен. Его взгляд растеряно блуждал по обстановке выделенных ему послом покоев, а собравшиеся на лбу хмурые морщины серебрились бисеринками пота. Информация, полученная Анджеем вместе с посылкой, доставленной на его имя, настолько выбила из равновесия, что молодой человек утратил контроль над собой и своими силами, отчего поднявшийся в кабинете ветер хлестал по гардинам и кружил в воздухе сметённые с рабочего стола бумаги и обрывки упаковочной бечевы, которой ещё недавно была аккуратно перевязана доставленная курьером посылка.

И в этом бардаке, пропитанном растерянностью и недоумением шляхтича, совершенно чужеродно смотрелась субтильная фигура третьего секретаря посольства, с удобством устроившегося в массивном кресле у окна. Профессионально невозмутимый служитель Церкви положил на массивный дубовый подоконник чёрный томик Евангелия и, тяжко вздохнув, перевёл взгляд на застывшего посреди комнаты Збаражского.

— Анджей, успокойтесь, — тихо проговорил церковник, поднимаясь с кресла. А когда тот не отреагировал, подошёл к лейтенанту и, всмотревшись в его лицо, неожиданно отвесил гусару оглушительную пощёчину. Голова молодого человека мотнулась, левая скула, ещё секунду назад бледная до мраморности, тут же начала наливаться краснотой, зато в глазах Збаражского наконец появились искры сознания, так что последовавший за ударом приказ священника он уже расслышал без проблем. — Возьмите себя в руки, лейтенант!

— Святой отец, — тряхнув головой, Анджей заметил-таки, что натворил своей силой и, отступив на шаг от третьего секретаря посольства, коротко кивнул. — Прошу прощения… за беспорядок.

— Пустое, — отмахнулся тот. — Пришли в себя?

— Да, — выдохнул гусар.

— Вот и замечательно, — священник окинул взглядом своего собеседника и, вновь с удобством устроившись в кресле, кивнул: — Рассказывайте, что случилось.

— Замок Вишневецких уничтожен, — непослушными губами произнёс Збаражский, протянув священнику зажатое в кулаке послание. — Княжий род вырезан. Полностью.

— Интересно, — не дрогнув ни единым мускулом, протянул секретарь, пробежав взглядом короткое письмо и, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, глянул в сторону лежащего на рабочем столе распотрошённого бумажного свёртка. — Это…

— Гербовый щит из парадного зала в Недзице, — чуть заторможено кивнул гусар и скрежетнул зубами. — Посылка от этого… Николаева, чтоб его… С-скуратова.

— А родовой стяг, значит, сей бойкий юноша оставил себе в качестве трофея, — задумчиво произнёс священник. — Недооценили.

— Я подниму родичей, Несвицких и Порыцких! Мы сотрём этого… — встрепенулся наливающийся яростью лейтенант, но собеседник заткнул его одним коротким взмахом руки.

— Магнатерия и Его Величество не дадут своего дозволения, — лязгнул сталью голос секретаря. — Вишневецкие объявили войну и проиграли. Закон не нарушен, традиции соблюдены. Этот раунд остался за московитами.

— Да как… — Збаражский сжал кулаки.

— Молчать, лейтенант, — отрезал священник, но, заметив, как дёрнулся его