Тени Империй - Антон Семёнов

И ты в ней — ошибка или шанс.

Шаг вперёд — и всё исчезло.

Не свет, не звук — всё. Словно сам факт существования растворился, а вместо мира возникла… структура. Сложная, бесконечная, как витраж, разбитый на миллионы фрагментов и заново склеенный хаотичной рукой.

Алексей парил в пространстве, где время скручивалось, где мысли звучали как эхо, а эмоции становились материей. Он больше не чувствовал ног. Только присутствие. И сопротивление.

Ты не должен был сюда попасть.

Голос был его. Только старше. Жёстче. Циничнее. И когда он обернулся — увидел себя.

Точнее — того, кем мог стать.

Высокий. В броне, сделанной из теней и костей. Лицо — без эмоций. На груди — знак Сердца, разломанный. За спиной — шлейф уничтоженных городов. Это был Алексей, который принял власть и отказался от мира.

— Видишь? — сказал он. — Вот кем ты станешь, если выберешь "единство".

Потому что объединение — это подчинение.

Ты не сможешь удержать всех.

Ты просто заставишь их молчать.

— Я не…

— Не хочешь власти? — усмехнулся тот. — Тогда зачем ты здесь? Зачем ты шёл сквозь кровь, предательство, боль?

Ты пришёл решить.

Алексей закрыл глаза.

Он чувствовал, как внутри его сознания всплывает вторая сущность. Не враг. Фантом. И Григорий — уже не просто воспоминание. Его боль, страх, выборы — всё теперь резонировало внутри, словно заражённый аккорд в симфонии.

— Я пришёл… понять, — сказал он наконец.

Фантом склонил голову.

— Тогда слушай.

Он погрузился в ядро Точки. Оно не было местом. Это был узел, где все альтернативы сходились в точку. Мириады реальностей — как спицы в колесе. В одной — Алексей стал Хранителем. В другой — погиб при первом пробуждении Уста. В третьей — сбежал и прожил жизнь простого человека, никогда не вступив на путь Сердец.

И все они смотрели на него.

Ждали.

— Я… не могу решить за всех, — прошептал он.

— Тогда реши за себя, — сказал голос Хранителя. Он стоял рядом. Стал меньше. Почти человек.

— Что ты видишь в них? — спросил Алексей.

— Не выбор. Возможность.

Но возможность без действия — это только вес.

Ты хочешь освободиться от судьбы, но несёшь её с собой.

Алексей вытянул ладони вперёд. Между ними вспыхнула сфера — миниатюрный мир. Его мир. Он почувствовал тепло. Радость. Пепел. Боль. И тех, кого потерял.

Он видел Марию. Акико. Мать. Отца. Григория.

— Они… части. Но я — целое, — произнёс он. — И я не хочу управлять. Я хочу связать.

Сфера вздрогнула.

И в этот миг… он почувствовал, как умирает Мария.

Рывок. Свет. Воздух.

Он снова стоял на краю провала. Тело его дрожало. Ладони покрыты пеплом. Акико склонилась над Марией. Та была без сознания, изо рта текла кровь.

— Что произошло?!

— Она пыталась пойти за тобой, — сказала Акико. — И точка… ударила в неё.

Она не была готова. Ни одна из нас — нет.

Алексей опустился на колени.

— Она жива?

— Пока да. Но ещё шаг — и она исчезнет. Как ты почти исчез.

Он взглянул на провал.

Он не закончил. Но цена уже была заплачена.

Он не мог уйти, зная, что Точка осталась открытой.

Алексей поднялся, сжал ладони — одна пульсировала тенью, другая — светом. В глазах — отражение всего, что он пережил, всего, что потерял. Он посмотрел на Марию. Она дышала, но не реагировала. На губах — капля крови. Улыбка — призрачная, будто она все равно знала: он вернётся.

— Я должен закончить, — сказал он Акико.

— Нет. Ты должен выжить.

— Я выживу, если закончу.

И он снова шагнул вперёд.

Схождение на этот раз было иным.

Без образов. Без вспышек. Просто тишина. Словно сама Точка поняла — он пришёл не смотреть. А решать.

В центре — платформа, на ней — сфера Сердец. Не два. А одно, сшитое, неравномерное, трещащее по краям. Слишком много силы. Слишком мало равновесия.

Перед ним — он сам.

Но теперь — светлый.

Одет в белое. С глазами, где не было боли. Только понимание.

— Ты здесь, — сказал он. — Чтобы решить.

— Я не выбираю ни власть, ни отказ, — ответил Алексей. — Я выбираю… пространство. Возможность.

— Значит, ты понял. Связать — значит не сливать.

Разделить — не значит уничтожить.

— Я… сделаю третье.

Он шагнул к сфере. Поднял руки. Внутри гудели все реальности. Все страхи. Все Григории. Все Алексеии. Он не пытался их уничтожить. Он разрешил им быть.

Но не влиять.

Он вложил в сферу не силу. А границу. Как дом, у которого много комнат. Но в каждой можно закрыть дверь.

— Не всё должно быть одно, — прошептал он. — Но всё должно жить.

Сфера дрогнула. Не вспышкой. Не бурей.

Она просто… замерла.

И мир выдохнул.

Он вышел из Точки медленно. Как будто рождался заново.

Скала снова стала скалой. Воздух — воздухом. Пространство — привычным. Акико обернулась первой.

— Ты…

Он кивнул.

— Я… не всё изменил. Но я дал шанс. Миры будут жить. Но не сплетённые. Разные. Свободные.

Мария лежала тихо. Он коснулся её лба. Свет прошёл сквозь ладонь. Она дёрнулась — и открыла глаза.

— Ты вернулся… — прошептала она. — Значит, ты всё испортил.

Он рассмеялся. Впервые за долгое время — не от отчаяния. А потому что жил.

В этот момент, где-то далеко, в другом краю мира, на вершине башни из чёрного стекла стоял Григорий. Его глаза светились янтарём, но не жгли. Он смотрел в сторону горизонта — и на миг… улыбнулся.

— Он сделал невозможное, — сказал он. — Значит… я больше не нужен.

Позади него, в темноте, вспыхнуло второе сердце. Но теперь оно било медленно. Как будто умирало.

И где-то в нём звучал голос:

«Теперь ты просто брат.»

Глава 23: Последние круги

Когда они спустились с плато, мир уже не был прежним.

Не разрушенным. Не спасённым. Просто — иначе настроенным.

Деревья не шелестели так, как раньше. Ветви выгибались, будто в такт внутреннему дыханию мира. Птицы пели отрывисто, фальшиво. Земля была тёплой, но не солнечной. Всё казалось… на грани пробуждения. Или срыва.

Алексей чувствовал это кожей. В груди билось не только его сердце. Там же — пульсация мира, еле различимая, как послание, оставленное в бутылке и заброшенное в океан вселенной.

— Мы изменили что-то фундаментальное, — сказал он, идя первым. — Я чувствую… ткань реальности стала податливее. И в то же время — опаснее.

Акико кивнула.

— Не реальность изменилась. А её глубина. Раньше мы жили на поверхности. Теперь… всё дышит изнутри.

Мария, шедшая