Охотник - Роман Романович

провёл. Живот у неё уже приличный, и я поймал момент, когда мелкий пинался.

В моей голове что-то определенно переклинило тогда.

Это уже не шутки. Там ведь реально в животе мой сын сидит. Пинается. Растёт. В общем, много времени загрузиться мне не потребовалось. Хотелось куда-то бежать, решать проблемы, в срочном темпе достраивать дом. Притушил эти порывы и весь вечер с Васькой провёл.

А вот утром Гецу меня на рассвете разбудил и погнал медитировать. Медитация в этот раз особая была. Я сканировал тело, находил частички хаоса и перерабатывал их путём сжигания между двумя раскрученными кругами. Медленная, муторная работа.

«А ты что хотел? — сказал мне Гэцу. — Не хватало ещё, чтобы эманации хаоса на ребёнка повлияли».

«Могут?» — забеспокоился я.

«Они на что угодно повлиять могут. Ты сейчас как ходячая помойка».

Обнадёжил так обнадёжил. Справедливости ради, я и правда вымыл много хаоса, которого раньше во мне не было. Он в резерве хранился, но не в первородном виде, а в обработанном. Здесь… Ну да, и правда замазался по самое основание.

У других та же ситуация была. Поэтому вся наша группа время за медитациями проводила, периодически обсуждая сей процесс.

Как закончил медитировать, снова Ваську навестил, с ней часик побыл, пообедали вместе. Более обстоятельно обсудили, что тут у неё происходит. С ребёнком полный порядок. Развивается нормально. Саму Ваську иногда штормит. Тут на меня вывалили множество подробностей, связанных с беременностью, открыв целый новый мир, в котором упоминался токсикоз и даже проблемы с кишечником. Хорошо, что у меня психика адаптивная, и сильного шока я не испытал. Шутки шутками, а дома порядок был. Васька из больницы ушла и теперь дома время проводила, за книгами. Роза же к ней иногда заходила, поддерживала. У меня сложилось впечатление, что девушки сдружились. Если так, то отлично.

Следующей, к кому зашёл, была Гроза.

— Уделишь мне минутку? — попросил я её.

— Точно минутку?

— Скорее, сильно больше, — улыбнулся я. — Тим улетел? Ты в его записях разбираешься? — присмотрелся я, чем она занята.

— Ага. — Гроза отодвинула блокноты в сторону. — Чего хотел?

— Получить твою исчерпывающую оценку касательно новых знаковых.

— Жуткие они, — выдала Гроза.

— Даже по твоим меркам?

— Особенно по моим, — хмыкнула она. — Отвечая серьёзно, придётся издалека начать. Ты юн, но какой-никакой опыт имеешь и можешь заметить, что цели в шестнадцать лет отличаются от целей в двадцать, так?

— Так, — кивнул я.

— Особенность человеческой расы в том, что мы живём относительно недолго и свою жизнь проживаем интенсивно. Если сравнивать одного и того же человека с разницей в десять лет, то там меняется чуть ли не всё. Не у всех, не всегда, но общий принцип ты уловил.

— И что из этого следует?

— А то, что при наличии сверхвосприятия и яркой жизни уже лет к сорока можно… Ну… — протянула Гроза и покрутила рукой, — скажем так, то, что было сложно и непонятно в двадцать, в сорок становится прозаично и очевидно. Пример — твои девушки. Их реакции тебя иногда ставят в ступор, но в них ничего такого нет. Обыденность и предсказуемость.

— Жизнь становится предсказуема? Это хочешь сказать?

— Нет, не это. Моя мысль сводится к тому, как устроена психика долгоживущих сверхлюдей, которые способны, особо не напрягаясь, уничтожить город. Сразу скажу, о психологии настоящих долгожителей я могу лишь догадываться. Но одно понятно точно. Я крайне сомневаюсь, что можно жить долго и остаться нормальным.

— Хочешь сказать, что они психи?

— В некотором роде да, — кивнула Гроза. — Но не совсем. Думаю, что в какой-то момент вырабатывается защитный механизм, который позволяет переносить тяготы веков. И думаю, что секрет в том, что тебе сказал кузнец, — в любви. Надо что-то очень любить, чтобы это удерживало тебя. Кузнец любит артефакты. Знающий — возможно, он просто любознательный и всячески это в себе поддерживает. А вот Элрик…

— Я не заметил в нем каких-то особенностей. Кроме того, что он немного чудик.

— Именно. Он мне показался самым настоящим. Что кузнец, что Клаус использовали маски. Те самые формы адаптации к долгой жизни. Проще говоря, они сами себя развлекали. А вот Связующий… Нет, он скорее как Тим. Воспринимает реальность настолько иначе, что выглядит странным. Мне кажется, в этом главная угроза. Если психика не вырабатывает механизм защиты, то… Что тогда происходит?

— Человек съезжает с катушек?

— Возможно, — пожала плечами Гроза. — Я не знаю. Не отказалась бы изучить пару сотен тех, кто живёт хотя бы лет триста. Но кто же мне даст? — усмехнулась она. — Вывод из этого простой. Лучше держаться от таких существ подальше. Если честно, я бы предложила тебе выйти из ордена. Доступ к рынку — это хорошо. Но есть и другие места, где торговать можно. Для тебя не будет проблемой их найти. А вот служба в ордене может принести множество проблем. Оно тебе надо?

— Я тебя понял. В любом случае с ходу рубить концы не буду, а там посмотрим. Надеюсь, они нас сейчас не слушают.

Артефакт я убрал в кольцо, но кто знает этих магов.

* * *

Мария, отлежавшись в ванне, намазавшись любимыми кремами, позавтракав и пообедав тем, что приготовил лично отобранный ею повар, пребывая в благодушном настроении, после разговора со Спаром решила проведать мужа, который сразу после завтрака ушёл на тренировочную поляну.

У каждого были свои забавы, и если Мария хотела насладиться комфортом, то Люций — опробовать новый меч.

Этим он и занимался. Мария ожидала, что он опять свой излюбленный приём отрабатывает, раз за разом поднимая и опуская меч, но нет, сегодня было что-то другое. Люций мельтешил, бился с тенью в непривычном для себя стиле, больше похожем на танец, нежели на старую добру рубку. Когда женщина подошла, то он остановился, утёр пот со лба.

— Переживаешь? — спросила Мария.

— Переживаю? — нахмурился Люций, но глянул на жену и лишь чертыхнулся.

Она прекрасно знала его характер, а он знал, что она знает. Скрывать и делать вид, что разрушение прошлого меча не задело, не было смысла.

— Как тебе новый меч?

— Отличный, — нехотя признал Люций. — Лучше моего.

— Поверю на слово. А как тебе сын?

— Ты хотела сказать, Спар?

— Я хотела сказать — сын, —