Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон

– С чего вы взяли, что он будет присутствовать на суде?

– А как же. Мы ведь покушались знаешь на кого?

Мормидо перекрестился.

– Знаю, знаю. Ладно. Но смотрите, у цирюльника бритвы и тому подобное. Самоубийства не допущу, даже не пытайтесь.

– Любезнейший! Небесникам самоубийство запрещено. Большой грех.

– Так вы и впрямь небесник?

– Сказано – небесник, значит – все, баста. Небесник и должен быть. Ты что, не веришь его люминесценцию?

Мормидо вновь перекрестился.

– Как можно! Верую. Небесника, однако, вижу впервые. Прям такой же, как все. Только рожа хитрая. Как же вас распознать-то, а?

– Даже и не пытайся. Один великий сострадарий умеет. На то он и великий.

– Да-а, дела. А сотоварищ ваш того… голову о стенку не разобьет? Чего-то он сильно смурной сегодня.

– Видишь ли, он действительно расстроен тем, что его хотят сжечь. Неужели ты думаешь, что это приятно?

Мормидо думал о другом. Он почесал затылок и сообщил:

– Ну, у каждого свои заботы. А мне вот вас палачу нужно живехонькими сдать. Потому как мертвого казнить не получается. И чтобы морды без синяков были, а то людям показать стыдно. Вы уж не накладывайте на себя руки, а? Чего самим-то утруждаться! Потерпите как-нибудь до казни, ладно?

– А чего? Ладно, потерпим. Недолго уж осталось.

Мормидо обрадовался.

– Честно?

– Дорогой мой! Ты когда-нибудь слышал, чтоб колдуны и черные маги с собой кончали?

– Чего не слыхал, того не слыхал, – умудренно качая головой, сказал Мормидо.

– Вот и ступай спокойно.

Мормидо все же продолжал топтаться на пороге.

– Сударь, вам терять нечего – так и так один конец. А если у меня возникнут неприятности, вам же легче не станет?

– Да не особенно.

– Вот и не берите грех на душу. Сильно вас прошу: присмотрите за энтим, ладно? Но чтобы морда целая была.

– Ну, не знаю, не знаю. Если цирюльник не придет…

– Да придет, он придет. Завтра же.

– А ты завтра дежуришь?

– Так точно.

– Ну, договорились.

Мормидо явно успокоился и сказал:

– А я уж за могилками присмотрю, не извольте беспокоиться.

– За какими могилками?

– Да за вашими. И место хорошее подберу. На самом кладбище, конечно, нельзя будет, а вот где поближе к ограде – это мы устроим.

– Ну, брат, утешил.

Мормидо ухмыльнулся.

– Так на то мы и сострадарии.

– В вашем заведении, я смотрю, кого ни возьми – все милейшие люди.

Мормидо неожиданно сконфузился.

– Да чего там! Это ж первейшая заповедь: довел человека до смерти, так уж утешь напоследок, не будь скотиной. Только и вы уж за меня тоже словечко замолвите.

– Это кому?

– А там, – тюремщик показал в потолок. – Пресветлому. И святому Корзину от меня того… тоже кланяйтесь.

Мартин энергично кивнул.

– Сразу, как только встретимся, обрат. Первейшее дело!

* * *

– Не люблю позерства, – сказал Фань. – Особенно перед смертью. Неприятно как-то, знаете.

Мартин зачем-то принялся полировать браслеты наручников.

– Лю, как вы полагаете, этот наш Мормидо когда-нибудь слышал, что сжигать людей нехорошо?

– Не только он, но и дед и прадед его, царство им небесное, ничего не слышали о такой странности.

Фань вдруг подскочил.

– Ох, сожгут! Как пить дать – сожгут, мракобесы пресветлые! Что же делать-то, что делать, а? Только не говорите, что не знаете!

– Знаю. Ешьте. Нужно накопить сил.

– Ох, аппетит к человеку приходит только вместе с надеждой.

– Попробуйте заставить себя.

– Да зачем?

– Чтобы достойно встретить свой конец, – громко сказал Мартин.

Потом прекратил свои полировальные занятия, наклонился к Фаню и тихо добавил:

– После побега с питанием может быть плохо. Некоторое время. Да и убежать-то далеко не убежишь, если ноги от голода подгибаются.

Судовладелец обвел безнадежным взглядом каменные стены, дубовую дверь, железные решетки и изумленно прошептал:

– Вы надеетесь на побег? Иллюзии.

– Прошу вас, еще кусочек, – громко сказал Мартин.

– Вы серьезно?

– В отношении кусочка?

– Прошу вас, не дурачьтесь.

– Я серьезен, как приговоренный к смерти.

Фань наклонился к уху Мартина.

– И которым же способом вы собираетесь бежать? Под землей? По воздуху?

– Нет, через дверь.

– Кто же ее откроет?

– Надзиратель.

– Надзиратель? Какой еще надзиратель?

– Ну… Разве не помните? Завтра дежурит Мормидо.

– Странно. Я начинаю верить.

– Вот и хорошо. Еще кусочек, пожалуйста.

– Так и растолстеть можно. Что я должен делать?

– Сохранять убитый вид. У вас неплохо получается.

Фань, звеня цепями, лихорадочно забегал по камере.

– Тише, вы мешаете спать охране.

Торговец схватился за голову.

– Послушайте, если это шутка, то она жестока больше, чем костер.

– Никаких шуток.

– Точно?

Мартин привлек его к себе и тоже зашептал на ухо.

– Ваш судейский друг…

Фаня затрясло.

– Только не называйте его моим другом!

– Да, слово в коммерции редкое.

– А вот тут вы ошибаетесь. Без нормальной человеческой взаимопомощи торговать в этой стране немыслимо. Ни тебе сколько-нибудь устойчивых законов, ни арбитражного суда, ни защиты полиции. Брр! Полиция…

– Вам не нравится полиция его величества?

– Я обож-жаю полицию его величества. А точнее – его люминесценция.

– В самом деле?

– Представьте себе. Честнейшие люди! С ними всегда можно договориться… за умеренную сумму.

– Тогда что же вам не нравится?

Фань в очередной раз схватился за голову.

– О, Мартин! Ваша мудрость и житейский опыт вызывают подлинное восхищение. Но иногда, извините, вы кажетесь белой вороной, каким-то пришельцем из иных миров. Я пять лет втолковывал Мармилю, местному эскандалу, что ордену выгодно позволить купцам богатеть. Да всем – выгодно. Для наглядности предоставлял весьма убедительные аргументы. И что же? Ухмыляющаяся скотина спокойно все брала, а потом заявляла, что из богатства произрастает гордыня, а это ордену без надобности. И добавлял: примерно так же, как вам орден.

– Любопытный человечек. Похоже, он был прав.

– Абсолютно.

– И даже пытался дать совет.

– Не сомневайтесь, это доброе дело не осталось без награды. Но речь о другом. Я понял, что ордену действительно не выгодно позволять людям жить лучше. Чем богаче человек, тем больше у него возможностей прикупить себе свободы. А чем он свободнее, тем труднее принудить его к покорности.

– Разумеется, ордену это ни к чему.

– И не только ордену. В Магрибе ничуть не лучше.

– Вы там были?

– Ага, сподобился. Так когда мы бежим?

– Я же говорил: завтра. Глупо ждать последней ночи. Побреемся вот, чтоб на людей походить. После этого и сбежим.

– О! Так и баню вы для этого потребовали?

– Не только для этого.

– А зачем?

– Как – зачем? Грязным быть надоело.

* * *

Цирюльник давно ушел. Огромный