Михаил Ахманов - Путь на Юг

Тварь плотно оплела его зеленоватыми конечностями и медленно, словно баюкая, покачивала под самым клювом. Одинцов приготовился к смерти. В конце концов, когда-нибудь это должно было случиться. Враг застал его врасплох, нагого и безоружного. Но как, каким образом это произошло? Он ничего не помнил, и это вызывало безумное раздражение. Он желал знать, где прокололся, — хотя бы в компенсацию за то, что его сейчас съедят.

Но осьминог не спешил. Приподняв голову, Одинцов вызывающе уставился в холодные, опалово мерцающие глаза и вдруг обнаружил еще одно странное обстоятельство. Скорее даже два. Во-первых, одутловатая физиономия чудища непрерывно трансформировалась, принимая все более знакомые — и вполне человекоподобные! — черты. Чьи же? Кого напоминает эта кошмарная трясущаяся маска? Старого Виролайнена или Шахова? Или их обоих?

Во-вторых, под осьминожьим клювом обнаружились усы. Вернее, даже не усы, а пучки тонких и гибких, похожих на стальную проволоку щупалец. И тварь запустила их Одинцову под череп! Он почувствовал, как сотни иголочек одновременно кольнули мозг, и проснулся.

С минуту он лежал неподвижно, чувствуя холодок на влажных висках. Ай да Виролайнен! Похоже, он начал играть не по правилам! Впрочем, старик оказался довольно терпеливым — ждал почти полтора месяца… Или не ждал, а переделывал свою проклятую машину, чтобы извлечь посланца домой насильственным путем? И сегодня совершил первую попытку? Но кажется, решил Одинцов, такое вторжение в его разум возможно только во время сна… Стоило ему пробудиться, и кошмар рассеялся…

Он вскочил на ноги, ощущая потребность в движении, в действии, в чем-то таком, что заставило бы его позабыть и о жутком сновидении, и заодно о вчерашних откровениях бар Занкора. Собственно, он знал, чего желает сейчас. Но — увы! — то была лишь недостижимая мечта.

Миновав залитую первыми солнечными лучами веранду, что примыкала к опочивальне, Одинцов спустился в парк. Он любил этот утренний час, когда прохладный еще воздух живительным потоком вливался в легкие, ласкал нагое тело, а ступни чуть покалывал песок дорожек, еще не нагревшийся под солнцем. Цветущие деревья, покрытые капельками росы, сверкали, словно укутанные блестящей новогодней мишурой; тихий шелест фонтанов, первые птичьи трели и дивный аромат цветов плыли над садом. Что ж, за неимением лучшего, он пробежится километр-другой, изгнав дьявола-искусителя старым проверенным способом, с помощью физических упражнений. Вот только поможет ли это сегодня?

Внезапно Одинцов замер, прислушиваясь к едва различимому плеску воды. Похоже, он был тут не один! Но какой любитель ранних прогулок рискнул бы забраться в запретный сад?

Неслышно ступая по песку, он направился в дальний угол, к восточной стене, из-под которой струился мощный поток; вода шла по подземной трубе, из протекавшего неподалеку Голубого канала и наполняла большой бассейн, стекая потом в систему неглубоких прудов, разбросанных по парку.

Словно тень, Одинцов пересек лужайку с мягкой травой и раздвинул кусты. Конечно, это была Лидор; чего еще он мог ожидать? Золотистое обнаженное тело светилось под водой, когда она медленно плыла к каменным ступенькам бассейна, стараясь не замочить волосы. Одинцов, как зачарованный, следил за плавным скольжением ее рук, соблазнительным изгибом спины, полными бедрами; твердые груди девушки чуть колыхались, пунцовый рот был приоткрыт, словно она собиралась запеть или вскрикнуть; мечта становилась реальностью, приближавшейся к нему с каждой секундой. Не сознавая, что он делает, Одинцов вышел из-за прикрытия куста; чуть влажные травы покорно стелились под ногами.

— Рахи? Ты уже встал? — Похоже, она совсем не смутилась. Или, быть может, ждала его?

Оперевшись рукой на мраморную ступеньку спуска, Лидор выскользнула из воды. Одинцов, замерев, ждал; сердце, как в юные годы, стремительными толчками гнало кровь, отзываясь в висках колокольным звоном.

— Какое утро! — Ее ладони гладили нежную кожу, сгоняя капельки влаги. Вот они коснулись груди с розоватыми ягодами затвердевших сосков, пробежали по плоскому животу — ниже, ниже… Прозрачные зеленоватые глаза девушки смотрели в его лицо, губы улыбались, прохладная щедрая плоть манила обещанием. — Сегодня я хочу… — начала Лидор, и вдруг ее взгляд спустился вниз, к набедренной повязке Одинцова, его единственному одеянию.

Губы девушки округлились — то ли в изумлении, то ли в радостном ожидании; она чуть вздрогнула и сжала колени, прикрывая ладонями лобок. Одинцов, сквозь застилавший глаза туман, успел заметить, как на ее висках выступили капельки пота. Он шагнул вперед, распуская узел повязки.

— Рахи, нет… не надо… Рахи, что ты делаешь!

Его руки скользнули по упругой груди, потом Одинцов жадно, трепеща от желания, обнял девушку.

— Лидор, ласточка… моя суженая… — Его шепот был легче дуновения ветерка.

— Рахи, милый, нельзя… Мы еще не были в храме… — Голос Лидор оборвался, когда Одинцов приник к пунцовым губам. Его большие ладони легли на округлые бедра девушки, раздвинули их, и в следующий миг она сидела на нем верхом, обнимая ногами за пояс.

— Во имя Лефури и Айдена, Рахи… Грех… Рахи! О! Ооо!

Он вошел. Лидор была девственницей.

— Лефури и Айдена радует любовь, моя златовласка, — задыхаясь, прошептал он и опустился вместе с девушкой на траву. На миг перед его мысленным взором промелькнула полузабытая картина — мраморные фавн и нимфа сплелись в страстном объятии… Лидор напряглась под ним, вскрикнула, и бессмертная скульптура Родена уплыла в небытие. Кем он был в этот момент экстаза? Аррахом, непутевым наследником феодального рода, возжелавшим невесту до священного обряда? Или Георгием Одинцовым, землянином, умудренным опытом и годами? Какое это имело значение? Молодое тело Рахи повиновалось ему, и другая плоть, такая же юная, билась под ним, трепеща от наслаждения.

Потом они долго лежали рядом — молча, не двигаясь, истомленные взрывом страсти. Вдруг Лидор приподнялась на локте, пытливо заглядывая в лицо Одинцову.

— Ты не Рахи… Мне давно казалось, что ты — не Рахи… Теперь я уверена. — Девушка провела кончиками пальцев по его лбу, отбросила завиток с виска. — Вот… и волосы у тебя темнее… и губы… — ее ладонь легла на подбородок Одинцова, — губы другие… тверже… И, знаешь, ты меняешься! Сейчас ты немного другой, чем четыре дня назад… словно с каждым днем уходишь от Рахи все дальше и дальше… Кто ты? Наш родич из Хайры? А где же Аррах, сын Асруда? Он… он умер? — В глазах Лидор стояли слезы.

Что мог Одинцов ей ответить? Но иногда, чтобы утешить женщину не нужны слова. Он снова потянулся к ней, и на ближайшие полчаса они забыли о судьбе несчастного Рахи.

— Нет, ты не Рахи… — удовлетворенно кивая, произнесла Лидор. — Я поняла это еще вчера… Помнишь? Ты сидел в библиотеке, пил вино и все разглядывал этот кинжал Асруда… Ты был задумчив и в то мгновение совсем не похож на Рахи. Он… — девушка запнулась, — он временами огорчал меня… Я знаю, что у мужчины должно быть много женщин — такими вас создали боги… и я не ревновала, нет!.. Но Рахи… Рахи не дарил меня своей любовью и вниманием… Он знал, что я и так его собственность… если не сейчас, то в будущем… Ты другой. Вчера, когда я глядела на тебя, я поняла, поняла…

— Тогда-то ты и решила выйти в сад следующим утром, чтобы поплавать в бассейне нагишом? — с нежной усмешкой спросил Одинцов.

Пунцовые губы возвратили ему улыбку:

— Может быть…

И тогда Одинцов, обнимая Лидор за плечи, начал шептать ей в ушко про огромную, покрытую снегом страну в далеком нездешнем мире, про гигантские города и стальных птиц, бороздящих небо, про экипажи и корабли, движимые силой волшебства, про музыку и голоса людей, что стремительно несутся над континентами на невидимых крыльях, про машины, способные переместить душу одного человека в тело другого…

Полузакрыв глаза и улыбаясь, Лидор слушала эти чудесные сказки.

Глава 13

Таверна

Этот день, шестой после прибытия в Тагру, он провел с Лидор, но помнил, что есть у него еще одно дело, касавшееся приятеля-гвардейца. Даже друга — ведь именно так представился Ахар, упомянув о «наших» и назвав щедрейшего Савалта крысой. Это давало почву для серьезных размышлений, так как в понятиях Одинцова человек, ругавший власть, был либо трепачом, либо диссидентом. Возможно, даже заговорщиком, членом тайного союза… Опять же — «наши»! Кубок к кубку, меч к мечу! Или компания болтунов, или вольнодумцы, местные декабристы из служилого дворянства… Гвардеец Аррах бар Ригон был как-то связан с ними, и эту страницу его жизни — не исключалось, тайную даже для отца, — казалось полезным прочитать. Особенно если новый хозяин тела Рахи задержится в Айдене надолго, вступив в права наследства и законный брак с Лидор.