Недостойный сын - Игорь Лахов

Ликкарт сестру, и она сбежала, пока беды не случилось. Говорить родной матери подобное не захотела, и понять её можно.

— Ликк?! Сарнию?! Он не … МОГ… — словно прозрев на полуслове, закончила женщина.

Долго сидела, вцепившись ладонями в собственное лицо и дрожа всем телом. Я думал, что плачет, но, она резко выпрямившись, посмотрела на меня такими, словно их осушили мелким песком, глазами, что по спине пробежали мурашки… Лучше бы плакала!

— Уйди.

— Извините…

— Прошу! Уйди!

Послушавшись, я вернулся в беседку, намереваясь рассказать всё Патлоку и немного поправить душевное равновесие, слушая его байки и тиская Пирата. К счастью, Болтун никуда не ушёл и был один — без дружка виночерпия.

Усевшись, откусил от полукруга колбасы и молча выпил в один глоток кружку вина.

— Смотрю, ри Ликкарт, не той пищей Вас потчевали, раз смурной и голодный пришли, — прозорливо заметил слуга.

— Было дело… — согласился я и поведал детали разговора с Ланирией.

— Да уж, Ваш Милсердие! Пакостней придумать сложно.

Патлок налил нам обоим и продолжил, прихлёбывая:

— Но вот что я Вам расскажу… Дело до моего появления в Гратилии было — я тадысь в других столицах начинал невест искать, стал быть. Жил мужик один и специями заморскими торговал. Дельце прибыльное, а только жадюга этот серта[25] был ещё тот! Денег полные погреба, но ходил в обносках, даже на себя жалея тратить.

И завёл он собаку, чтоб, значится, она добро охраняла. Бедная животина на цепи цельными днями, битая и такая голоднющая, что рёбра кожу разрывали. Однажды забралась к нему во двор шайка лихих людишек. Чтоб пёс не лаял, кинули шмат мяса, а сами пырнули хозяина в брюхо и всё до монеточки вынесли. Уже уходить, но пацанёнок один — сынок душегубца, взявшего с собой учиться промыслу, пожалел собачку-то и с цепи отпустил. Что ж вы думаете, ри Ликкарт?! Она за ними пошла! С мальцом этим! Когда про логово этой банды дознатчики разузнали, то нагрянули со стражей и всех перебили… Кроме мальчишки. Пёс к нему никого не подпускал! Хотели собаку умертвить — мелкий бандитёнок сам под руку с мечом кинулся! Один другого спасает, значится! Ри Соггерт тогда ещё не был Советником и руководил поимкой. Увидев подобное, приказал жизнь обоим сохранить.

— Хорошая сказочка, — горько усмехнулся я, — только редко так бывает.

— Ещё не так бывает, Ваш Милсердие! И не выдумки енто! Мне про то сам бывший бандитёнок сказывал! Уже не малец давно, а парень здоровенный! У ридгана Мельвириуса на псарне служит! Собаку эту тоже видал. Старый, дряхлый пёс и спит цельными днями, но как только хозяина учует, то сразу про все свои болячки забывает. Вот оно как!

Чё ж я вспомнил про них? А больно вы со своей матушкой этих двоих напоминаете! Кто первый цепь скинет да кусок мяса протянет, тот другого и почувствует! Не моё, неумытое, это дело в благородные отношения лезть, но добро всегда добром откликается.

— Так я и так к ней с добром! — потеряв последние крохи спокойствия, воскликнул я, отшвыривая недопитую кружку с вином.

— Так-то оно так. Ток Вы для себя добро хотите. Любите меня, потому что я вас люблю! Не… «Ослабьте цепочку» и идите своею дорогой, ничего взамен не ожидая… Авось и пойдут следом за незнакомым человеком.

— А если не пойдут?

— Значится, не Ваше. Богам не всегда видно, а уж людям — тем более. Тута у присмера Жанира поспрошайте — он поумнее меня будет.

Полночи ворочался, думая над словами Патлока. Прав пройдоха на все сто! Хочу, чтобы меня любили как сына, но пора посмотреть правде в глаза — это не моя семья, не моя сестра и не моя мать. Помутнение рассудка от слияния двух личностей сыграло злую шутку! Захотелось всего и сразу! Пусть живут сами по себе, а я… Буду служить во славу Свободного Вертунга, тем более тут такие дела намечаются, что вздыхать о несбыточном времени скоро не останется.

В ночной тишине чуть скрипнула входная дверь. Опять незваные гости! Быстро вскакиваю, выхватываю из ножен эспаду — узкий меч, и, принимая боевую стойку… тут же расслабляюсь. В освещённом проёме, слегка пошатываясь, положив руку на косяк, стоит Литария.

Матерь божья, да она в «дымину»! Не обращая внимания на оружие в моей руке, женщина задаёт вопрос, который звучит как продолжение её внутреннего монолога, длившегося, видимо, не один стакан.

— И что мне теперь делать, чудовище? А? Сына потеряла, за ним дочь… Остался Вецви… Вевиц… Венцим! Когда он узнает о том, на какой убогой неудачнице женился, то потеряю и его. А он не виноват! Он, знаешь, какой у меня хороший? Лааасковый! А я плохая. Семью не смогла уберечь, пока он… там… — пьяно махнула Литария рукой, чуть не потеряв равновесие, — страну защищает и жизнью рискует. Скажи, что делать? Я сама не знаю. Я уже ничего не знаю…

— Для начала стоит отоспаться, — вежливо отвечаю ей.

— Не могу. Как узнала про тебя, чудовище, не могу заснуть. Страшно. Проснусь, и уже внутри меня чужая душа.

— Ваша душа от вас не сбежит. Поверьте! Вы же сильная! Ложитесь, — постучал я ладонью по своей кровати, — сюда. Здесь Ликк раньше спал. Он придёт к Вам во сне и будет рядом.

— Правда?

— Конечно! Ложитесь…

Женщина неуверенно подошла и присела на кровать. Потом аккуратно, словно боясь обжечься, положила голову на подушку.

— Ликк… — блаженно произнесла она, прикрывая глаза, — Им пахнет… Чудовище…

Литария спит, счастливо улыбаясь во сне. Под её мерное сопение беру на руки Пирата и на цыпочках выхожу из комнаты, направляясь в дом для слуг, где в одной из комнат расположился Патлок.

— Чегось это Вы, ри Ликкарт?! — ошалевши спросонья, спрашивает Болтун, когда мы с собакевичем вламывается к нему. — Неужто попёрли?!

— Нет, дружище. Гостья у меня обосновалась на эту ночку. Подробностей не жди. Дайте боги ей хороших снов и не сломаться… Подвинься!

22. Кулинарные загадки

На следующий день, когда дело уже близилось к обеду, меня опять нашла миловидная девушка из свиты ридганды и пригласила в хозяйский кабинет.

Литария сидела за маленьким журнальным столиком, попивая разбавленный сок из большого фужера, в котором — небывалая роскошь для этого времени года — плавали кусочки льда. Ничто не выдавало её вчерашнее состояние, за исключением слегка припухших глаз и настороженно-смущённого взгляда.

— Присаживайся, — показала она на стул около двери.

Уже прогресс! Пусть и не к себе за стол усадила, но и стоять не оставила. Глаза не