Кодекс Охотника. Книга IX - Юрий Винокуров

хана! Будешь бегать под кайфом и убивать розовых фей, пока тебя грызут комодские вараны.

У меня, кстати, «фильтр» собственной разработки, он не убирал запахи, а только эффекты, и я его подвязал на свои печати. Это нужно было на тот случай, когда запах реально мог спасти жизнь. Некоторых монстров нельзя увидеть глазами, зато на запах они отлично обнаруживались. И это один только из примеров.

Хельга точно что-то задумала, и полезла за телефоном.

– Алло, мама? – и что это может быть? Сейчас скажет, что отказывается от моей помощи? Ну, так я и не против. – Да, все хорошо… Вот звоню у тебя спросить совета… – сказала, и сделала паузу. – Что делать, если у меня уже вторую неделю тошнота и задержка?

Охренел ли я? Очень сильно… Я понял, что она хочет сделать. Впрочем, в эту игру можно играть вдвоем.

Судя по тому, что Хельга замолчала, значит ее мать тоже пока молчит. Шнырька, кстати, тоже был в шоке от такого поворота событий, и показал ей из теневого режима большой палец. Конечно же, она его не видела, но все равно, мелкий, однозначно, предатель!

Когда Лагерта спросила ровным, но мощным голосом «КТО?!» – я прекрасно это услышал, хотя до Хельги было метра четыре.

– Барон Галактионов, – грустно сказала она. – Ой… Мне пора бежать, меня снова тошнит!

И бросила трубку.

– Интересный ход, – похлопал я ей.

Действительно, я удивлен такому повороту, и отдаю дань ее смекалке. Думал, что просто закатит истерику, а она поступила красиво и очень… резко. В ход пошла тяжелая артиллерия? Но я же сам согласился, значит все законно?

– Я рада, что ты оценил. Как ты себя сейчас чувствуешь? – спрашивает и улыбается, что непривычно для вечно холодной Хельги.

Наверное, это вообще первый раз, когда я вижу вот такую ее улыбку, кстати, очень привлекательную.

Первой моей идеей было призвать единорога, и попросить ее погладить его, чтобы доказать, что она еще девочка. Но это слишком тонкая шутка, которую в этом мире точно не поймут. В моем прошлом мире гуляли подобные шутки – «Если эта благородная госпожа дотронется до белого единорога, то он порозовеет, у него отпадет рог и вывалятся глаза!» С шутки все смеялись, ведь им сразу было понятно, какая репутация у такой девушки.

– Я… как? – улыбка не покидала мое лицо. – Очень… гхм… бодрит! И скажу, что следующий ход за мной. Жди и бойся! Ха-ха-ха!

– Ну-ну! – окинула она меня веселым взглядом. – Ты тоже жди… Звонка от моей матери.

Сказав это, она развернулась и пошла к палатке, где ее люди приводили себя в порядок после Разлома. Я же пошел к «Буревестнику», залез в него, но уезжать не спешил. В голове прикидывал разные идеи для мести. Хотелось чего-то веселого… Но пока ничего в голову не приходило.

Послал Шнырьку на разведку. Подслушал, как Хельга с подругой делится своей шуткой. Подруга побледнела, а здоровяк Бьёрн резонно заметил, что жалко парня. Хороший был боец! Это они про меня, что ли?

Хельга всем запретила звонить родителям и докладывать, что это шутка. Ну, раз она сказала про родителей, отец, получается, еще не в курсе. Непорядок!

Подождал, пока она отправится в отдельную палатку для её личного королевского пользования, и послал Шнырьку спереть ее телефон. А уже с него отправил короткое сообщение ее отцу – «Мама, я беременна. Что делать?»

Дальше короткое ожидание, пока не увидел, что он прочитал ее сообщение. Затем быстренько удалил его, делая вид, что это она ошиблась адресом и удалила, пока он не прочитал.

Знаю, как аристократы помешаны на своих дочерях, а про отца Хельги я начитался уже достаточно. Однажды он уничтожил целое герцогство, вместе с его гвардией, за оскорбление своей дочери. А Хельга всего лишь отказала его сынку в танце, после чего тот среди своих друзей принялся распускать клевету – «что эта ледяная шлюха совсем зажралась, и не „дает“ порядочным господам».

Короче, суровый мужчина. Он совсем не сделал скидку на то, что тот аристократ был в жопу пьян, резонно заметив, что это не оправдание, а, наоборот, «отягощение». Тут я согласен – не можешь пить, не мучай печень.

Но я осознанно влезал в эту историю. Ведь, на крайний случай, я уверен в своих силах, а если что – они ничего не докажут, и узнают о глупой шутке их дочери.

Но на этом все не закончилось. Хельга имела неосторожность своему отряду сообщить информацию, что нашла новый Разлом, о котором специально не подаст заявку, чтобы я не пришел и не испортил ей удовольствие. Она запланировала поход на вечер, чтобы все успели отдохнуть. Разлом в этот раз был слабый, ведь все немного устали, и у них проблем с ним точно не будет.

Что ж, я вступил в игру, и сразу направил туда свой «Буревестник». Ну, после того, как дождался своих добытчиков с фурами. Теперь я еще немножко бизнесмен, и не планирую оставлять трупы комодских варанов внутри. С Хельгой я это согласовал. Она лишь пожала плечами, отказавшись от своей доли в «живом луте». Что ж, у богатых – свои причуды!

Я попрощался со своими бурчащими гвардейцами-разломщиками, которым придется самим вытаскивать трупы из Разлома из-за токсичной атмосферы. А именно добытчики смогут только снаружи помогать в загрузке рефрижераторов. Что ж, работа на меня – это не сплошное веселье, хоть я и стремлюсь к этому! Ха-ха…

Разлом был небольшим, и в нем жили гиены, вперемешку с крысами. Жаль, что я не взял с собой Одина. Он бы там устроил революцию, и привел своих братьев к нужной нам политике партии, и, наверное, перевез бы в мой особняк. Но раз нет со мной Одина, то пришлось по-быстрому призвать разных тварей, и с их помощью проводить быструю зачистку. А еще у меня в «Буревестнике» сидел Затупок, которого не взяли в прошлый Разлом, и грустно смотрел в окно.

– Вот и пришло твое время, товарищ старшина!

Там, где нормальному отряду потребовалось бы четыре часа, я справился за час, и жалел только о том, что не мог без палева вывезти отсюда тушки в свои морозильные камеры – иначе я испорчу весь «сюрприз».

Затупок показал себя во всей своей разрушительной красе, гоняя бедных гиен, как мышат.

– Хмпф!!! – фыркнул он, гордо выходя из Разлома.

– Ну да, ну да… Куда им до тебя – великого и ужасного!

Его морда задралась еще выше от гордости, и он толкнул ближайшее дерево, которое рухнуло на землю.