Герой из героев. Попытка не пытка - Елена Тихомирова

Если же вернуться к моему желанию попасть в Юрвенлэнд, то настоящей проблемой решения пересечь границу в составе действующей армии стала Элдри. Прежде всего, её было необходимо держать подальше от людных мест. Мне крайне не хотелось, чтобы новоявленный талантец выявил какой‑либо дерзкий Квалификатор. Некое облегчение в этом вопросе, правда, приносило то, что именно Квалификаторов внутри заставы я пока ещё не видел. Мой взгляд выцепил Алхимика и парочку Соискателей, но им по рангу не положено было заботиться о снабжении школ новыми учениками. Однако кто знал, что могло им взбрести в голову? Поэтому девочке было строго-настрого наказано держаться от людей подальше и лишний раз вообще носа своего на улицу не показывать. Мне же пришлось искать не просто абы какое местечко, а такое, которое позволило бы держать малявку при себе. И несмотря на то, что число грамотных людей с каждым годом в Амейрисе существенно снижалось, подобному балласту учёного человека не возрадовался ни один командир. Они поголовно несли какую‑то редкостную чушь о том, что женщинам и детям на передовой не место.

Великая Тьма, какой бред! Из сказанного можно было сделать только один единственно возможный вывод – стратеги они так себе. Это если мягко сказать. Ведь если впереди армии заставить маршировать женщин и детей, то чувство морали противника заставило бы его действовать куда как менее обдуманно.

Однако высокопоставленную должность, дабы я донёс эту разумную мысль до тупоголовых полководцев, мне никто не предлагал, а потому пришлось довольствоваться тем, что имелось. Нашёлся некто, кому я и такой подошёл. Мне достался скромный статус писаря при капитане Олафе – человеке неприятном и самовлюблённом.

Положение Олафа – внебрачного отпрыска какого-то там влиятельного вельможи, требовало от него добиться хоть чего-то значимого в своей тусклой жизни. И планы у него были определённо честолюбивыми. Вот только беда, соответствующими способностями для покорения намеченных вершин он не обладал, и его вечно дурное из-за этого настроение всенепременно переносилось на подчинённых ему людей.

Меня он принял холодно неприязненно, но мой почерк и молчаливость (делать мне больше нечего, как с таким самодуром беседы вести!) ему приглянулись настолько, что Олаф позволил остаться и Элдри в качестве прислуги. А, может, в отличие от прочих командиров он сумел-таки сообразить, что крайне сложно найти служанку, готовую работать исключительно за еду и место для сна. Тут уже, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят.

– Мы здесь надолго, Морьяр? – утром третьего дня службы шёпотом поинтересовалась девочка. – Мне здесь не нравится. Совсем-совсем.

– Ненадолго. Вскоре у нас получится переправиться в Юрвенлэнд. Но даже если мои рассуждения неверны, то через неделю мы всё равно уйдём отсюда.

– Эй, малявка, чего ты так долго? А ну неси сюда моё вино!

Элдри поудобнее перехватила огромную бутыль, что держала в руках, и неуклюже продолжила свой путь. Она шла в комнату капитана. Помещение это служило моему начальству и спальней, и столовой. Чин Олафа был крайне невысок для больших удобств, а потому и нам с Элдри досталось не так много. Когда мы не спали в каморке под лестницей, то в ожидании приказов ютились в скромной по размерам приёмной.

Из комнаты послышались звуки открываемой бутыли и наливаемого в чашу вина.

– Можно уйти? – тихо поинтересовалась Элдри.

– Погоди, – судя по всему, сказав это, Олаф принялся жадно пить, а затем, фырча от удовольствия, вытер губы тыльной стороны ладони. Капитан был доволен и счастлив, однако девочка его побаивалась вне зависимости от его настроения. Она хотела уйти из кабинета как можно скорее.

– Чего прикажете? – робко спросила она, рассчитывая сбежать и забиться в свой уголок, но капитан проигнорировал её вопрос.

– Эй, Морьяр! Ты там?

– Да, господин капитан.

– Тогда открой дверь пошире, отсюда продиктую всё. А ты, ладно, ты иди… хотя, постой! На обед притащишь мне с кухни жареного цыплёнка. Чего-то именно цыплёнка захотелось.

– Да, господин капитан.

– На, отдай Маргарите. Пусть выберет птичку помоложе.

– Хорошо.

Путаясь в подоле чрезмерно большого для неё штопаного-перештопанного платья служанки, Элдри быстрым шагом засеменила к выходу. При этом свет из окна упал на неё так, что я заметил – передник и чепчик все в пятнах. Их требовалось стирать, но делать замечание девочке при капитане Олафе не стоило. По этой причине я просто недовольно покачал головой. После чего поднялся, чтобы открыть скрипучую дверь нараспашку, а затем вернулся на своё рабочее место. Там я взял в руку перо, готовясь строчить очередную фальшивую статистику, однако на этот раз сочинение сказки про белого бычка прервало появление старшины четвёртого отряда.

– А ну сюда, курва мать! – впихивая в приёмную щуплого солдатика, ругнулся он.

– Капитан занят.

– Такое не ждёт! – рыкнул старшина на меня и взревел. – Ворюга у нас тут завёлся, господин капитан. Жирок себе, сука, наращивает!

– А ну давай его сюда! – тут же потребовал Олаф, и я откинулся на спинку стула, желая насладиться отдыхом.

Стоит сказать, я действительно отдохнул. Новый документ, отдающий воришку под суд, мне составлять не пришлось. Однако данные по численности вверенных капитану людей всё равно изменились. Наш бравый командир чрезмерно расстарался в наказании, и подсудимый подобного элементарно не пережил.

– Совсем хлипкий народец пошёл, – только и пожаловался Олаф.

Старшина согласился и после шустренько подозвал людей, чтобы выволочь из кабинета начальства неподходящий для интерьера объект, коим являлся труп. И едва он это сделал, как я снова взял в руки перо. Вот только не судьба была мне в тот день статистику строчить. Не закончился первый лист, как прибыл гонец и донёс послание – Юрвенлэнд перешёл в наступление без объявления войны.

Мысленно я возликовал!

Правда, не могу сказать, что мой восторг поддержало большинство амейрисцев, но капитан Олаф определённо возрадовался. Он уже мнил себя признанным героем, а его врождённая склонность к садизму готовилась получить небывалую по масштабам разрядку. Резко выпрямив спину, этот мужчина грациозным движением завязал на себе багряный плащ и надел надраенный до блеска шлем. Он желал произнести речь перед солдатами, будучи при полном параде. Ему виделось, что так никто не усомнится в значимости его командования в столь важный для страны час.

– А ты какого рожна не собираешься? – вдруг гаркнул на меня он.

– Эм-м, одну минуту.

Я вернулся в приёмную и принялся по-быстрому собирать в саквояж письменные принадлежности. У меня как-то из головы вылетело, что Олаф с самого первого дня моей службы приказал конспектировать всё, что только возможно. На основе моих записей он мечтал в будущем