Воспоминания о прошлом Земли. Трилогия - Лю Цысинь

есть, – слабым голосом проговорил 白Айс. – Но пространство в этом регионе течет в обратном направлении и уравновешивает наше движение вперед.

– Пространство течет? Куда?!

– Туда, куда же еще.

白 Айс не мог поднять руку, чтобы указать, – она была слишком тяжела. Но все поняли, что! он имел в виду. На «Омеге» воцарилась мертвая тишина. Обычно перегрузка давала людям ощущение безопасности, потому что означала уход от угрозы в объятиях некоей спасительной силы. Но сейчас эти объятия казались смертельной удавкой.

– Установите связь с командованием, – сказал 白Айс. – Пусть слышат. Времени не остается, так что будем считать это нашим официальным рапортом.

– Связь установлена.

– Адмирал, помните, вы сказали: «Она просто ничто. Внутри ничего нет»? Вы были правы. Эта «бумажка» и в самом деле ничто и ничего не содержит. Она – само пространство, такое же, как то, что окружает нас, – оно ведь тоже ничто и не содержит ничего. Но между ними существенная разница: то, другое пространство – двумерное. Это не кубик, а ломтик. Ломтик без толщины.

– А разве эта штука не испарилась?

– Испарилось защитное поле вокруг нее. Оно выступало в качестве упаковки, отделяющей двумерное пространство от трехмерного. Но сейчас оба вошли в соприкосновение. Вы помните, что видели «Синий космос» и «Гравитация»?

Никто не ответил, но все помнили: четырехмерное пространство падало в три измерения, словно водопад с обрыва.

– Как четырехмерное пространство схлопывается в три измерения, так и трехмерное пространство может схлопнуться в два; одно измерение свернется и уйдет в квантовый мир. Площадь этого фрагмента двумерного пространства – он имеет только площадь, без объема – будет быстро увеличиваться, захватывая все больше и больше трехмерного пространства… Участок космоса, в котором мы сейчас находимся, падает в два измерения. За ним последует и вся Солнечная система. Иными словами, Солнечная система превратится в картину без толщины.

– Мы сможем убежать?

– Бежать от этого – все равно что пытаться на гребной лодке спастись от водопада. Если не грести достаточно быстро, лодку непременно перенесет через край. Это как с камешком на Земле: как высоко его ни подбрасывай, он обязательно упадет обратно. Вся Солнечная система находится в зоне коллапса, и если кто-то намерен вырваться из нее, он должен достичь скорости убегания.

– И какова эта скорость?

– Я вычислял несколько часов. Уверен, что получил правильный результат.

– Да говорите же!

Экипажи «Омеги» и «Аляски», на данный момент полномочные представители всего человечества, затаив дыхание ждали последнего откровения.

白 Айс спокойным тоном вынес приговор:

– Скорость света.

Навигационная система доложила, что «Омега» движется сейчас в направлении, противоположном тому, куда стремилась. Корабль полз назад к двумерному участку космоса – сначала медленно, затем постепенно ускоряясь. Двигатели «Омеги» все так же давали «полный вперед». Это чуть притормозит падение корабля и отсрочит неизбежное, но очень ненадолго.

В двух тысячах километров отсюда сияние, испускаемое сплющившимся катером и его экипажем, погасло. В отличие от коллапса четырехмерного пространства в трехмерное, переход трех измерений в два сопровождался намного меньшим высвобождением энергии. Две плоские фигуры четко виднелись в звездном свете. На сплющившемся катере просматривались как детали конструкции – кабина, термоядерный реактор и прочее, – так и развернувшаяся в плоскость фигура наблюдателя в кабине. В плоском теле другого астронавта четко просматривались кости, кровеносные сосуды и другие органы.

В процессе выпадания в два измерения каждая точка трехмерного объекта проецировалась на плоскость в прямом соответствии с геометрическими законами, и потому эти две фигуры оказались наиболее полными и точными отображениями первоначально трехмерных катера и людей. Все внутренние структуры лежали теперь бок о бок в двух измерениях, ни одна деталь не перекрывала другую. Процесс проецирования, однако, сильно отличался от того, что используется в технических чертежах, поэтому визуально восстановить первоначальную трехмерную структуру было трудно.

Самое большое отличие от чертежа заключалось в том, что двумерное развертывание произошло на всех уровнях: все исходные трехмерные структуры и детали легли параллельно в двух измерениях, и результат до некоторой степени повторял эффект, получавшийся при просмотре трехмерного мира из четырехмерного пространства. Это очень напоминало изображения фракталов: сколько ни увеличивай часть изображения, менее сложным оно не станет. Однако фракталы – это теоретические концепции, потому что их действительные изображения неизбежно ограничиваются разрешением: после увеличения в несколько раз изображения теряют свою фрактальную природу. С другой стороны, сложность трехмерных объектов, развернутых в двух измерениях, была реальной: разрешение их лежало на уровне элементарных частиц. Наблюдательный терминал «Омеги» имел ограниченное разрешение, но от сложности и количества подробностей у зрителей голова шла кругом. Это был самый сложный образ Вселенной; если непрерывно смотреть на него слишком долго, можно потерять рассудок.

И катер, и его экипаж больше не имели толщины.

Оставалось неясным, насколько широко раскинулась к этому времени плоскость; на ее присутствие указывали только две фигуры.

«Омега» все быстрее скользила по направлению к плоскости, к бездне, глубина которой равнялась нулю.

– Не падайте духом, друзья! Никому не удастся вырваться из Солнечной системы – даже бактерии или вирусу. Все мы станем частью этой грандиозной картины, – произнес 白Айс с невозмутимым видом стоика.

– Прекратить ускорение, – приказал Василенко. – Какая разница – минутой раньше, минутой позже… По крайней мере, встречая свой конец, дышать будем свободно.

Двигатели «Омеги» выключились. Столб плазмы, вырывавшийся из сопел, исчез, и корабль бессильно дрейфовал в космосе. На самом деле он продолжал ускоряться по направлению к двумерному участку, но так как космолет двигался туда вместе со всем окружающим пространством, экипаж не ощущал перегрузки. Снова настала невесомость, и люди воспользовались возможностью вдохнуть всей грудью.

– Знаете, о чем я думаю? – спросил 白Айс. – О картинах Остроглаза из волшебных сказок Юнь Тяньмина.

На борту «Омеги» лишь немногие знали о тайном послании Юнь Тяньмина. Теперь они в мгновение ока поняли значение этой детали сказок. Простая метафора, настолько ясная, что ей не нужна была дирекционная координата. Юнь, должно быть, сознавал, что подвергает себя огромному риску, вставляя в свои истории такую очевидную метафору, и все же считал себя обязанным сделать это, потому что информация была чрезвычайно важной.

Наверно, он полагал, что, зная об открытиях «Синего космоса» и «Гравитации», человечество сможет понять его метафору. К сожалению, он переоценил проницательность человеческого ума.

Неспособность расшифровать этот ключевой фрагмент информации привела к тому, что люди возложили все свои надежды на проект космических убежищ.

В оправдание можно сказать, что в обеих атаках «темного леса», которые наблюдали земляне, были задействованы фотоиды; однако люди умудрились не заметить один бросающийся в глаза факт: уничтоженные планетные системы обладали иной структурой, чем Солнечная. Звезда, известная как 187J3X1,