Первый ход(СИ) - Семёнов Артём


Первый ход(СИ) читать книгу онлайн
"B далекой древности, когда Боги ходили по нашей земле, они выбирали самых достойных из смертных, даруя им свое благословение. Благословленные смертные приносили клятвы, обязуясь служить Богам отныне и до скончания времен. Они, Благословленные, стояли на страже миров, с честью оберегая творения Богов. Но времена мира прошли. Сама реальность треснула, выпустив на волю Темных. Они совратили стражей, поселили в них тщеславие и жадность. Очернили их сердца. И Благословленные предали свои клятвы. Возжелав показать свое истинное могущество, они подчиняли себе народы, стирали их религию и возводили себя на места Богов. Опьяненные своей силой, Высшие расы, как велели они называть себя отныне, бросили вызов самим Богам. Они нарушили целостность миров, бросили их к ногам Темных. Боги один за другим покидали свои миры, отчаявшись противостоять силе своих врагов. Тогда и случился Раскол" — Легенда о Расколе. Лирийская империя. 527 год Эры Рассвета…
— Ты не понимаешь. Монэл, ты видел в жизни хоть что-нибудь, кроме клетки? — Мальчик отрицательно покачал головой. — Ты еще слишком молод. При должном усердии ты можешь получить свободу через год, может два или… Или поставить все на карту прямо сейчас.
Я не хочу принимать подобное решение. Через три дня у тебя бой. Когда выиграешь его, ты дашь мне свой ответ.
***
"Рамийские чемпионы — это гладиаторы, получившие свободу от самого вождя. Дар свободы включает в себя не только освобождение от цепей, но и множество привилегий, часто не доступных даже многим знатным господам" — Пешком по миру: Том 7.
Письмо от Хотару. Сторона 2:
"Я решил написать то, что хотел бы рассказать кому-нибудь, но не хотел бы рассказывать кому-либо из моего нынешнего окружения. Не думаю, что меня кто-то здесь поймет. По правде сейчас я все больше ощущаю себя чужим. Никем. Лишним.
Я не могу понять никого. Я и не хочу понимать. Я не могу разделять с кем-то стремления и желания. Они у меня другие. Мое прошлое осталось далеко в прошлом, но оно не покинуло меня полностью, а теперь каждый день оно напоминает о себе. Глядя на этого мальчика, я невольно вспоминаю себя. Ту дикость, что жила во мне, ту жажду… Я как будто смотрю в кривое отражение. Мы разные, но в чем-то похожи и эта похожесть не дает мне покоя.
Однако я не могу понять его. Я выше. Я давно освободился от тех цепей, что удерживают его. В то же время я не могу понять и Рашита. С каким холоднокровием он относится к этому парнишке. Для него он в прямом смысле инструмент. Что-то не живое. Ведь на его месте был и я. Да, золото правит этой страной и нет ничего бесчестного в том, что бы зарабатывать его как можно больше, однако сейчас я как никогда понимаю, что должны быть некие рамки. Может это и зовется человечностью?
Он спас меня, Низам. Этот мальчик. Кровожадный, жестокий, убивающий без раздумий. Спас меня от смерти по собственной глупости. Может это глупо, но я теперь перед ним в долгу. И нет, это не тот долг, который мы отдаем друг другу постоянно на поле боя. Разница в том, что моя жизнь намного дороже его собственной. Я не могу просто спасти его от смерти и рассчитаться. Нет, этого будет не достаточно.
Возможно, я совершаю огромную ошибку, о которой потом буду жалеть, но я собираюсь попытаться вернуть этот долг. Я собираюсь дать ему жизнь.
Постскриптум: А еще у меня теперь есть верблюд"
***
"Верблюды — самое дорогое и востребованное животное во всей восточной части мира. Эти скакуны хорошо приспособлены к засушливой местности и способны выполнять те же обязанности, что мы возлагаем на коней" — Бестиарий Толаса: Самые верные скакуны.
В замок вставили ключ. Монэл, сидя у стены, прижав колени к лицу, приподнял голову, уставившись на дверь. Она скрипнула. Мальчик заерзал на месте, удивленный такому гостю. Девушка, дождавшись, когда за ней закроется дверь, с опаской шагнула ближе к мальчику. Ее лицо наливалось румянцем, руки были сложены в замок. Она дрожала. Одним движением она развязала узелок на платье и оно соскользнуло по бархатной коже на песок. Монэл все так же сидел на месте, разглядывая ее прекрасное тело.
— Господин приказал ублажить тебя, — наконец произнесла она.
Монэл чувствовал, как глаза его заполняются черным цветом. Все тело горело. Эти ощущения он не мог контролировать. Встряхнув головой, он отвернулся, крепко зажмурившись.
— Оденься.
— Господин приказал…
— Одевайся, мать твою! — Закричал мальчик внезапно рычащим голосом и Сара вздрогнула, вжавшись в дальний угол камеры.
— Ты понимаешь, что мне приказали? — Сказала девушка, с трудом сдерживая слёзы. — Если я ослушаюсь, то… Кому я это говорю? Тебе же плевать.
— Это не так. Мне не плевать.
Девушка спешно оделась и направилась к выходу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Стой, — окликнул ее Монэл, — куда ты?
— Скажу господину все как есть.
— Останься. Я не хочу, что бы из-за меня у тебя были неприятности. Просто останься до утра.
Сара отошла от двери и села в угол как можно дальше от Монэла.
— Если хочешь, можешь занять кровать, — предложил мальчик. — Я все равно не могу на ней спать.
— Почему?
— Привык к земле.
— Ясно. Откажусь.
— Как знаешь, — пожал он плечами и уселся поудобнее.
В камере повисло неловкое молчание. Они постоянно бросали друг на друга взгляды. Иногда встречались и тут же отворачивались друг от друга. Наконец Сара не выдержала:
— Почему? — Монэл повернулся к ней. — Почему не взял меня?
— А ты хотела?
— Нет.
— Вот и ответ. Я не буду брать тебя против воли.
— Против воли? Какой воли? Мы рабы и если этого не сделаешь ты, так сделает кто-то другой… Не надо разыгрывать благородство! — Внезапно вспылила девушка. — Ты столько жизней загубил и теперь делаешь вид, будто тебе есть дело до чужих чувств? — ее звонкий голос, который до этого Монэл никогда не слышал, пронесся эхом по камере. Грозный взгляд девушки плавно перетек в страх и она задрожала. — Извини…
Монэл встал, отряхнулся и направился к ней. Девушка еще сильнее задрожала, вжалась в угол, но бежать было некуда. Мальчик медленно подошел, наклонился и посмотрел ей прямо в глаза.
— Извини? Чего ты боишься? Вот я перед тобой и мы здесь одни. Я хоть раз тебе чем-то навредил? Ты вечно трясешься от страха при виде меня и все почему? Сама выдумала себе чудовище, которое теперь до ужаса боишься! Может я и такой, но я уже сказал, что не причиню тебе вреда.
Девушка смотрела на него не моргая. Казалось, что она даже не дышит. Монэл щелкнул пальцами перед ней и она вздрогнула.
«— Жива, — успокоился мальчик, — значит, не перегнул»
— Ты сама сказала, что воли у нас нет. Так что мне делать, как не убивать? Да, мне нравится это. Возможно чья-то смерть — это самые яркие чувства, которые я переживаю за свою жизнь, но в то же время я ненавижу себя за это. Я проклинаю себя и свою жизнь больше, чем кто-либо. Выходя на арену, я часто представляю как меня убивают и все заканчивается… Заканчивается весь этот ад.
Я не трону тебя, Сара. Никогда. И ты знаешь почему. Скорее я перегрызу себе вены…
Он хотел было вернуться в свое насиженное место, как вдруг девушка схватила его за руку, потянула к себе. Он сел рядом с ней и, спустя несколько секунд, она положила голову ему на плечо.
— Я не Сара, — сказала девушка и Монэл почувствовал как на его плечо приземлилась слеза. — Я Диана. Диана из дома Анниев.
— Красивое имя…
— Да, — улыбнулась она, — имя высокородной девушки, которой уже давно нет. Мой отец предал императора, за что они казнили мою маму, моих братьев и сестер. Меня успели вывезти, но вот я здесь…
— Что значит «Высокородная»?
— Это… Даже не знаю как правильно объяснить. В общем, моя семья богатая и уважаемая во всей стране. Я дочь родного брата лорда Анния и поэтому считаюсь высокорожденной. Считалась когда-то.
— То есть тебя уважали за то, что ты родилась? Это глупо, — Диана вновь улыбнулась, а её лицо буквально ожило и обрело цвет.
— Глупо. Да, пожалуй это так.
***
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})"— Я всегда уважал своих противников на арене. Ирония в том, что единственный человек, которому я не выказывал никакого уважения, оказался достоин его больше всех остальных" — Труд Н. Остин: Один день из жизни Низама — рамийского чемпиона.
Всю ночь они болтали без остановки. Скорее даже болтала Диана, а Монэл лишь слушал не перебивая. Они знали друг друга уже несколько лет, но впервые разговаривали вот так просто. Диана рассказывала о своем доме, об отце, матери, о братьях и сестрах, которым, как вскоре показалось юноше, просто нет конца. О далекой стране, где она выросла и много чего еще.