Фантастика 2025-68 - Алексей Владимирович Калинин

Наталья попросила Марка разузнать, кто именно проявляет такой интерес. Оказалось – один из помощников вице-губернатора. Причем – вот ведь сюрприз – родной племянник Аристарха Лисичянского, «приятеля» Дмитрия Михайловича.

И вот тут и начиналось самое тревожное. Судя по всему, Лисичянский-младший и его покровители-англичане, вычислив, что «корень их бед» лежит во мне и моем производстве и не найдя других методов борьбы, начали вербовать бандитов. Нетрудно догадаться зачем. Метод конкурентной борьбы тут прост – «красного петуха» пустят, и все! И радуйся, если сам не сгоришь. Ту же лесопилку Беляевых, уж на что они в этих краях авторитетны, по словам Натальи, сжигали трижды.

А его обороты всего лишь сотнями тысяч рублей в год исчислялись. Мы же со своим Союзом собирались лишить англичан выручки за сотню с лишним тысяч тонн соли. Это два миллиона рублей в год. Огромные деньги по нынешним временам! За такую сумму многие на преступление пойти готовы. И не на одно!

Так что я тем же днем вызвал Карена с ребятами, и мы вместе упорно думали, как нам уберечься от поджогов, от грабительских налетов и все такое прочее. И как тушить, если что.

Той же ночью несколько десятков стариков, из тех, кто на заводе работать уже не мог, но зрение имел хорошее и не слишком страдал от стариковских немочей, были посажены нами в охрану. С ружьями, само собой. Пацанов и подростков подрядили в дальние дозоры, чужаков высматривать. Ну а мы с Тищенко и остальными господами инженерами приспособили три насоса из имеющихся, так чтобы их можно было использовать как пожарные гидранты.

Главную же ударную силу, то есть себя и ребят Карена, я расположил возле нефтехранилища и склада целлюлозы. Если это загорится – все прахом пойдет.

Как оказалось, Натали со своим предупреждением успела в последний момент…»

Побережье Белого моря, неподалеку от села Сороки, 26 сентября (8 октября) 1898 года, понедельник, на рассвете

– Пустите, сволочи! Пустите! – Я рванулся из рук Карена и Тищенко, как раненый кабан. Не помогло, держали крепко. – Пустите, говорю! Мне без нее и жить незачем!

Я клял себя последними словами! Уж не знаю, сколько бандитов и где именно набрал Лисичянский-младший, но они оказались редкостными профессионалами в своем мерзком деле. Во-первых, пришли они не по суше, где их легко вычислили бы, а с моря. Туда же и ушли, кто сумел.

Основной удар, как я правильно вычислил, они нанесли по нефтехранилищу и складу готовой продукции. В каждое из этих мест устремилось с десяток бандитов. Вернее, про нефтехранилище могу сказать точно. Именно десяток их там и был. Мы вдвоем с Ашотом положили всех, кто пришел, так что пересчитали их точно. У склада готовой продукции Карен и остальные его парни положили пятерых. Остальные успели отступить. Правда, мы заплатили за это жизнью одного из армян. Еще двое были ранены.

На заводе бандитам удался только поджог «конторы», как ее называли местные, то есть административного корпуса, в котором, кстати, и я жил. И не только я, но и все заводские инженеры.

Но и этот пожар разгореться не успел. Те работники завода, кто умел обращаться с ружьишками, были нами предупреждены, и потому прибежали на звуки перестрелки. Видя, что численное преимущество от них ускользает, бандиты отступили. Так что мы по-быстрому задействовали свой импровизированный «брандспойт»[147], и быстренько потушили разгоравшийся пожар. И плевать, что вещи да перины промокли. Высушим! Главное – мы сумели отстоять завод.

И стоило мне так подумать, как кто-то рядом охнул: «Ох, мать честная! Как же там горит-то!»

Горело действительно знатно. Как оказалось, бандиты поджигали не только завод, но и склад древесины, стоявший неподалеку. Поскольку он не относился к заводу, я, разумеется, о его защите и не думал. А между тем стенка в стенку с этим складом стоял двухэтажный дом для «господ Ухтомских». И Натали, которая должна была завтра отплывать, ночевала как раз в этом доме.

Я молча рванул туда. Народ, весь, скопом, попытался устремиться за мной. Хорошо, Тищенко и Карен одновременно сообразили, что завод без присмотра оставлять нельзя, и половину народа задержали.

Но к моменту, когда мы добежали, дом пылал так, что потушить его при помощи одних только ведер нечего было и думать.

– Пусти, говорю! – снова рванулся я.

– Да куда ты рвешься, дурья башка?! – заорал на меня Карен. – Я бы и сам пошел, но ведь не пройти же!

Действительно, оконца у дома, по моде этих мест, были маленькие, и расположены очень высоко, а первый этаж дома был на метр с лишним приподнят над уровнем земли, так что забраться через окно не получилось бы. А дверь была надежно заперта изнутри. Мы уже пытались и прорубить ее, и тараном выбить. Черта с два! Такую только из пушки надо!

Из пушки… Ага! Я огляделся. Мой винчестер валялся метрах в семи. Надо же, что значит привычка к оружию! Любимую бежал спасать, а винтовку все равно с собой взял, не бросил!

– Пусти, Карен! – сказал я уже совершенно спокойно. – Я, кажется, придумал…

Засов удалось расстрелять только с седьмого выстрела. Дверь приоткрылась было, но отворившись на пару дюймов, снова застряла. От жара перекосило крыльцо, одна из досок приподнялась и не давала двери открыться дальше.

Ах, вот, значит, как? Ну, сейчас мы посмотрим, кто упрямее. Я снова прикинул, как бы встать, чтобы никого не зацепило, и начал расстреливать петли двери. Верхние удалось расстрелять в три выстрела. Лишившись еще одной точки крепления, дверь покосилась, но продолжала перегораживать проход. Ну что ж, продолжим!

Нижние петли сдались на последнем, двенадцатом выстреле… Дверь медленно, будто нехотя, накренилась, а затем с грохотом упала.

Наталью я разглядел метрах в семи от двери. Видно, хотела выскочить, но не успела, надышалась угарного газа и дыма.

* * *

– Не смотри на меня сейчас! Не надо! – тихо попросила Наталья. – Я и так не красавица, а тут вообще полный набор ужасов. И в саже перемазана, и от угара небось красная вся, волосы – как пакля, да и замотана в какое-то одеяло! Не смотри, не надо!

– Дурочка ты моя! – нежно ответил я ей. – Ничего-то ты в красоте не понимаешь! Да ты у меня – самая красивая на всей земле, и другой такой не найти! Я, как тебя увидел, так и любуюсь все время. Я ж тебя больше жизни люблю! Слушай, выходи-ка ты за меня замуж, а?

– Дурдом! – вдруг сказала Наталья и в голос расхохоталась. – В обществе, если узнают, скажут, что у этой Ухтомской все не как у людей! И сама дылда тощая, и предложение ей делали на пепелище, когда она в одном одеяле сидела. И добавят, что при этом самого завидного жениха ухватила!

– Это надо понимать так, что ты согласна? – осторожно уточнил я.

– Ну разумеется! – нежно глянула на меня моя Натали.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, Натали после всего произошедшего не могла отплыть в тот же день. Так что мы с ней вместе отплыли через неделю, последним пароходом этой навигации.

В Архангельске нас ждал встревоженный Дмитрий Михайлович. Еще бы, весть о том, что дочурку едва не сожгли бандиты, любого заставит поволноваться. И даже переданная с предыдущим пароходом записка, что с ней все в порядке, его не успокоила. Губернатор, прослышав о поджоге, рвал и метал. А Лисичянский-младший, видимо, прознав, что о его участии стало известно, срочно уволился со службы и куда-то пропал. По слухам, скрылся за границей.

В общем, треволнений Дмитрию Михайловичу хватило. Он даже подумывал двинуться к нам берегом, но, на счастье, мы приплыли раньше.

А тут ему еще и второй сюрприз подряд. Я официально попросил руки Натальи Дмитриевны. И попробуй тут возрази. Ведь дочь-то согласна! Да и жизнь я ей спас. Нет, конечно, родительское благословление тут дело не последнее, и без него венчать отказывались. Но ведь как не благословить-то? Я ведь – не из подворотни выполз, человек теперь известный и состоятельный. И, в некотором роде, его благодетель!

В общем, он помялся, но ответил, что зарок себе дал, что дочку замуж только за дворянина выдаст. Или за миллионщика.

На что я ласково объяснил ему, что даже к моменту нашего знакомства у меня было три четверти миллиона. А теперь, когда завод и «Союз солеваров» стали давать мне прибыль, до миллиона мне не более полугода осталось. А потом я картинно так, по-купечески, ударил шапкой об пол и сказал, что и дворянство я тоже себе добуду!

В общем, благословил он. Свадьбу по старой традиции их семьи назначили на сентябрь будущего года. После чего я со своей невестой и грузом, привезенным с последним рейсом, отправились в Питер…»

Санкт-Петербург, 20 октября (1 ноября) 1898 года, четверг

– Так вы и есть тот самый Воронцов! – произнося эти слова, Елизавета Андреевна демонстративно меня разглядывала. – Нечего