Елена Колядина - Призрачные поезда

– Так, пора вздремнуть, – дед сложил газету. – Подъём по зелёным петухам!

Я целовал горячие крепкие губы Хадижат, а когда она на мгновенье отстранилась от моего лица, оказалось, что это парашютистка Евдокия.

XXXII

КОГДА мчишься в грохочущем вагоне под землёй, под повергнутым врагами городом, главное – осознать, решить для себя: едешь из тьмы в тьму или из света в свет? Ну как старая шутка про стакан – тот наполовину пуст или наполовину полон? Ответ зависит от меня и моей личной веры. Сам не заметил, как сделался оптимистом.

Летел в круговерти вспышек, меня мотало и бросало то на раскатывающийся рулон света, то на чугунную гофру тоннеля. Лязг и вспышки прорисовывали чрево кита меж гигантских рёбер. Я уже было подумал, что ведро совсем не волшебная вещь. Но через мгновенье обнаружил себя в битком набитом пассажирами шумном и весёлом вагоне цвета крем-брюле. Ну да, пропуском в бессмертные полки стало дурацкое ведро. На самом деле – замечательное. Первейшая вещь, когда нужно зацепить улетающее прошлое. Кто бы впустил меня на станцию с багром, гвоздодёром, топором, кошкой-якорем или абордажным крюком? А с ведром – пожалуйте-с. Далось мне это ведро! Я зажмурился и снова открыл глаза. Возле меня находился краском, тот самый, которого я видел на платформе в первый свой контакт с героями призрачного поезда! Да, сделай только шаг, и дальше уже судьба понесёт. Рядом именно тот, кто нужен! Красноармеец стоял так тесно ко мне, что я различил запах кожаной портупеи и крепкого одеколона, вроде бы он назывался «Шипр». Его полевая сумка из светло-коричневой кожи упиралась мне в живот. Кажется, она именуется офицерский планшет. Планшет! Сразу вспомнил про комплекты – раздатку из будущего – три набора в полиэтиленовых пакетах лежали в рюкзачке за моей спиной, крепко сжимал его лямку в левой руке.

Бодро, как я полагал, улыбнувшись красноармейцу, принялся стягивать свой мягкий городской рюкзачок, чтобы попытаться вручить военному вещи из будущего как доказательство того, что я действительно прибыл из другой эпохи. Вытащить заплечный мешок оказалось не так просто – меня сжимали пассажиры. Улыбаясь широкой улыбкой советского трудящегося, я, наконец, вытянул лямку, почему-то подозрительно лёгкую, и взглянул на неё. Обрывок старой парусиновой ленты, что-то вроде простроченного куска мешковины или брезента. Я ошалело шарил руками по бокам и спине – рюкзачок исчез! Видимо, на моём лице отразился ужас, потому что красноармеец спросил:

– Ну-ну, хлопчик, потерял чего?

– Да! – выпалил я. – Вернее, нет! Спасибо! То есть, так точно!

Первый контакт состоялся.

Я подумал было, что рюкзачок зацепился за что-то, оборвался и остался лежать на платформе в будущем. В моём настоящем. А, как же раздражают все эти темпоральные сдвиги! Но откуда тогда в моей руке бурый брезентовый ремень вместо чёрной синтетической лямки? Подменили в давке? Привстал на цыпочки, огляделся (хотя – ну и ну! – я был едва ли не самым высоким среди них). Сквозь толпу от меня к дверям быстро протискивался человечек лет тридцати – кепка-шестиклинка и узкие плечи серого пиджака. «Кепка» обернулся, мы встретились глазами. Он угрожающе прищурился и приложил палец к губам – ссс! молчать, коли жить хочешь! В приподнявшейся руке мелькнула чёрная лямка моего рюкзачка.

– Извините! Пардон! – восклицал я, буравясь от торца вагона к дверям.

На мгновение мигнул свет – близится следующая станция. Уйдёт!

– Пропусти! – ревел вор. – Жми, пролетарий! Коммунисты, вперёд!

– Не давите же! Безобразие!

– Ой! – засмеялся знакомый девичий голосок, пахнущий сиренью.

Краем глаза я увидел Лидию и Евдокию.

Тянул руку к серому пиджаку. Двери раскрылись. У-у-у! Мне хотелось завыть. Но на моё счастье, с платформы в вагон ринулась такая плотная толпа пассажиров, что «кепку» внесло назад, почти в мои дружеские объятия.

Я вцепился в свой рюкзак, прикрытый полой серого габардинового пиджака.

– Здорово, жиганчик! – разворачиваясь, нагло хохотнул «кепка». – Откедова приплынул? Сорочка беленькая, сидорок заграничный.

– Здоровей видали, – ответил я, дёрнув рюкзак к себе, и удивился: я точно не знал таких идиом! Наверное, когда-то прочитал в книге, а теперь синхронизировался с дискурсом.

– Мы с милёнком до утра целовались у метра, – нахально, в такт всеобщему веселью, пропел вор, не отпуская рюкзак.

Всё наперекосяк. Спасательная срывается. Почему? Следовало планировать! А что? Как?

– На «Красных воротах» тебя УГРО ждёт. Петруху Аристова уже замели. – Вспомнил газетную заметку про хулиганов, изловленных московским уголовным розыском. Да и пошлейшие ментовские сериалы деда сказались не лишними.

– Какого Петруху? Чё гонишь? – он говорил уже без наглинки, серьёзно.

– А ну выбирай: на шконке у параши сидеть или Родину спасать? – Сборник новелл Варлама Шаламова, так поразивший когда-то, наконец пригодился.

– Ты откель такой приметелился.

– Я из будущего. – Рюкзак наконец оказался у меня в руках. «Кепка» замер. Наши лица были так близко, что я видел бугорок на слизистом крае его века. – В 1942-м году в войне с фашистской Германией ты умрёшь смертью храбрых в штрафном батальоне.

– Я человек нервный, пострадавший от царского тюремного режиму, за такие слова могу и врезать! – загоношился «кепка», не очень уверенно.

– Смотри! – я с треском сорвал липучку с горловины рюкзака, выдернул небольшой наладонный планшет, от прикосновения сразу засветивший экраном, и ткнул его в руку с наколками.

Даже не пришлось открывать фотографии из будущего – один вид плывущих по экрану неоновых рыбок потряс «кепку» настолько, что я мог плести что угодно, хоть про реставрацию монархии или жизнь на Марсе, поверил бы.

Мальчик в пионерском галстуке на голую шею, приоткрыв рот, уставился на плывущих мерцающих рыбок, особенно ясно видимых в полутьме вагона.

– Тебе чего, шкет? Дуй до мамки, – растерянно сказал «кепка».

Скоро станция «Стадион Народов». И всё не по плану! Я должен был установить контакт с красноармейцем, комбригом! Вывести героев из метро в наше смутное время! А вместо того потерял время с вором. И всё по моей вине – прошляпил рюкзак. Но не может быть, невозможно, чтобы из-за тебя… Если сорвётся, нет мне прощения! Останется только навсегда сгинуть в тоннелях, делая стенгазету для Тоннелепроходчиков.

Расталкивая пассажиров, я вскачил на кожаный диван – пришлось задеть кедами подол платья сидевшей женщины, треснулся макушкой о потолок (светильник, поручень?); удерживая сияющий планшет, как икону в крёстном ходе, подался вперед и отчаянно, словно меня хотели вздёрнуть, закричал:

– Товарищи! Послушайте!

Лидия и Евдокия замолкли, краском цепко взглянул и переместил руку наизготовку, словно сжимая невидимую рукоять клинка.

– Война, товарищи!

Резко оборвала треньканье гармошка.

– Я с милёнком Сёмкою прокачусь подзёмкаю!.. – вслед за гармонью в тишине оборвались частушки, что выкликивал в глубине вагона шальной женский голос.

– На нашу Родину напали враги. Войска Еврорейха захватили страну. В Москве армия ландсвера.

Краском пробирался ко мне.

– Спокойно, товарищи. Кулацкий провокатор!

Вот сейчас достанет наган – разговор короток – и к стенке, и планшет с жёваным яблоком не защитит.

На подходе к станции поезд стал тормозить, я качнулся, балансируя со своём помосте, уронил гаджет, улавливая периферией слуха предательский хруст – не в своё время не садись; пытаясь удержаться, вцепился в какой-то выступ. Щелчок, шипение воздуха, словно под нами рассердился дракон. Состав лязгнул, пассажиры повалились.

Разлепляю глаза. Стоп-кран, сорванная проволочная пломба. Красноармеец стиснул моё запястье на болевой приём.

А-а!..

Закричал, рыдая:

– Товарищи! Это правда. Война! Ландсвер уже на Охотном ряду! В Кремле Временное правительство! Спасите Россию!

Свет погас. Девушка взвизгнула. Громко заплакал ребёнок. Обесточенная электричка медленно, словно корабль-призрак, вплывала на станцию «Стадион Народов».

Топографическая деталь – враг не просто у ворот города, а марширует уже по Охотному ряду к Красной площади – почему-то подействовала на красноармейца.

– Всем сохранять спокойствие и порядок! – отпустив меня, раскатисто скомандовал он, когда поезд нехотя остановился. – Выходим без толкотни на перрон! Мужчины, помогаем женщинам и детям!

Поразмыслив мгновенье, с шипеньем раздвинулись двери. Пассажиры, ошарашенные известием о войне, потрясённо, в тревожном молчании выходили из вагона.