Шлак 4.0 - Олег Велесов

делать. Нахера, спрашивается, в открытую переть? Остальных тоже бы перебили, но подошла первая половина. Уложили взрывчатку, выбили дверь и зачистили весь Центр. И у нас и у них потери были серьёзные, но их почти в шесть раз больше. Наши в это время кто на внешке сидел, кто как мы… В общем, если бы мы по полной форме пустошь пугали, то по-любому варанам в спину ударили, и полегли бы как один, глупо и геройски. Вот я и не знаю, хорошо, что мы без оружия были или плохо? — он снова тряхнул головой. — Короче, Гвидон велел затихариться. До темноты просидели у реки, а ночью обошли полигон и рванули в Петлюровку. Гвидон нашёл кого-то из местных, договорился, нас в Нору определили. Пять дней куковали, кто-то даже работу нашёл. Прикинь? А на шестой день вечером пришла команда, типа, надо кого-то со свалки вытащить. Оружия ноль, одежда сам видел. Гвидон дельный командир, добыл где-то платформу, три ружья на восемь человек. Но делать нечего, поехали. По дороге Алису Вячеславовну подобрали и с ней бабёнку какую-то, нюхачку конченную. Она как в угол забилась, так до конца и не вылазила…

Я закусил губу. Получается, Данара всё время была с нами, и даже не подошла ко мне. Впрочем, почему она должна была подойти? Она уже другая. Прав Фломастер: конченная.

— Доехали до конца терриконов, — продолжал штурмовик, — и сухим руслом добрались до тебя. Забрали, привезли сюда. Пока ехали, ставки на тебя делали, выживешь или нет. Не обижайся только, ладно? Не со зла мы. Гвидон сказал, что выживешь, а мы все против. Тебе мусорщики в спину три пули загнали, с такими ранами не выживают. Пусть и заряженный ты был, но всё равно не выживают. Тамара Андреевна, когда пришла, сразу сказала, что операцию ты не переживёшь. А ты пережил, и сейчас вон свеженький какой. Получается, Гвидон выиграл.

Три пули. Я почему-то думал, одну.

— На что хоть спорили?

— Да на что сейчас можно спорить? На щелбаны. Будут у нас лбы трещать.

— Стерпите. Остальные где?

— Кто где. За жильё-то платить полагается. Гном вышибалой в кабаке рядом, Алиса Вячеславовна на кухне. Помыть чё, принести.

Мысль, что Алиса, положенка, дочка Мёрзлого, в занюханном кабаке посуду моет, ради меня, как жена декабриста… Разве не приятно? Значит я для неё больше чем на пару раз.

— А женщина, которая нюхачка?

— Да под нарами где-то сидит. Дикая, боится всех, — Фломастер хмыкнул. — Но сама ничё так. Помыть бы её, причесать, подкрасить, классная бабёнка получится. Проституткой можно пристроить. Я б ей по самые гланды всандалил.

Я вбил кулак ему в нос. Без нанограндов сила не та, да и скорость тоже, но Фломастер всё равно хрюкнул, голова откинулась, из носа струйкой потекла кровь. Однако стенать и плакать не стал. Крепкий парнишка. Вскочил, ударил в ответ. Хорошо ударил, ладонью по уху наотмашь. Меня повело. Руки опустились, одеяло спало. Ждать, когда я приду в норму, Фломастер не стал и, не смотря на рану в ноге, пошёл вперёд, нанося короткие боковые: раз-два, раз-два. Я увернулся, присел, шагнул в сторону, поставил блок. Фломастер не унимался, продолжал бить. Силёнок ему хватало, дыхалки тоже, молодой, здоровый. Дважды неплохо зарядил мне в грудь. Я снова скользнул в бок и ударил левой под рёбра. Он согнулся, раскрылся, и я от души во второй раз приласкал его по носу.

Парнишку крутануло и бросило на нары. Он закашлялся, попытался подняться, я не позволил. Подскочил и кулаком в челюсть поставил точку в поединке.

— Молодец, — услышал я. — Как встал, так и пошёл кулаками махать. Сразу видно: поправился.

В дверях стоял Гвидон, из-за его плеча выглядывала Алиса.

— А он такой, дядя Лёш. Ага. Ему лишь бы подраться. Злая кровь покоя не даёт.

— Проводник, понятно дело. Не зря мы их отлавливали.

Я повернулся к ним. В запарке не сразу вспомнил, что стою голый. Когда вспомнил — твою мать! — резко присел, подобрал одеяло. Алиса засмеялась, Гвидон покачал головой.

— Приведи себя в порядок, боец, — и подошёл к Фломастеру. — Ну а ты как? Тебе-то чего не хватило?

Тот начал бубнить неразборчиво, не отошёл ещё от нокдауна.

Я обмотался одеялом, вернулся к своим нарам. Алиса присела рядом, губы по-прежнему расплывались в улыбке, ситуация казалась ей забавной.

— Зачем ты на него набросился?

— Выпросил.

— Последнее время у тебя часто выпрашивают.

— Фонарь не выпрашивал, — напомнил я ей за безобидного квартиранта. Что ни говори, а его кровь на её руках.

На мой упрёк Алиса лишь пожала плечами.

— Это была необходимость.

— Как выяснилось, не такая уж и необходимая необходимость. В Загон мы попали через задний проход.

— Он бы не дошёл, слаб был.

Какая она всё-таки циничная. Люди для неё не более чем средство достижения цели. Нигилистка, одним словом.

— Ладно, забыли. Одежда моя где?

— Загляни под нары.

Я заглянул. Там стояли берцы, стопочкой лежала одежда: чистая, сухая. Тут же разгрузка, тактический пояс. Стыдливо прикрываясь одеялом, я натянул штаны, обулся. Алиса следила за мной. Улыбка была то ли игривая, то ли издевательская, сложно понять, но в любом случае, меня она смущала.

— Ты могла бы не смотреть?

Алиса провела по губам кончиком языка, словно заигрывая, а вернее, раззадоривая.

— А я могу увидеть что-то новое?

Нового она вряд ли увидит. Что тут вообще может быть нового?

— Дон, — Алиса всплеснула руками, — ты стесняешься. О, Господи! Меня? Или ты боишься, что твоя жена увидит нас вместе? — игривость вдруг исчезла, голос зазвучал жёстко. — Так она не поймёт. Она не помнит тебя. Ты для неё тень, как и все остальные.

Может и тень. Да, скорее всего тень. Но она по-прежнему моя жена. Мы прожили семь лет, и взять вот так всё и выбросить из памяти… Нельзя, невозможно, и невозможно оттолкнуть Алису. Я помню, как она сидела рядом, пока я пластом валялся на нарах не в силах прожевать кусок крапивницы. Она делала это за меня: жевала и вкладывала кашицу в рот, чтобы я жил.

Я надел рубашку, разгрузку, застегнул пояс. Пока натягивал плащ, искал, что ответить, не нашёл. Я люблю Алису, и я люблю Данару, какая бы она ни была. На свалке я хотел оставить её. Смалодушничал. Больше